Вот почему ему так неуютно: все из-за встречи со стратегом и командующим. Они держали себя с ним покровительственно, не скрывая своего пренебрежения – словно Мальвара был третьим игроком в партии, рассчитанной на двоих. Точнее сказать, свысока смотрел Линседд. В отличие от Госа Гэлис Валера пыталась включить Полому в игру. Но от этой мысли киданцу легче не стало. Будь его присутствие действительно необходимо, стратегу не понадобилось бы прилагать для этого такие усилия.
Позади себя Полома услышал чьи-то шаги. Обернувшись, он увидел молодого капрала. Тот остановился перед бывшим префектом и торопливо отсалютовал.
– Чем могу быть вам полезен? – поинтересовался Мальвара. Ему было не по себе от таких церемоний.
– Капитан просил передать вам, что с «Грейлинга» получено сообщение. Командующий Гос Линседд и стратег Гэлис Валера просят, чтобы вы завтра утром присутствовали на встрече, которая состоится на их корабле.
Полома смутился.
– Что, опять?
Капрал заморгал.
– Простите?.. Не понял вас.
Мальвара поморщился.
– Я должен дать какой-то ответ?
– Если вам будет угодно. Любое ваше сообщение мы немедленно передадим на «Грейлинг».
– Попросите их, чтобы за мной прислали лодку.
– Слушаюсь! – выпалил капрал и поспешно удалился. Полома растерянно развел руками.
Неужели он испытывает жалость к самому себе? Может быть, на самом деле все не так уж и плохо? Не выдумал ли он, что с ним дурно обращаются?..
Мальвара покачал головой. Иметь дело с хамилайцами и при этом сохранить самоуважение – не простое дело.

ГЛАВА 13

На одиннадцатый день плавания, едва опустились сумерки, вахтенный на «Англафе» заметил мыс Акстер – самую южную точку острова Каел. Капитан Авьер отправил юнгу известить об этом Мэддина и Кадберна.
Через минуту принц и его Акскевлерен вышли на палубу.
– Хоть какие-нибудь корабли видны? – с нетерпением спросил Мэддин.
– Вижу три мачты, – раздался громкий голос вахтенного. – Но мне никак не разглядеть, что там за мысом… подождите, вот еще четвертая, позади тех трех. О, они только что зажгли огни! Да, я насчитал четыре!..
Из груди Мэддина вырвался вздох облегчения.
– Значит, все уже там.
– Вы выбрали хорошие суда, ваше высочество, – обратился к нему капитан Авьер. – Я даже не сомневался, что все они доберутся до цели.
– Сомневаться – это прерогатива командующего, – бросил в ответ Мэддин. Кадберн укоризненно посмотрел на него и нахмурился.
– Но я рад, что оправдал ваше доверие, – добавил принц, поняв свою оплошность.
– Когда мы подойдем к ним? – спросил Мэддин.
– С той стороны мыса Акстер довольно мелко, а еще там есть рифы. Мы присоединимся к остальным утром, если ваше высочество это устроит.
– Это было бы замечательно, – сказал принц. – Сколько времени уйдет у нас на то, чтобы пополнить запасы воды и продовольствия?
Авьер пожал плечами.
– Зависит от того, как быстро мои люди смогут поймать несколько коз и пристрелить пару тюленей, а также найти родник с чистой водой. Потребуется, пожалуй, дня два. Если бы вы позволили нам войти в один из портов, а не бросать якорь в дикой южной части острова…
– Исключено, – резко ответил Мэддин. – В этом случае ривальдийские шпионы узнают о нашем прибытии намного раньше, чем того хотелось бы мне или императрице.
Авьер больше ничего не сказал. Он отсалютовал и вернулся к своим обязанностям.
Принц еще долго стоял на палубе, глядя на берег Каела, который освещали лучи заходящего солнца.
Сейчас перспектива встречи с руководителями экспедиции начинала слегка угнетать его. Как, например, он объяснит, что случилось с его красавицей Алвей? Нет, поправил себя Мэддин, не что случилось, а почему.
Трудность заключалась в том, что он сам еще не понимал, что именно стало причиной трагедии. Наверняка за всем этим стоит Юнара. Но в более широком смысле осознание бессмысленности смерти Алвей, смерти их сына казалось ему чем-то вроде неотвратимой болезни, которая обязательно настигнет его, как только пройдет первая боль утраты. Однако принца изгнали из двора императрицы, изгнали с континента, из империи – так почему же Юнара все еще желает отомстить ему?
Чувство долга помогало Мэддину сохранить мужество и самообладание после той ночи, когда была злодейски убита Алвей. Он делал все возможное, чтобы сосредоточивать внимание на какой-нибудь насущной задаче. Кадберн оказывал ему неоценимую помощь: всегда находился рядом, разделяя с принцем его невыразимую скорбь. И все-таки, несмотря на всю свою решительность, несмотря на все то, что мог сделать Избранный, ночи стали для Мэддина самым тяжелым временем. Каждую раз он просыпался в тревоге, в холодном поту, словно кто-то настойчиво будил его. Принц одевался, поднимался на палубу и шел к корме, глядя на море, вслушиваясь, ожидая…
Мэддин сам не знал, чего он ждал. Знака, откровения, призрака, прозрения или обычного забвения – чего-то, что снизойдет с темных небес и лишит его жизни, навсегда утратившей смысл. Ему хотелось услышать принесенный далеким ветром голос Алвей, почувствовать ее присутствие на корабле, но ничего подобного не происходило. Возлюбленная исчезла из его жизни, будто ее вообще никогда не существовало, словно память о ней была всего лишь ложным эхом, обрывком кошмарного лихорадочного сна.
Принца терзали печаль и гнев; ему казалось, что оба этих чувства тесно связаны друг с другом и могут легко переходить одно в другое. Было лишь одно-единственное различие: Мэддин инстинктивно верил, что со временем печаль отпустит его – как уходила печаль по тем, кого он когда-то любил и потерял навеки. А вот гнев останется навсегда. Подобно горящему углю, он до конца жизни будет жечь его сердце.
По ночам, когда окружающая тьма проникала в сердце Мэддина, принц обещал себе, что, как только колония будет основана, станет самодостаточной и в его присутствии там больше не будет необходимости, он вернется в Омеральт и вышибет Юнаре мозги, разбив ей голову о стекло птичника. Иногда Мэддину казалось, что его гнев настолько силен, что способен, подобно Сефиду, лишить Юнару сил.
Затем наступал день, и его фантазии исчезали, словно туман в утренних лучах солнца. Все, что оставалось для принца в будущем, кроме печали и гнева, – это Кидан, и потому колония стала центром его существования. Он отомстит своей семье, основав могущественный город вдали от Омеральта. В один прекрасный день Кидан избавится от власти чужеземного правительства. Однажды Кидан плюнет в лицо империи, пусть даже это случится в отдаленном будущем, когда самого Мэддина уже не будет в живых.
Он сделает все, что в его силах, чтобы этот день все-таки наступил.
Рассуждая так, принц иногда приходил к выводу, что его жизнь, возможно, когда-нибудь вновь обретет смысл.
– Пора идти вниз, – сказал Кадберн, прервав размышления принца. – Становится холодно.
– Холод мне нипочем, друг мой, – сказал Мэддин. – Если Полома сказал правду, то в Кидане будет значительно теплее.
Избранный пожал плечами.
– Значит, тогда можно немного и померзнуть.
На следующее утро, когда «Англаф» присоединился к остальным кораблям экспедиции, небо было темным от туч. Надвигался шторм.
С запада налетел свирепый ветер – влажный пассат, как назвал его Авьер. Пять кораблей двигались рядом к бухте с высокими обрывистыми берегами – это была единственная защита в случае шторма. За небольшим мысом нельзя укрыться от бури, и уж тем более – спрятаться от стены проливного дождя, который вскоре обрушился с небес. Вахтенному – как и любому, кто по глупости своей оказался на палубе – корабли казались серыми призраками, покачивающимися на высоко вздымающихся волнах.
Авьер посоветовал Мэддину подождать, пока не стихнет буря, и только потом отправляться на встречу со своими офицерами. Если в такую погоду шлюпка перевернется, то упавшие в воду люди в считанные мгновения найдут смерть в морской пучине.
Принцу хватило ума послушаться мудрого совета. Вместе с Кадберном он спрятался в трюме, прислушиваясь к тому, как дождь неумолчно барабанит о корпус корабля. Судно стояло на одном якоре, и потому сопротивление волнам и ветру было минимальным. «Англаф» раскачивался из стороны в сторону, как пьянчужка, бредущий по шаткому мосту. Мэддину и Кадберну пришлось не раз воспользоваться ведерком, чтобы вывернуть туда содержимое своих желудков.
В каюту заглянул радостно улыбающийся Авьер. С его клеенчатой накидки ручейками стекала вода.
– Ждать осталось недолго, ваше высочество! – бодро крикнул он. – Еще насколько часов, и буря уляжется. Обычно здесь так все и происходит.
– Если, конечно, мы протянем эти несколько часов, – простонал Мэддин, обращаясь к своему Избранному.
Но капитан оказался прав: к середине дня западная часть неба расчистилась. Буря ушла на восток, унося с собой дождь. Ветер утих чуть позже, но к этому времени почти все люди выбрались наверх подышать свежим воздухом. На мачтах и парусах сверкали капли воды; казалось, будто снасти опутаны тончайшими хрустальными нитями.
Мэддин стоял на корме, глядя вдаль.
– Я сейчас спущу на воду вашу шлюпку, ваше высочество, – сказал ему Авьер. – Или, если хотите, дам знать стратегу и командующему, чтобы они прибыли сюда.
– Никаких претензий ни к вам, капитан, ни к вашему кораблю у нас нет, но мне бы очень хотелось ненадолго покинуть его. Кстати, я вовсе не удивлюсь, если у моих офицеров на других судах возникло точно такое желание. Я вижу небольшой заливчик в изгибе бухты. Подайте им сигнал, чтобы они шли туда. В любом случае, если не ошибаюсь, вы собирались отправиться на берег, чтобы пополнить запасы продовольствия и воды.
Через некоторое время Мэддин и Кадберн уже сидели в шлюпке, плывшей в направлении узкой полоски берега в форме полумесяца, усыпанной мелким белым песком и поросшей высокими хвойными деревьями.
Матросы выпрыгнули из лодки, чтобы подтащить ее вместе с принцем как можно ближе к берегу. Каково же было их удивление, когда Мэддин и Кадберн последовали их примеру и вскоре, толкая лодку, зашагали вместе с ними по пояс в воде.
Шлюпку вытащили на песок. Несколько матросов отправились охотиться на диких коз и тюленей. Другие взяли пустые бочки, чтобы набрать в них пресной воды.
Мэддин остался стоять у кромки прибоя, устремив взгляд на море. Он видел, как две другие шлюпки приближаются к берегу; длинные весла то грациозно ныряли в воду, то, подобно крыльям альбатроса, резко взмывали ввысь.
– Мы будем ждать их здесь? – спросил Кадберн.
Принц огляделся по сторонам.
– Нет, – сказал он и показал на поросшую травой поляну между хвойными деревьями. – Я буду ждать вон там. Ты приведешь их ко мне.
– Вы хотите, чтобы я сказал им?..
Мэддин глубоко вздохнул.
– Нет. Это сделаю я сам.
– А если они спросят? – настаивал Кадберн.
– Ничего им не говори.
Кадберн кивнул.
Заложив руки за спину и задумчиво склонив голову, Мэддин зашагал в сторону поляны. Он все пытался решить, как преподнести остальным участникам экспедиции печальную новость, как справиться с их ужасом, а главное, чего он опасался больше всего, – с их сочувствием. На «Англафе» соболезнований высказали более чем достаточно: в них можно было просто утонуть.
Вскоре послышался скрип песка: на берег вытаскивали шлюпки. Мэддин расправил плечи, тронул эфес меча и поднял глаза.
В следующее мгновение он увидел идущего к нему Кадберна. Следом шли еще четверо: невысокий Полома Мальвара, серьезный и сосредоточенный; Гос Линседд, ростом ненамного выше киданского префекта, но даже с расстояния было видно, что он полон энергии, словно сжатая пружина; Гэлис Валера – уверенная в себе, стройная и подтянутая. Кто же четвертый? Мэддин прищурился. Ах да, Китайра Альбин, грамматист. Интересно, зачем она сюда пожаловала? Насколько помнил принц, грамматист не входила в число советников.
Она не хочет ни на минуту разлучаться с Гэлис, сказал он себе. Ты сам знаешь… ты знал… что это такое.
Неожиданно Мэддин подумал: а почему бы этой ученой даме не стать одним из его главных советников? Она умна, хорошо образована… даже если и не умеет обращаться с магией, то хотя бы разбирается в ней. Надо обязательно поговорить об этом с Кадберном и Поломой. Между прочим, он сам на месте Китайры поступил бы точно так же – то есть мог счесть за оскорбление, если бы его не включили в состав этой группы.
Четверо подошли ближе и остановились перед принцем, выжидающе глядя на Мэддина. Чего же они ждут? Чего хотят? Поприветствовать его? Что ж, возможно. Но, наверное, они желают не только этого. Предвкушают грядущие приключения, с надеждой ожидают загадочное будущее, которое с каждым днем становится все ближе и ближе.
– Друзья мои, – произнес Мэддин и тут же понял, что следует сказать дальше. Не мешкая, он продолжил: – Я не нахожу слов, чтобы выразить мое удовольствие от встречи с вами на этой земле, откуда рукой подать до цели нашего путешествия, до нашего нового дома. Но есть и печаль в моем сердце, ибо я с прискорбием должен сообщить вам, что одна из нас никогда не закончит эту дорогу.

Ближе к обеду Розалла вновь начала стонать.
Эриот, сидя на палубе, держала ее на руках, осторожно покачивая. Пожилая женщина так и не пришла в сознание после того, как порывом сильного ветра ее ударило о борт корабля. Во время шторма Эриот поднялась на ноги лишь на мгновение, чтобы унять судорогу в икре. Когда же качка улеглась, а крики несчастных колонистов стихли, девушка увидела, что Розалла лежит на палубе, и у нее из носа сочится кровь.
– Все будет хорошо, – сказала ей Эриот и крепче прижала к себе, словно тепло ее тела могло привести несчастную в чувство.
Веки Розаллы затрепетали. Из ушей хлынула кровь. Она сделала глубокий вдох, затем слабо, еле слышно выдохнула.
Эриот отпустила Розаллу и быстро встала. Тело пожилой женщины безжизненно лежало на палубе, словно куча старых тряпок.
Эриот стояла и смотрела на несчастную, не в силах отвести взгляда. Ей вспомнилось, что отец после смерти лежал точно так же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58