— Хорошо, купи мне кусок мыла.
— Что значит кусок! Уж если брать, так хотя бы два, тогда ноша господина Киппеля все же чуточку полегчает. А сам я?.. Да, именно так, одну хорошую зажигалку и к ней в придачу две дюжины кремней. Еще коробочку французских булавок. Но что же это я, черт побери, уже давненько мечтаю купить?.. Ну да, вспомнил, впрочем этого у вас нет.
— Чего именно?
— Я бы купил себе что-нибудь из художественной литературы, одну-две книги. Старые уже читаны-перечитаны. Даже и в паунвереской библиотеке ни одной не осталось, которые бы я не прочел. Сейчас вечера и ночи долгие, не знаешь, как их и убить. Иметь бы какое ремесло, хоть шорника, — чинил бы лошадиную сбрую. Единственное развлечение — перебранка с женою.
— Ну и пустобрех же ты! — ворчливо поизносит хозяйка, направляясь в заднюю комнату. — Когда это я подавала повод для перебранки?
— Чтобы у меня спрашивали книги, это впервые, — Киппель переводит разговор на другое, — хотя я уже второй год колешу по округе. Чаще всего спрашивают снаряжение для ружей и патроны для револьверов, но торговать этим у меня нет права. Можно бы изрядно подработать, да не тут-то было. Взять хотя бы сахарин… тоже был в моде, однако я, само собой, и его продавать не мог. Хе-хе, чего только у меня не спрашивали — то в открытую, а то и тайком!
— Что же еще, к примеру? — Поселенец сонно щурит глаза. — Я не могу тут назвать вам вещи, о которых осведомлялись так… без свидетелей и шепотком. Но медный купорос, средство от блох, мазь против вшей, еврейское… и так далее — все это частенько спрашивают, будто я какой-нибудь бродячий аптекарь! Где же тут всем потрафишь…
— Да, у каждого свои трудности.
Хозяйка ненадолго скрывается в задней комнате, заем вновь появляется на пороге и произносит:
— Будьте любезны, господин Кийр, зайдите на минутку сюда! Мне хочется немного поговорить с вами с глазу на глаз.
— Пожалуйста, — портной быстро вскакивает, — с полным удовольствием.
Поселенец поднимает брови, пожимает плечами и бросает на Киппеля вопросительный взгляд.
— Что бы это значило? — бормочет он удивленно. — Что еще за секреты от нас появились?
— Приватная беседа, — предприниматель усмехается. — Да, этот портной Кийр в некотором роде мужичонка довольно странный. Я ведь знаком с ним без году неделя, но все же приметил еще по дороге две-три его уловки, которые мне не понравились. Правда, теперешняя беседа наедине не по его почину начата, но я уже по лицу нашего милого Йорха понял, что это вода на его мельницу.
— Может быть, хочет провести меня при покупке хутора?
— Как это он, пустозвон, может провести, вы же при купле-продаже оформите контракт у нотариуса!
— В любом случае, но я почему-то все-таки сомневаюсь, надежный ли он покупатель. Ха, я рассуждаю чуть ли не так же, как Кийр, когда он по дороге сюда спросил меня, настоящий ли я продавец. Но теперь вы, господин Киппель, сами, хоть и немного, слышали и видели, что за ураган моя жена, теперь вы уже не можете сказать, будто я насочинял вам тогда, возле деревни Пильбасте.
— Не стоит принимать близко к сердцу каждое слово женщины, насколько я их знаю, все они более или менее так… элемент легковесный.
— Но та, — поселенец указывает большим пальцем на дверь, — которая сидит сейчас с Кийром в задней комнате, та следит не только за моими словами, но и за каждым моим шагом, за каждым движением. Однако, ежели сейчас сам я войду к ним и спрошу, дескать, что это за новая мода такая — секреты от меня заводить, она непременно поднимет крик и наговорит мне добрую дюжину едких словечек.
— Так ведь суть этого приватного разговора не останемся секретом для в а с, ее хотят скрыть только от меня.
— Кто знает. Ну так вот, я именно потому почти согласился продать хутор и переехать в город, что там для жены есть кинематографы, театры, танцевальные вечера и тому подобное, пусть себе развлекается, тогда я не буду вечно ей под руку попадаться.
— Гм, да-а… — Подперев рукой свою мудрую голову, Киппель погружается в недолгую задумчивость. — Да, по и эта мера в своем роде обоюдоострый меч,
— продолжает он рассуждать.
— То есть?
— Что вы скажете, господин Паавель, если ваша супруга будет злоупотреблять развлечениями, там, в городе, где они станут для нее так легко доступными? Кино-то еще куда ни шло, гораздо больше потребуют театры и танцы. Тут понадобятся модные платья и туфли, золотые украшения и так далее. А сколько все это стоит! Сверх того еще завивка волос, румяна, пудра… В конце концов может и к куреву пристраститься.
— Да, да, об этом я уже и сам думал. Я сразу увидел в вас человека умудренного жизнью, вы знаете, что говорите, и вы совершенно правы. Но, черт побери, ведь я все-таки не такой дурак и глупец, чтобы совершенно выпустить вожжи из своих рук! Если жена легкомысленна — а она такая и есть! — это еще вовсе не значит, будто я должен в каждом деле плясать под ее дудку. Не правда ли?
— Оно так, небось каждый сам лучше всего знает свои возможности, как я уже говорил там, на опушке леса.
Хлопает наружная дверь, из прихожей доносятся шаги. В комнату входит долговязый пихлакаский батрак, на его выбритом лице добродушная улыбка, словно он только что по-доброму с кем-то поговорил.
— А-а, это ты, Март! — Хозяин поднимается из-за стола и идет к буфету.
— Ну, все в порядке?
— Точно так, господин капитан!
— Тогда иди сюда и хлебни как следует. А после сам налей себе супу и возьми мяса. Сейчас еще все теплое — мы только что поели. Хлеб в буфете.
— Спасибо, спасибо! Небось, найду.
— А что, служанки у вас нет? — спрашивает предприниматель.
— В летнее время есть. А зимою хозяйке приходит помогать одна старушка, она живет тут неподалеку. Ночует v себя дома.
— Так, так. Но теперь я, наверное, и впрямь могу сложить свой товар обратно в рюкзак.
— Нет, погодите еще немного, я хочу подарить что-нибудь старому холостяку Марту, он у нас славный и исполнительный.
— Ох, хозяин, ну что обо мне-то!..
— Нет, нет, иди сюда со своей тарелкой, ешь и высматривай, что тебе по душе…
— Но скажите все же, господин Кийр, — выспрашивает пихлакаская хозяйка у паунвересца в задней комнате, — почему вы хотите покинуть ваши родные места и ваших родителей?
Портной довольно долго и обстоятельно рассказывай свою печальную историю:
— Стало уже совершенно немыслимо существовать в этом недобром краю, наверное, в аду и то лучше. До войны еще можно было жить и даже довольно сносно, а теперь всяк на тебя рога наставляет, так что и подойти страшно. Поверьте, госпожа, даже на большаке в меня так и норовят зубами вцепиться.
— Смотрите-ка, смотрите-ка! — Молодая женщина кивает головой. — Да, из-за этих войн и впрямь все теперь шиворот-навыворот. Взять хотя бы меня — да будь сейчас прежние времена, разве бы я куковала здесь, в этом захолустье, в этой глуши?
— Но чем же вам тут плохо, если смею спросить?
— Плохо?.. Вы не представляете, что значит для городского человека крестьянская работа! Если бы хоть после долгого тяжеленного рабочего дня было куда пойти, было с кем пообщаться! Здесь адская скука. Я бы с удовольствием плюнула в лицо тем горожанам, которые за рюмкой вина разглагольствуют о тишине и покое сельской жизни. Пусть бы приехали да пожили тут немного тогда запели бы совсем иную песню.
«Эта из моей команды», — думает Кийр без малейшего сочувствия, но он с удовольствием обнял бы и поцеловал эту пышнотелую молодую женщину, на щеках которой такой свежий румянец и такие аппетитные ямочки.
Однако портной вообще не так-то легко теряет над собой контроль, а сейчас, когда его ждет серьезная торговая сделка, тем более.
— Да, это совершенно верно. — Он словно бы с сожалением склоняет голову набок. — Каждый из нас несет своп крест.
— А вы женаты? — спрашивает хозяйка неожиданно и для себя самой. — Нет,
— она краснеет, — я этим вовсе не хотела сказать, будто ваша супруга для вас — крест. Я… и сама не понимаю, с чего вдруг так некстати задала это: вопрос.
— Пустое! Однако, по правде говоря, она и впрямь — мой крест, моя жена.
— А дети у вас есть?
— Нет, детей нету. Моя жена… она такая узкобедрая… Бог весть, способна ли она вообще иметь детей.
И тут вдруг к портному возвращается та мысль, которая проклюнулась в его рыжей голове, когда он разговаривал со своей свояченицей Маали.
— А впрочем, кто знает, может быть, все-таки способна.
— Что до меня, так я не хочу детей. — Госпожа хозяйка мотает головой. — Я и без того живу, словно в тюрьме, куда же тут еще детей, чтобы они хныкали да за подол цеплялись! Сейчас я хотя бы два разика в год могу в город съездить, а тогда бы… Ох, даже подумать страшно.
— Да, верно, верно! Моя-то, правда, деревенская жительница, она никуда не рвется, а вы, разумеется, дело другое, я очень даже понимаю ваше положение. Но, госпожа Паавель, не могли бы вы мне так, по секрету, сказать, сколько ваш муж хочет за хутор? Вы, разумеется, знаете.
— Слышать-то я слышала, но, если я вам скажу, то пусть это действительно останется между нами, не хочется, чтобы Антс подумал, будто я стараюсь вперед него забежать.
— Нет, нет, видит Бог! Уж я-то не скажу ему ни словечка до того, как он сам назовет цену. В этом вы можете совершенно не сомневаться.
— Он говорил о шестистах тысячах…
— Как? Шестьсот тысяч?! — Кийр разом сникает и в ужасе смотрит в лицо пихлакаской хозяйки, его мысли о румянце и ямочках на щеках женщины мгновенно улетучиваются. Теперь бедняга видит перед собой судью, объявившего ему смертный приговор. — Шестьсот тысяч! — Он громко охает, роняя голову на руку.
— Тише, тише! Он же в передней комнате, услышит.
— Ах да! — Кийр испуганно оглядывается на дверь. Затем произносит еще раз, но уже шепотом: — Шестьсот тысяч! Ой, таких денег у меня никак нет.
— Может быть, он уступит, если поторгуетесь. И часть суммы можно заплатить в рассрочку; оформите закладную или… или как это называется. Наверное, поселенцев, на ком бы долги не висели, и нет вовсе — у одного меньше, у другого больше.
— Да, но как ни кинь — все клин. Во всяком случае, сумма эта — пугает. Я рассчитывал, что ваш муж запросит хотя бы вдвое меньшую, даже и тогда она была бы более чем достаточной. Но… я не знаю, как вам это объяснить… Ну да, если у вас твердое желание переехать в город, вы и впрямь должны мне помочь.
— Как же я могу помочь вам?
— Поговорите с мужем наедине, постарайтесь убедим, его сбавить цену, елико возможно. Разумеется, только после того, как он уже сам мне ее назовет, и я скажу, что считаю ее чересчур высокой. Не раньше. Иначе это будет выглядеть так, будто вы со мною в сговоре. Не правда ли?
— Ну да, это я могу сделать, будь оно хоть сговор, хоть еще что. Уж я ему растолкую, что покупателей хуторов в нынешнее время не густо. Их было предостаточно, когда некоторые офицеры и солдаты продавали по цене гнилого гриба доставшиеся им, как почетная награда, наделы, но сейчас обстоятельства изменились. Он, правда, и сам это знает, но если я начну его подталкивать, будем надеяться, муж станет покладистее.
— Да, правильно! — Павший было духом Кийр вновь приободряется. — Действуйте смелее — это в интересах нас обоих. И, если быть вполне откровенным, шестьсот тысяч за этот хутор и впрямь чересчур большая цена, муж ваш никогда столько не получит. А если и найдется покупатель, который согласится с этой суммой, то так или иначе попытается обвести вашего мужа вокруг пальца. Я же человек чести и в точности выполняю все обязательства, которые когда-либо на себя брал. В этом ни на йоту не сомневайтесь, дорогая госпожа.
— Да, я верю вам, господин Кийр.
Но тут случается нечто такое, что в сельской местности происходит довольно редко: в дверь задней комнаты стучат.
— Что это за комедия?! — восклицает хозяйка недовольно. — Кому надо войти, пусть входит!
— Я хотел спросить, — поселенец отворяет дверь, — скоро ли закончится этот приватный разговор? Дело в том, что нас тут уже клонит ко сну, мы хотели бы лечь.
— Ах да! Ну что же, так или иначе, спать ложиться надо, но я никак не пойму, о каком таком приватном разговоре ты болтаешь. Сидим тут с господином Кийром, беседуем просто так о том, о сем.
— Ну как же, ведь ты сама позвала господина Кийра именно для разговора с глазу на глаз.
— Ничего подобного я не говорила. Мельничная пыль вконец тебе мозги запудрила, слышишь то, чего и в помине не было.
— Хорошо, а теперь возьми на себя труд, помоги Марту устроить гостям постели.
— Это я и сама бы сделала, без твоих напоминаний.
— Гхм, ты мне и рта не даешь раскрыть! — произносит поселенец. — А впрочем… гхм, какая разница!
Он выходит в переднюю комнату и слышно, как открывает там дверцу буфета.
— Стало быть, на том и порешим, — Кийр протягивает хозяйке руку, — как мы сейчас обговорили.
— Да, так! — Молодая женщина пожимает руку портного, и на этот раз по телу паунвересца пробегает сладкая дрожь. «Да, да, — думает он, — если вообще можно надеяться на спасение, то не где-нибудь, а именно здесь».
На скамейках и стульях быстро устраивают постели для Кийра и Киппеля, хозяева желают им доброй ночи, уходят в заднюю комнату, после чего в жилом доме хутора Пихлака устанавливается такая тишина, какая бывает и рождественскую ночь. Только храп Киппеля и батрака несколько нарушает этот глубокий ночной покой.
Лишь один Кийр долго не может заснуть, даже и в полусне снова и снова всплывает перед его глазами пугающая цифра шесть со своими пятью нолями. Откуда, черт побери, взять деньги, даже если Паавель и скостит порядочную часть этой суммы?
С утра все, как всегда, вновь на ногах, однако Кийру это утро отнюдь не кажется ни будничным, ни обычным — впереди его ждет борьба «не на жизнь, а на смерть».
— Ну, если господа желают, — произносит хозяин после совместного кофепития, — мы теперь можем пойти и познакомиться поближе с землями и насаждениями хутора Пихлака. О деревьях, правда, особо и говорить не стоит, их, как я уже вчера сказал, мало, самое главное — это земля. И все-таки прежде всего осмотрим жилой дом, надворные постройки и скотинку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40