В университете даже имелся факультет для грамматистов – дилетантов в области Сефида, на которых Кевлерены когда-то смотрели как на гипотетических соперников, а теперь считали потенциальными помощниками в деле управления империей.
В Омеральтском университете Китайру признали лучшим грамматистом из всех, кто когда-либо здесь работал. Многие завидовали девушке, в то же время отдавая дань ее таланту. Теперь же Китайра была готова покинуть университет ради должности официального грамматиста в далекой заморской колонии…
В сотый раз Гэлис спросила себя: что подвигло ее подругу на этот шаг? Китайра не ладила с университетским начальством, и особенности с канцлером, но даже он с сожалением признал ее право отправиться в экспедицию. Гэлис поступила бы точно так же, будь она моложе – и в самом деле, она некогда так и поступила, отправившись на границу, – однако интеллектуалка Китайра, несмотря на свою готовность бросить вызов условностям, не отличалась особой храбростью. Она боится даже насекомых, напомнила себе Гэлис. Позапрошлой ночью Китайра просила ее убрать жука со стены спальни…
– Я их с детства боюсь, – призналась девушка, виновато пожав плечами. – Наверное, все из-за того, что у них слишком много ног…
Вспомнив об этом, Гэлис улыбнулась. Похоже, если ты любишь, то начинаешь с нежностью относиться даже к слабостям близкого человека.
Когда Китайра пыталась объяснить Гэлис причину, по которой она захотела покинуть университет, в ее речи звучали такие слова, как «страх» и «клаустрофобия». Девушке-грамматисту казалось, что ей не хватает воздуха, что она похоронена под тяжким бременем преподавательских проблем и городской жизни. Ей хотелось простора и бескрайних горизонтов; она надеялась, что жизнь в колонии предоставит ей такую возможность. Стратег отчасти понимала и соглашалась со всем этим и все же ощущала нешуточное беспокойство по поводу реакции Китайры на то, что колония будет основана в Новой Земле, а не на острове Каел. В ответ на прямой вопрос Гэлис Китайра призналась, что заподозрила это еще с самого начала, после разговора с канцлером.
– Тогда почему же ты позволила мне отправиться на аудиенцию к принцу, если чувствовала, что колония будет основана неизвестно где?
Китайра виновато опустила глаза.
– Я хотела сказать тебе, но боялась, что ты откажешься поехать туда, если узнаешь, что цель экспедиции – Новая Земля. Следовало подождать и точно выяснить, возьмут нас или нет…
– С какой стати ты решила, что я передумаю, узнав об этом?
– Нет никаких сомнений в том, что военный конфликт Хамилая с Ривальдом состоится. – Китайра на мгновение замолчала, а затем продолжила, глядя в сторону: – Я имею в виду, после всего того, что ты пережила на границе…
Прежде чем подруга успела еще что-либо сказать, Гэлис выбежала из комнаты.
Чуть позже раскаяние Китайры заставило Гэлис с легким сердцем простить ее, но случившееся стало их первой размолвкой, первым разладом в, как казалось, идеальных взаимоотношениях. Это напомнило стратегу о том, что ничто в мире не совершенно.
Колокола зазвонили вновь. Гэлис задумчиво смотрела на студентов и преподавателей, возвращавшихся в аудитории.
Солнце уже стояло прямо над головой. Далеко на западе над Вардарскими горами висели тучи; небо над ними было серым от пелены дождя. Если западный ветер не разгонит облака, то после обеда ливень обрушится и на Омеральт.
Впрочем, хороший дождь не помешает. С высоты своего наблюдательного пункта Гэлис видела, что улицы и здания выглядят неухоженными и запущенными. Ливень смоет грязь и вернет Омеральту сверкающую улыбку.
Гэлис вспомнила, как она, новоиспеченный стратег, в двадцать один год покинула родной город, отправившись к границе. Ей пришлось целый день ехать по нагорью в южном направлении, но так и не удалось приблизиться к его краю. Когда солнце стало опускаться за линию гор, девушка оглянулась на город, сияющий подобно драгоценному камню. Помнится, она тогда расплакалась; сейчас от этого воспоминания ее сердце наполнилось печалью, ведь через несколько месяцев ей предстоит вновь покинуть город – возможно, навсегда.
Гэлис сердито приказала себе отбросить сентиментальность. Пусть в ее будущем и не будет Омеральта, но кто знает, какие неведомые чудеса ждут в Новой Земле. Заморский континент практически не был изучен. До стратега доходили лишь не слишком достоверные истории, откровенные мифы и полные невероятных преувеличений байки торговцев и моряков. Флотские офицеры, побывавшие в тех краях, рассказывали о тамошних людях, животных и растениях, однако никто так и не удосужился запомнить или написать их названия. Новая Земля представляла для империи пока еще неясную ценность; она обещала новые возможности, но в равной степени предполагала и новые опасности.
Гэлис похлопала по белому камню башни, которая прочностью и надежностью напоминала такую же прочную и столь же надежную Хамилайскую империю.
В Омеральте в жизни Гэлис мало что менялось. Однако предстоящее путешествие определит всю ее последующую судьбу. Каждый день станет преподносить нечто неожиданное, чудесное. И Гэлис посчастливится начать в том далеком краю новую жизнь, которую вместе с ней разделит ее возлюбленная Китайра.
Как раз в этот момент стратег увидела свою подругу посреди почти пустого дворика – Китайра оживленно разговаривала с канцлером Малусом Майкомом. По ее виду Гэлис предположила, что грамматист чем-то рассержена.
Гос Линседд понимал, что он ничем не командует, разве что письменным столом, за которым сидит, однако сегодня даже это утверждение казалось спорным. Перед ним лежали кипы бумаг, которые напоминали неприступные горные вершины, грозящие неминуемым оползнем.
«Все, что тебе нужно сделать, – лишь прочитать и подписать», – сказал он себе, решительно заточил новое гусиное перо, обмакнул в чернила и вытащил первый лист.
– Отчет из казарм Аджайзер, – пробормотал Гос, читая заголовок.
Он заметил, что многие люди, обучившиеся грамоте во взрослом возрасте, часто проговаривают слова вслух, когда читают. Краем глаза Линседд заметил Родера, знакомого клерка, – тот надменно поджал губы, словно манера чтения Госа вызвала у него неудовольствие. По крайней мере в этой работе есть хоть какие-то преимущества, подумал Линседд и снова уткнулся в бумагу.
– «Включая запрос, прилагаемый к данному письму: кожа для сапог, точильные камни…»
За окном пели птицы.
– «… ремни и каолин…»
Ветер, скорее всего западный, ударил в стены военного ведомства. Гос поднял глаза и увидел, что через верхний ряд окон струится солнечный свет.
«Смотри только на бумаги», – приказал он себе.
– «… и прочие запросы…»
Линседд с раздражением отбросил лист. Забавное словосочетание – «запрос на запросы». Утомленный бюрократическим идиотизмом, Гос не мог читать дальше. Его охватило отчаяние; он почувствовал себя связанным по рукам и ногам. Захотелось сбросить с ног сапоги и расстегнуть мундир. Захотелось выбежать на улицу. Захотелось…
Линседд резко встал, грохнув стулом. Родер неодобрительно посмотрел на него. Гос ответил злым взглядом и вышел из кабинета.
Другие клерки глядели ему вслед – кое-кто даже с нескрываемой завистью.
Линседд вышел в большой зал. Скульптурные изображения героев прошлого весьма неприветливо взирали на него. Шаги Госа эхом отдавались от мраморного пола. Завидев офицера, стражники взяли на караул.
Он вышел во внешний двор, где возвышалась огромная конная статуя императора Ричера. Один из старших офицеров изумленно посмотрел на Госа, когда тот прошел мимо и не поприветствовал его согласно уставу. Теперь Линседд находился на территории дворца; подойдя к западной стене, он перелез через нее, остановился и глубоко вздохнул.
«Что я здесь делаю?» – спросил он себя. Вернулось чувство отчаяния, усугубившееся тем, что выхода из этой ситуации Гос себе не представлял. Он мог быть командиром в экспедиции Мэддина. Мог стать свободным от военного ведомства, свободным от Родера и всех прочих чиновников, свободным от бланков запросов на запросы и вышестоящего начальства, которое вряд ли за свою жизнь убило кого-то крупнее таракана или оседлало кого-нибудь, кроме дешевой потаскухи.
Тем не менее…
Линседд стукнул себя кулаком по лбу. Тем не менее – что?..
И тем не менее Мэддин, вероятно, думал, что Гос с радостью примет его предложение, надеялся, что все может быть так же, как и раньше, когда он отдавал приказы, а Гос беспрекословно ему повиновался. С тех пор Линседду уже доводилось командовать самому. Он стал офицером, нередко водил солдат в бой, нес ответственность за их жизни. Гос отвык всецело находиться в распоряжении Кевлеренов.
«Прошло двенадцать лет, мой генерал. За двенадцать лет многое изменилось. Я тоже изменился».
Гос глубоко вздохнул и задумался. Целиком изменилась империя. Мы больше не воюем, но пересекаем незримые границы и берем измором города и деревни. То же самое делает и Ривальд. Впрочем, все лучше, чем протирать штаны за письменным столом с пером в руке вместо меча, копья или огнестрела.
«Однако Мэддин предлагает мне кое-что еще более интересное», – подумал Гос, чувствуя себя полным идиотом из-за того, что сразу не принял предложение принца. Конечно, ему хотелось вырваться из проклятого военного ведомства; просто он не собирался бежать оттуда сломя голову только потому, что об этом попросил его прежний господин. Кроме того, утаивание принцем важных сведений оставило в душе Линседда неприятный осадок. Когда они были молоды и плечом к плечу сражались с врагом, между ними не существовало никаких секретов. Сейчас же, несмотря на заверения Кадберна, Гос не мог избавиться от ощущения, что Мэддин не доверяет ему и отказывается посвящать его в свои тайны.
«Уж не потому ли, – подумал Линседд, – что принц понял: я знаю, из-за чего вся эта секретность». Существовало лишь одно место, которое требовало присутствия военачальника со способностями Мэддина, такого количества солдат и такого человека, как Полома Мальвара, – Новая Земля. Госу вспомнились ходившие в военном ведомстве слухи по поводу принца из далекого города, вынужденного покинуть родину из-за интриг предателей-соотечественников и вторжения ривальдийцев.
И все же Гос не доверял Мэддину. Их взаимоотношения изменились. Он стал офицером самостоятельно, без протекции принца, получив звание исключительно благодаря собственным заслугам.
Гос невесело рассмеялся. Благодаря собственным заслугам угодил в военное ведомство, прямо за канцелярский стол… Принять предложение принца – все равно что навсегда отказаться от карьеры боевого офицера. Линседд получал одно звание за другим, опережая на карьерной лестнице многих аристократов. Ради высокого звания он покинул границу, потеряв возможность дальнейшего продвижения по военной службе. Ему не раз доводилось слышать рассказы о том, что такие вещи случались с другими офицерами незнатного происхождения, но Гос не верил, что подобное произойдет именно с ним.
Сумеет ли он отклонить просьбу Мэддина Кевлерена? По крайней мере надо проявить решительность и независимость. Возможно – всего лишь возможно! – он найдет способ сам распоряжаться своей судьбой в Новой Земле – если, конечно, там будет, чем распоряжаться.
Гос вздохнул и, по-прежнему обуреваемый сомнениями, зашагал обратно к привычной кипе бумаг.
– Я знаю, что мне уже много лет, господа, – сказал плотник, лысый круглолицый старик с крупным носом. – Но если в такой экспедиции возникнут непредвиденные обстоятельства, то даже человек почтенного возраста, знающий тонкости своего ремесла, сможет принести немалую пользу.
Он говорил очень грамотно, что было необычно для людей его профессии и никак не вязалось с грубым акцентом. Полома Мальнара догадался, что старика кто-то обучил правильной речи – сын или дочь, которые получили образование, или кто-то из друзей или соседей. Бывший префект понял, что подобное усилие со стороны плотника вызывает к нему симпатию, хотя и не может компенсировать его преклонный возраст.
Со своего места в темном конце коридора он посмотрел на трех чиновников, беседующих с претендентами на участие в экспедиции. Похоже, все трое порядком утомились, и поэтому никто из них не удостоил старика одобрительной улыбкой.
– Например? – спросил один из чиновников.
– Простите, я вас не понял.
– Можете привести нам пример непредвиденных обстоятельств, в которых плотник может оказать помощь?
Старик на мгновение растерялся. Он нахмурил лоб, пытаясь найти ответ, потом открыл рот, но слова как будто застряли у него в горле.
– Белвит! Отвечайте! – поторопил его чиновник, заглянув в лежащие перед ним листы, чтобы узнать имя старика.
– Если корабль сядет на мель, – внезапно нашелся плотник, – то нужно будет подготовить древесину для починки, однако вначале она должна пропитаться водой, на что уйдет три лунных цикла. Если не сделать этого, доски станут гнить, и палуба начнет прогибаться под ногами. А это, уверяю вас, очень неприятно. Еще понадобится верфь для строительства, время для просушки древесины…
По всей видимости, он остался доволен своим ответом, и Полома не мог не порадоваться за него.
– Хорошо, – ответил чиновник. – Спасибо за то, что пришли, Белвит. Мы сообщим вам о своем решении.
Плотник встал; казалось, он не знал, что делать дальше. Потом старик нервно улыбнулся беззубым ртом, провел рукой по лбу, словно откидывая с глаз несуществующую прядь волос, и покинул комнату.
Пока трое чиновников совещались друг с другом, Полома, медленно выводя малознакомые хамилайские буквы, написал слово «да» рядом с именем плотника в своем блокноте. Ну и трудный же у них язык, подумал бывший префект. Зачем они используют так много точек и тире? Поскольку он должен был предоставить Мэддину отчет о проведении собеседования, то не мог воспользоваться своим родным языком.
Да, хотя плотник Белвит и стар, он страстно желает принять участие в экспедиции;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58