Было ясно, что судно подверглось нападению пиратов.
Многократными радиограммами, циркулярами отечественные пароходства предупреждают свои экипажи о таких случаях. Рекомендация в них высказывалась одна: не пытаться оказывать сопротивление хорошо вооруженным людям, если возможно, то давать радиограмму военным судам, пограничной охране. Но какая пограничная стража в открытом море? На быстроходных катерах пиратов установлены крупнокалиберные пулеметы, – почувствовав работу радио, они расстреляют команду и потопят беззащитное судно без предупреждения.
Сергеев с интересом наблюдал за действиями старпома и поведением пиратов, – последних было человек двенадцать. Старпом, видимо, давно обмочился и потерял дар речи. Сергеев вспомнил совет адвоката не удивляться ничему и не мельтешить. Вооруженные люди блокировали все выходы на верхнюю палубу, четверо находились в ходовой рубке. Высокий, плечистый парень лет тридцати с приятным умным лицом на английском предложил старпому спокойно, без шума, вызвать капитана на ходовой мостик, что было и сделано. Капитан тоже был озадачен встречей с пиратами, так молниеносно захватившими его корабль, но он держался молодцом.
Никакого варварства не отмечалось: просто и по деловому было уточнено, где располагаются два контейнера под определенными номерами. Получив точные координаты, лидер группы передал по радиотелефону команду (на испанском) и у выбранных контейнеров засуетились люди. Сорвав пломбы и взломав запоры, пираты распахнули дверцы двух смежных контейнеров: началась быстрая загрузка транспортных сеток извлекаемыми ящиками. Шмон занял не более тридцати минут. Судовыми кранами сетки, наполненные ящиками, были опущены на катера, затем подцеплены и сброшены за борт опустошенные контейнеры. Понятно, что делается это для полной ликвидации следов груза. Значит там могло быть либо оружие, либо наркотики, – подумал Сергеев.
Самое странное началось по окончании операции: парень, которого Сергеев идентифицировал, как лидера, обратился к капитану с вопросом:
– Капитан, есть ли у вас врач на судне? – и показав перевязанную левую руку, продолжил. – Мне нужно сменить перевязку.
Капитан, виновато взглянув на Сергеева, представил его оккупанту, посоветовав выполнить просьбу пирата. Парень следил за обоими, улыбаясь, в его глазах не было агрессии или даже намека на раздражение. Он вел себя, как обычный пациент, нуждающийся в медицинской помощи и готовый заплатить за нее только благодарностью, а не выстрелом из стечкина. В сопровождении еще одного вооруженного пирата Сергеев и пациент спустились в амбулаторию. Сопровождающий остался снаружи у дверей, контролируя коридор и выход на палубу.
Пострадавший плотно закрыл дверь амбулатории и ошеломил Сергеева вопросом, заданным на чистейшем русском языке:
– Можно я буду называть вас «Сан», – в глазах его явно плясали смешинки, а морда вдруг моментально приобрела вид рожи типичного российского рубахи-парня. Сергеев опешил от неожиданности и четко произнесенного пароля, известного, безусловно, только Магазаннику. Но пират не дал ему опомниться: видимо, еще раз удостоверившись, по реакции, что он не ошибся адресом, парень выложил на стол пачку стодолларовых бумажек. Видимо, для пущей важности он пояснил, что ознакомлен с личностью Сергеева, но не стал уточнять по фотографии или вживую. Никто не просил расписаться в ведомости, подтверждая получение денег.
– Известный вам человек просил передать ваш гонорар (четыре тысячи) и пожелание спокойного путешествия. Он уверен, что нападений на судно в этом уголке океана уже больше не будет.
Смена повязки заняла немного времени: на кисте руки была не столь глубокая рана, обработанная опрятно и квалифицированно. Видимо, перевязка была всего лишь предлогом для уединения. Разговор закончился так же быстро, как и начался. Пират не собирался изливать эскулапу душу, – он просто выполнял поручение, без всякого личного интереса и любопытства.
Быстроходные катера растаяли в ночи незаметно, как призраки, как наваждение, – они нырнули за какой-то один из бесчисленных островков. Капитан и старпом, стояли с отвисшими челюстями, с дрожащими руками, вцепившись в планширь под лобовым стеклом. Сергеев же вернулся на мостик явно приободренный романтической историей и неожиданным гонораром (оказывается за административную работу платят особо!). Значит о нем помнят и навещают даже в такой дали от родины. Но и печальные мысли возникали в голове: как интересно, ласково и с шармом вербует себе сторонников мафия; если бы также осуществлялась перестройка в России, то ее поддержало бы много больше соотечественников. Однако во всем том Сергеев чувствовал логику известной формулы: интрига-безумие-смерть. На какой же фазе ее разрешение приостановится? Почти что гамлетовский вопрос сверлил взъерошенный неожиданными событиями мозг.

3.14

В Сиамский залив судно входило не столь бодро и победоносно, как раньше. Мастер все еще не остыл от боевых переживаний и был понур и задумчив. На траверзе мыса Камау, что на оконечности земли социалистического Вьетнама, какой-то рыбак подбавил пару, – устроил опасные маневры на своем маломощном траулере. Стоя на верхнем мостике, он, с перекошенным от негодования лицом, махал руками и что-то кричал. Его маленький траулер-борбосик шнырял справа налево пересекая курс огромному Новогрудку прямо перед самым носом. Такие опасные игры разбудили и взбодрили капитана, он включил ревун и стал выполнять страхующие маневры, – трагедию удалось избежать с великим трудом.
Так вьетнамцы-патриоты приветствовали теперь своих бывших друзей и товарищей – русских, забывших о классовой солидарности, бросивших социалистического собрата на произвол судьбы. Россия продолжала выгребать рис из закромов Вьетнама за предоставленные кредиты. Громадный Китаю щелкал зубами над самым ухом. Зажравшаяся же Америка, вообще, изгилялась, как хотела. Не даром Святое Писание предупреждает, что отдающий рубаху, лишится всей одежды. А в Книге Числа (28: 22) многозначительно замечено: «И одного козла в жертву за грех, для очищения вас». Так что нет оснований сердиться на многострадальный Вьетнам!
Погрузка судна шла на рейде вблизи входа в устье реки Чаупхрая, ведущей в столицу Таиланда – Бангкок. Чтобы не тратиться на перевозку докеров, они все несметным табором, с женами, детьми и стариками-родителями, прибыли на судно. Через пять минут, ко всему, за что можно зацепиться, были подвешены гамаки. Тут же в них улеглись небольшие человечки-таиландцы, решившие поспать до начала смены. На корме сооружены более серьезные укрытия: во-первых на выставленных на два метра от борта досках сотворен туалет, из натянутой пленки воздвигнуты шалаши, походные кухни, нехитрые торговые лавки.
Началась веселая цыганская жизнь, доставлявшая радость не только наличием постоянной работы, но интересным времяпровождением. Шло занятное соревнование с боцманом: воровали ловкие таиландцы все, что можно и что казалось бы нельзя украсть, – они открывали, спиливали, перекусывали, отвинчивали любые запоры. Особенно их интересовали детали из цветного металла: медные пробки, заглушки, барашки, горловины и другое. Чувствовалось, что если бы пустить эту банду на нижние палубы, то судно было бы точно потоплено из-за многочисленных течей, поступления забортной воды через вывинченные клапана, заглушки, кингстоны.
Но, наконец, пришло время и стихийное бедствие оборвалось, как мощный летний вихорь, смерч – таиландцы съехали на берег, закончив погрузку. У доктора прибавилось работы по лечению венерических и инфекционных болезней, полной дезинфекции судна.
Пароход двинулся курсом через Тихий океан к знаменитому Панамскому каналу, техническое совершенство которого неоднократно впечатляло Сергеева. Потянулись долгие дни перехода в бескрайнем океане, когда приятна неожиданная встреча с любым судном, – из далека оно кажется загадочным и многозначительным, почти как Летучий Голландец. Граф с удовольствием восседал вместе с Сергеевым на больничной террасе. Собачка несколько истосковалась по свежему воздуху: в Таиланде ее пришлось прятать в каюте, ибо сперли бы моментально и съели в пять минут.
В океане наблюдателю доставляли удовольствие лишь бойкие, милые, шаловливые дельфины. Они стайками атаковали пароход, затевая с ним соревнование: пароход пыхтел, гремел и ругался, а смелые дельфины подныривали под него у самого борта и через минуту оказывались на противоположной стороне. Они показывали пароходу фигу и повторяли маневр с обратной стороны, – новый опасный бросок под днище сердитого железного создания был их формой самоутверждения. Иногда вдалеке виделись фонтаны, выбрасываемые мощными млекопитающимися – китами. Интереснее всего наблюдать их во время спаривания: любовники стояли вертикально, головой вниз, из воды торчали хвосты; петтинг заканчивался и оба устремлялись в глубину. Говорят, наивысший оргазм у них наступает в момент максимального кислородного голодания. Как говорится, на последнем дыхании происходило излияние спермы у кита-мужчины и эротический кайф у подруги. Наверное, долгий поцелуй у людей чем-то похож на любовь китов, – тот же эффект наступает от затянувшейся гипоксии. Садисты и мазохисты идут дальше, – они придушивают один другого не поцелуем, а руками. Как многообразна бывает техника смелого секса!
Наконец над пароходом стали появляться птицы – верный признак приближения к материку. Граф, увидев пернатых, приободрился еще больше, но максимальные восторги у него вызывали летающие и присаживающиеся на борт чужеземные гости во время прохода по многочисленным озерам системы Панамского канала. Первым портом остановки Новогрудка была Картахена, что в Колумбии на побережье Карибского моря. Там загружались кофе и фруктами, а сгружали контейнеры, – справились за сутки, но Сергеев с Графом успели погулять по окрестностям порта, посмотреть прибрежный город.
Далее двинули в Венесуэлу и пришвартовались к портовому терминалу вблизи Каракаса. Швартовка проходила безупречно, но почему-то затягивалась. Стоя на террасе Сергеев и Граф наблюдали за миловидной женщиной, стоящей на причале рядом с огромным легковым автомобилем (кажется, то был американский Форд). В маленьких латиноамериканских странах просто балдеют от огромных автомобилей, считая их символом благополучия, шарма и технической надежности; в Европе же предпочитают экономичные, юркие микролитражки.
Женщина тоже заметила человеко-собачью пару и подсматривала скрытно за дружным дуэтом. На вид женщине было лет тридцать пять или немногим более. Она была высокого роста, стройная, легкая, с примечательными формами, красивыми каштановыми волосами, собранными алой лентой в пучок на загривке. Что-то родное, не латиноамериканское, скорее славянское, мерещилось в ней Сергееву; Граф тоже, бесспорно, высоко оценивал внешние данные иностранки.
Когда, наконец-то был спущен трапп и натянута под ним страхующая сетка, женщина поднялась на борт и на чистом русском попросила провести ее к старпому, – ясно, она выполняла функции шипшандлера по славянской группе судов: организовывала закупку и доставку продуктов и прочее.
В это время закончился таможенный досмотр, контакты с карантинными службами и Сергеев с Графом отправились на прогулку. Они облазили предместье порта, побывали в магазинном центре, но быстро устали и решили провести вечер в ресторанчике за бутылкой чилийского красного сухого вина и аппетитным куском сочной говядины с овощами и фруктами.
Там, балдея от тепла, вкусной пищи, шума моря, вина, нагоняющего воспоминания о тех женщинах, которые прошли через жизнь, оставив неизгладимый след в душе и памяти, Сергеев превратился в сомнамбулу. А Граф, конечно мыслями укатил в Санкт-Петербург и все решал, за что он любил прежнего хозяина, помнит его, грустит, и прочему тот пренебрег его дружбой. Графу казалось, что он согласился бы уйти с ним вместе в зазеркалье, в неведомые его собачьей головке края.
Они оба даже не заметили, с какой стороны к их столику подошла та самая женщина, которая поразила воображение мужского дуэта в порту, на пирсе. Она явилась неожиданно и смело: без всяких церемоний, правда, попросив предварительно разрешение, уселась на свободный стул за их столиком. Граф, чего с ним раньше не бывало, с удовольствием принял гостью, повилял хвостиком и обнюхал ее ноги. Он дошел до такой степени приветливости, что даже, когда она попыталась его погладить, лизнул ей руку. Сергеев заерзал на стуле от ревности – от ощущения надвигающегося предательства. Если Граф уйдет к другой, то с кем же он будет играть в шахматы и рассуждать о философии древних?! Но женщина, словно хорошо понимая причину его волнения, с улыбкой пояснила:
– Я решилась напроситься на совместные посиделки потому, что у меня в доме тоже коккер – еще девочка. Я подыскиваю ей достойного партнера. Вы ведь славяне и мне бы хотелось восстановить связь с бывшей родиной, хотя бы таким образом.
Загадка раскрывалась просто, – Граф почувствовал запах собаки-сучки, напрочь припаявшийся к хозяйке. Его восторги относительно дамы-хозяйки были вторичными, в большей мере опосредованными, – его же по-настоящему влекла страсть к даме-собачке. Он лишь превентивно отвешивал глубокие поклоны в нужном направлении. Но надо же предупреждать, а не рубить с плеча корень всех отношений, не посоветовавшись со старшими! Сергеев до конца еще не простил шалапая.
Несколько успокоившись, Сергеев для начала предложил даме разделить с ними скромный ужин. Но Сабрина, так звали незнакомку, предпочитала все быстро и решительно доводить до своего логического завершения: она выдвинула встречное предложение поехать к ней и познакомить возможных собак-любовников.
– Ваше судно задержится здесь не более трех суток, есть смысл поторопиться со знакомством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56