У него где-то там, внутри, нечто вроде ледышки, которая дышит холодом.
— Ну, дорогие школьные друзья, — спрашивает Кийр. о чем таком хорошеньком вы беседуете?
— Да так, разговариваем с Тали о том, до чего славно жить летом в деревне! Словно на руках у Бога, тут должны бы улетучиваться все дурные помыслы и все мелочные уловки, у кого они есть.
— Да, сущая правда, — поспешно подтверждает Георг Аадниель. — Вы вот наслаждаетесь природой, а у тех двоих там, впереди, только одна торговля на уме! Природа и их глазах не стоит и трех копеек. Никак не пойму, что они за люди? Добро бы еще были какие-никакие, но дельцы! У Киппеля, этого мешочника, рвань — спереди, рвань — сзади да носогрейка в зубах — вот и все его обзаведение, все имущество.
— Но у него весьма приличные бахилы, — высказывает свое мнение Леста.
— Ха, может, и так! Но ссужать ему деньги под одни 6ахилы — это по меньшей мере рискованно. Я бы никак не стал этого делать.
— Кто же ссужает?
— Ты и Тали, насколько я понял из их разговора.
— Ах вот что. Ну и как, продашь ты свой Пихлака Паавелю?
— Гм, а на какие шиши он купит? Деньги, которые он получил от меня за этот самый Пихлака, уже давно профуканы, он голый, как пуговица.
— Но к осени положение может измениться.
— С чего это оно изменится? Спустить денежки может каждый, а вот заработать снова — на это способен далеко не всякий.
В то же время между Киппелем и отставным капитаном происходит разговор совершенно иного рода.
— Знаете ли, господин Паавель, почему Кийр сейчас от нас отделился?
— Точно не знаю, но… у него там школьные друзья и…
— Друзья друзьями, однако главная причина в другом. Скоро мы пойдем по лесной пильбастеской дороге, мимо деревни Пильбасте, а у него, голубчика, с этим местом связаны довольно кислые воспоминания. Он боится, что я напомню ему об этом.
— Понимаю, вы о том фарсе, который он разыграл с пильбастеским поселенцем? Эпилогом же, по слухам, должен быть суд, о чем нам не далее, как сегодня, поведал Март, прежний пихлакаский батрак. Кийр может еще и за решетку угодить.
— Это так, но здесь еще и до этой истории происходили довольно странные вещи. Точнехонько в тот день, когда мы впервые попали в Пихлака. Вы как раз возвращались из Паунвере, с мельницы.
— Помню, конечно, как не помнить.
— Да, что было, то было, но оставим это, лучше поговорим о чем-нибудь более серьезном, хотя бы о том, с чего это вы так вдруг пришли к мысли купить хутор? Мы ведь собирались объединиться и открыть торговлю. Собственно говоря, мы уже и образовали товарищество, не правда ли?
— Совершеннейшая правда, господин Киппель, но как было не позондировать почву, когда я увидел, что Кийр хозяйство Пихлака заваливает? С другой стороны, если посмотреть на дело вполне серьезно, возникает вопрос: какой же из меня торговец и делец? Вот если бы мы завели корчму, но для более деликатной торговли модными вещами и галантереей… Ну представьте себе, господин Киппель, что за прилавком стоит чурбан вроде меня… мужчина, правда, здоровенный что твой бык, но по сути своей — простак простаком. Зайдут изысканные дамы и господа… Я уже одним своим видом отпугну их.
— Ах, господин капитан, вы просто ищете оправдание чтобы от меня избавиться! Да-да! Ведь я все вижу и понимаю. Но до чего же верно вы в тот раз изволили заметить по поводу своего характера — это было назавтра после того дня, как вы ездили на мельницу…
— И что же именно я заметил?
— Сказали, что у вас каждые пять минут шесть раз меняется настроение. Теперь я вижу, что это и вправду так испытываю это на своей собственной шкуре.
— Господин Киппель! — восклицает капитан с загоревшимся взором. — Не думаете же вы, будто я хочу вас подвести? Ради всего святого! Делайте свои займы у господ Лесты и Тали, а также у Тоотса — я стану лишь поддерживать вас по мере своих сил; я готов ставить свою подпись… сделаю все возможное и не захочу взять ни цента в свою пользу. Если мое достаточно дерзкое намерение пройдет, то есть, если оно осуществится тогда я тоже смогу вам помочь. Только, Боже упаси! не останавливайтесь на полпути из-за меня! Если же мой план сорвется, то весьма возможно, я с какой-нибудь суммой денег все-таки прибьюсь к вам, словно пес у которого нет хозяина. Понимаете ли вы меня, господин Киппель?
— Понимаю, — Киппель протягивает капитану руку. — И одновременно осознаю, что слова мои на ваш счет были несправедливы. Простите!
— Вот и прекрасно! — капитан принимает предложенную ему сигару. — Присядем ненадолго на край канавы, передохнем.
— Именно это я и собирался сейчас предложить. Киппель издал сдержанный смешок. — Посидим, подождем остальных господ. Кстати, вот оно — Пильбасте. Здесь будет приятно вместе с дядюшкой Кийром освежить некоторые старые воспоминания. Он вечно подкусывал меня из-за моего заплечного мешка, дай-ка и я подкушу немного его самого. Нет, я вовсе не затаил против Кийра злобу или еще чего в этом духе; пусть это будут просто… маленькие уколы ради времяпрепровождения.
— Просим присаживаться! — зовет Паавель приближающихся спутников, при этом он расстегивает пуговицы на своем френче и смахивает со лба пот. — Тут отель-ресторан «Пильбасте». Узнаете ли вы еще это дорогое для вас местечко, господин Кийр?
— Небось, узнает, — подхватывает Киппель. — Он побывал тут когда-то в роли доброго покупателя.
— Доброго покупателя? — Пихлакаский хозяин останавливается на краю канавы, и лицо его принимает такое выражение, будто он выпил чернил. — Что вы хотите этим сказать, господин Киппель?
— Разве же вы не помните, как нас тут, в одном из домов, приняли? Фамилию хозяина я запамятовал, но имя бойкой хозяйки — Линда. Лихая бабенка! Интересно, где она теперь, после смерти мужа?
— Не стройте иллюзий, господин Киппель, она снова замужем.
— Конечно, это не моего ума дело, но объясните же, наконец, какого рожна вам недоставало, что вы этого несчастного человека догола раздели? Правда, он был по отношению к нам несколько невежлив, но как вы с ним обошлись — это все же чересчур.
— Все было вовсе не так, как раструбил по всей округе Тыниссон. Тыниссон — пустомеля.
— Ничего подобного! — рявкает Паавель. — Тыниссон самый золотой человек из всех, кого я когда-либо встречал: доблестный муж, как в повседневной жизни, так и на войне.
— Чертово брюхо жирное! От обжорства у него даже мозги заплыли салом, сам не знает, что говорит и что есть на самом деле.
— Гм! — капитан мотает головой. — Слова, которые вы говорите о моем фронтовом друге — тяжелые слова. Вообще, послушав вас, можно подумать, будто вы никогда не имели дела с порядочными людьми. Отчего это происходит? Здорова ли ваша печень? Может, у вас камни в желчном пузыре? Или же у вас обнаружился bandvurm, то бишь солитер? Допустим, что налицо все три недуга — в случае очень полезно время от времени принять добрую рюмку алкоголя. Что вы на этот счет думаете, господин профессор Киппель?
— Oalrait!
— отзывается предприниматель и берется за свой заплечный мешок. — Если бы господин Кийр только людей ненавидел!.. А то для него даже мой рюкзак — как соринка в глазу. Ну да, всеконечно! Но рюкзаку этому цены нет, мы должны быть ему премного благодарны.
— Совершеннейшая правда! — восклицает капитан. — Так сомкнемте же наши ряды, мои господа, подсядем поближе друг к другу, как и положено старым друзьям и добрым соседям! У меня сегодня такое хорошее настроение, словно в ладошку мне птичка какнула. И все время не оставляет предчувствие, будто меня сегодня еще ждет нечто такое, что возвысит мой дух.
— А как же! — ворчит Кийр. — Бутылка в твоих руках пока что непочата.
— Нет, дело тут не только в бутылке, должно, должно существовать еще что-то другое. Время проходит, но счастье не переводится. Выпьем! Пусть живет! Пусть живет Паунвере и все добрые духи, охраняющие эту милую обитель!
Бутылка весело ходит по кругу… то против солнца, то по солнцу, и никто не замечает, что Киппель уже давненько исчез. Это обнаруживается лишь, когда он выходит из лесу, в руке у него — только что вырезанная дорожная палка.
Куда это он ходил, спрашивают его.
— Зашел немного поглубже в лес, — объясняет Киппель. — срезал эту палку. Но второй раз я туда не пойду, во всяком случае, в одиночку.
— Ну, что же там такое? Волк, что ли? Медведь?
— Нет, нет. Там бродит какой-то голый человек Сплошной скелет, борода — обвисла, волосы — всклокочены. Брр! «Что ты тут делаешь?» — спросил я. — «Мне холодно», — ответил он и передернул плечами, да так, что все его кости загремели. Брр!
— Ог-го-о! Ну и ну! Кто же это был?
— Не знаю. Только уж очень смахивал на того пильбастеского поселенца, о котором у нас как раз перед этим разговор шел. Так ли, нет ли, но один я в этот лес больше не ходок ни ночью, ни днем. Прошу, позвольте мне разочек глотнуть, — что-то не по себе.
— Да-а, да-а, — Паавель протягивает торговцу бутылку, — небось от подобных встреч здоровья не прибавится. И не странно ли — сейчас, средь бела дня?! Да и то сказать, здешний лес — густой, и там, в глубине, хоть день, хоть ночь — все едино.
— А ч-что, вы рассказу Киппеля к впрямь верите или к-как? — спрашивает Кийр, губы его дергаются.
— Отчего же не верить, — капитан подмигивает Киппелю, — если пожилой человек говорит.
— Слышишь, Арно, — Леста толкает школьного друга в бок, — все это уже начинает смахивать на те самые тоотсовские проделки, которые Лутс описывает.
— А чего же проще, — Киппель протягивает капитану трубку и достает вторую — для себя, — вы, господин Кийр, подите в лес и срежьте себе такую же палку, как у меня. Очень возможно, что он… тот самый господин… и вам тоже покажется — до кого же еще у него может быть больше дела, чем до вас. Ему холодно, как он сказал. Подите прикройте его!
— Оставьте меня в покое! — Кийр нервничает, втягивает голову в плечи. — Идите, поскачите у него на спине, если желаете, только перестаньте терзать мою душу!
А в душе Арно Тали, когда путники продолжают свой путь к хутору Юлесоо, устанавливается такой покой, такая тихая радость, каких он уже давным-давно не испытывал.
— Ну и хороша же тут лесная дорога! — произносит он с воодушевлением. — Этот смолистый воздух можно не только вдыхать, но и пить! Как правильно ты поступил, Леста, что вытащил меня оттуда, из тесноты городских стен! Здесь совершенно, совершенно иная жизнь!
Предстоит интересная встреча со школьным другом Тоотсом и его женой, прежней раяской Тээле… Потом он, Арно, вновь в кои-то веки увидит своих стариков на хуторе Сааре… Сходит на кладбище, проведает могилу бабушки… побродит по хуторской меже, покосу, посидит на перекрестке дорог, где в школьные годы поджидал раяскую Тээле… Ой, сколько чарующих мгновений ждет его впереди!
Сейчас Киппелю было бы самое время завести речь о займе: он говорил бы не для глухих ушей и не для замкнутого сердца.
И Киппель, действительно, заводит речь, но не о займе.
— Да, — говорит он, — здесь и впрямь иная жизнь! До сих пор я только осенью бродил по сельской местности и не видел красот весны и лета. Теперь вижу. Может быть, это моя последняя весна, последнее лето, но что с тою Тем точнее попадает в цель теперешнее путешествие.
Только Кийр пребывает в беспрерывном расстройстве, он будто в котле с кипящей водой живет. Ему кажется, что обитатели всей округи носят на плече лопату, чтобы выкопать ему яму.
Путники добираются до хутора Юлесоо, о котором уже столько говорено и писано. В правой части просторного двора находится старый жилой дом и при нем — рига, гумно и конюшня, а прямо против проселочной дороги красуется новый двухэтажный, совершенно достроенный дом. Тут не цеплялись за установившееся обыкновение: закончив строительство нового дома, непременно разрушить старый, словно стыдясь своего прошлого и его предметов. Из новых дворовых построек достойны внимания амбар и коровник.
Что сразу бросается в глаза пришедшим, так это порядок, в котором содержится двор, необычная чистота всюду. Нигде, ни возле амбара, ни под стрехой, не валяется никаких ненужных предметов. Как видно, все находится на своем определенном месте. Посреди двора посажена стройная береза, вдоль дворовой ограды растут молодые клены и готовые вот-вот расцвести сиреньки.
— О-о, Юлесоо теперь и не узнать! — Леста делает большие глаза, на мгновение останавливается и оглядывается вокруг.
— Да, — Тали в свою очередь останавливается и кивает головой, — гляди, как развернулся наш школьный друг Тоотс!
— Фуй! Тоотс тут ничего не сделал, — ворчит Кийр. — Все деньги и хлопоты — от хутора Рая.
— Но ведь и он тоже…
— Да ничегошеньки! Сам Йоозеп и палец о палец не ударил. Все ему готовеньким преподнесли. Я же сам видел.
Бывший школьный приятель все больше раздражает Лесту, он уже хочет резко ответить Кийру, но именно в этот момент возле нового дома раздаются громкие голоса, можно подумать — там происходит ссора.
Юлесооскому хозяину Йоозепу Тоотсу, который только что вышел из дому, Киппель уже успел представить капитана Паавеля. Последний же повел себя при этом неожиданно шумно. Леста и Тали приближаются к ним, прислушиваясь. Следом, насупив брови, с хмурым лицом семенит Кийр.
— Стало быть, вы и есть господин Тоотс! — радостно восклицает капитан.
— Я о вас много наслышан и читал тоже! Наконец-то мне выпало это счастье: увидеть вас собственными глазами! Дай вам Бог здоровья и удачи в делах! Ведь вы — хоть мирное время взять, хоть военное — личность легендарная, вы стали героем уже на школьной скамье!
Капитан хватает обеими руками руку Тоотса и трясет с такой силой, что тот в своей хворости поначалу не в состоянии и слова вымолвить, лишь растерянно улыбается.
— Ну что такого я… — бормочет он наконец. — Люди преувеличивают. Так ведь и о вас мне тоже доводилось слышать, господин капитан. Да, да.
— Ну чего же обо мне-то!.. — Паавель машет рукой. — Я того не стою, чтобы про меня говорить.
— И все-таки молва о вас идет, взять хотя бы Тыниссона из деревни Кантькюла, каждый раз, когда нам случается где-нибудь встретиться, он о вас вспоминает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40