Барон, адмирал, член-корреспондент Российской Академии наук, один из учредителей географического общества успел побыть и морским министром в период с 1855 по 1857 годы.
Уточняя генетическое наследство нынешней немчуры, надо, видимо, вспоминать Врангеля Петра Николаевича (1878-1928) – генерал-лейтенанта, создателя Добровольческой армии, нагонявшей ужас на население Юга России. Кто знает, сам ли Врангель или его ловкие адъютанты, или остзейские командиры диких казаков, но кто-то мог изловчиться и впрыснуть частицу немецкого генофонда поволжским молодухам.
Однако, по наблюдениям Сергеева, хромосомины утилизировались не самые элитные, имеющие отношение разве только ко внешности, но не к уму. Два лихих балбеса прикатили в Петербург, сам же Петр Николаевич в 1920 году уплыл из Крыма в эмиграцию и добрался до Парижа.
Разность планов такого выбора – лучшее доказательство несхожести генетической ценности. Но, может быть, два новых администратора – следы последнего нашествия немцев на Русь, остатки тех, кто не добит под Сталинградом?
Во времена Петра Великого русский простой народ говаривал: «Тьфу! Немчура поганая, опять всю власть слопала! Ату их, окаянных»!
При вялой сытости эти двое уж очень смахивали на ленивых водовозных меринов или на тех оводов, которые сосут из них кровь под хвостами. Но откуда же у явных балбесов такая тяга к власти? Сергеев еще раз обвел взглядом приятную компанию и снова застрял на строках незабвенного Пушкина: «Мое собранье насекомых открыто для моих знакомых: ну, что за пестрая семья»! Дальше у Пушкина подозревалось сплошное витиеватое сквернословие.
Сергеев от неожиданности откинулся на спинку кресла и не сумел скрыть радостную улыбку. В его голову ворвалась блестящая гипотеза: оглядев еще раз компанию молодых мужчин и стареющей интриганки Записухиной, он понял, что перед ним сидят «близнецы». Именно этот символ гороскопа подходил к больничной администрации больше всего. Все встало на свои места: понятно, что толка ожидать от деятельности такой команды не приходится.
Близнецы – носители своеобразной ювенильной психологии. Им свойственно неустойчивое, бессистемное мышление, отсутствие способности к напряженному труду, неопределенность позиции, размытость психологических установок. Такие руководители ничего толком организовать и довести до логического завершения не способны. Они сами нуждаются в покровительстве, в крыше над головой, – где уж им отвечать за других.
Вместе с тем, близнецы успешные позеры и фанфароны, насыщенные дилетантизмом. Но умный человек раскусывает их быстро. Они даже говорят, помогая себе рукам, жестами, мимикой. Вот и Записухина постоянно выставляет свои грабли напоказ, словно подтверждая заранее мощь административного кулака, не рискуя демонстрировать разумность своей власти взвешенными, ответственными словами и корректными действиями.
Такие люди уходят от серьезной работы, заменяя ее суетностью интрижек, фантазерством, перекладывая принятие ответственных решений на других. Они нуждаются не только в покровителе, но и адъютанте. Их тянет к лести и подобострастию. В приятной лжи они не способны разгадать и расшифровать вовремя скрытый подвох, даже если он принесет им серьезные неприятности.
Сергеев давно сформулировал для внутреннего, собственного, потребления некую теорию о генезисе такого явления, как близнец: он был уверен, что виновата здесь душевная слабость, связанная с переселением в плод малозакаленной души из прошлой жизни. Так получается, если человека настигла смерть, скажем, в раннем детском возрасте. Его детская, несовершенная душа переселяется в новой жизни в страдальца, которому уготованы свойства близнеца. Слабая душа пытается руководить двумя телами, пребывая одновременно в виртуальном прошлом и реальном настоящем. Она по незрелости неустойчива и перетекает из одной ипостаси в другую – из прошлого в настоящее, из ребенка во взрослого и обратно. Да, занятный подарок получила больница: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день»! Моментально вспомнилось из Откровения (9: 12): «Одно горе прошло; вот, идут за ним еще два горя».
Но самое забавное наступает тогда, когда близнецы, страшно похожие характерами друг на друга, собираются вместе: такая команда представляется детским садом для взрослых, – очень важных, но никчемных менеджеров.
Сергеев не скрывал, что к, так называемым, начальникам, он относился, как к клоунам, шутам. Но в цирке такие артисты при деле, – они заполняют промежутки между выступлениями серьезных деятелей и, собственно, никем не пытаются управлять.
Но главный врач – близнец?! Это уже полный «абзац», если не рифмовать точнее… Но кто из бездарных начальников когда-нибудь отказался от своей должности? Сергеева так и подмывало воспроизвести вслух Псалом (93: 8): «Образумьтесь, бессмысленные люди! Когда вы будете умны, невежды»? Но стоит ли бороться с ветряными мельницами или метать бисер перед свиньями?
Разговор незаметно соскочил на организацию похорон Чистякова: новички посетовали на трагический выбор метода ухода из жизни. Чувствовалось, что они не в курсе истинных мотивов самоубийства. И слава Богу! – подумалось Сергееву.
Мишино тело все еще находилось в городском бюро судебно-медицинской экспертизы. Лучше, если там не раскопают страшную инфекцию, – пожелал Сергеев. Главный врач постановил, что от больницы в организации похорон примет участие новый заведующим патологоанатомическим отделением. Сергеев сделал вывод о том, что наследство Чистякова разбазарили довольно оперативно. Но он не стал комментировать случившееся.
И вдруг, как гром среди ясного неба, прозвучали слова Дуляка:
– Александр Георгиевич, с места вашей командировки пришло письмо от группы сотрудников больницы и пациентов с «разоблачениями». Я человек новый, потому перепоручил Елене Владимировне разобраться в деталях, не обессудьте, но служба есть служба. Рад был с вами познакомиться, на днях зайду в отделение, там и поговорим подробно о работе.
Настало время прощания с сильными мира сего. Сергеев ограничился общим поклоном, чем избежал традиционно-фальшивых, так называемых, дружеских рукопожатий. Он вышел из кабинета вместе с Записухиной, пропустив королеву вперед, и еще раз полюбовался гротесковыми зонами ее фигуры. Основной массив статуи не изменился никоим образом.
Так, занимаясь каждый своим делом, – Записухина себя демонстрировала, Сергеев наблюдал, – они прошли до кабинета начмеда и, войдя в него, погрузились в атмосферу будуара современной деловой женщины.
Не мудрствуя лукаво, Елена Владимировна передала Сергееву письмо и попросила ознакомиться при ней. Послание было напечатано на машинке и подписано традиционно – группа сотрудников и пациентов. Но кто именно входил в такую группу, количество жалобщиков, – оставалось не известным. Прием старый, как и весь мир кверулянтов. По стилю письма и деталям Сергеев понял, что исходит оно от заведующей терапевтическим отделением, которая потерпела фиаско с онкологическим больным. Страдающими пациентами, скорее всего, числился только единственный радикально излеченный от «рака легкого» больной.
Сергеев пояснил Записухиной свои предположения и предложил простой способ установления истины: заказать разговор с больницей и уточнить мнение главного врача Иванова. Но Елена Владимировна желала трудиться с помпой. Ее не устраивали простые решения, пустяшные дела, – она заявила, что жалобой будет заниматься специальная комиссия, которая сегодня же будет сформирована приказом главного врача. Сергеева не озадачила, но развлекла складывающаяся ситуация. Голова его слишком занята проблемами, связанными со смертью Чистякова, плохо реагировала на слова Записухиной. Он великолепно помнил Псалом 146: «Смиренных возвышает Господь, а нечестивых унижает до земли».

3.10

Мишу хоронить не пришлось. Он, оказывается, оставил завещание, и Муза его скрупулезно точно выполнила. Чистяков просил, чтобы его тело было кремировано, а пепел высыпан с Николаевского моста в Неву. Что-то его связывало с тем местом: Муза говорила, что он и ей очень часто назначал свидания у этого моста, на берегу со стороны Академии художества. Но и эту тайну Миша унес с собой в небытие.
Миша оставил Сергееву короткую записку, в которой ничего особенно не объяснял, просто сообщил, что его решение осознанное, принято оно в здравом уме и трезвом рассудке: так ему удобнее, так ему хочется. Он довольно сухо прощался с «дорогим Сашей», желал счастья, просил не поминать лихом. Чистяков просил Сергеева взять на себя заботу о Графе, которому он также передавал последний привет.
Чувствовалось, что он уже настроился совершенно на иное мировосприятие и основательно отошел от людей. Его, по всей видимости, волновала встреча с иным миром, а не переживания остающихся на земле близких. О «прочих» он и думать вовсе не собирался. Музе он дарил окончательную свободу, полностью развязывал руки. Но это было настолько очевидным, что о том не было смысла писать в предсмертной депеше. Для Музы такое «свинство» было, как плевок в лицо, незаслуженная пощечина. Но верная женщина и это последнее унижение перенесла стоически.
Со смертью закадычного друга из жизни Сергеева ушла еще одна моральная опора. Он понимал, что люди, встречаясь друг с другом и, заключая негласные союзы на любовь или дружбу, усиливают себя не только психологически. Видимо, такие житейские выборы предопределены какими-то потусторонними силами, питающими нас энергией жизни.
Ему приходила в голову парадоксальная на первый взгляд мысль: такими встречами определяется отбор не только родственных душ, которые, скорее всего, исходят из когда-то единого корня, единого «божьего слова», давшего жизнь генетической ветви, но, вероятно, и сама генетическая информация (родственная, близкая) обладает силой самостоятельного притяжения.
Подобного усиления ищет каждая живая особь, так подбираются здоровые супружеские пары, дружественные альянсы, тем цементируются отношения детей и родителей, близких родственников, прочные и мимолетные симпатии. Так собираются и дикие звери в стаи. Так кошки и собаки находят своих хозяев.
Сергеев, забрав у Музы Графа, первым делом отправился с ним в Городское бюро судебно-медицинской экспертизы (у него, конечно, там были знакомые). Надо было показать Графу, что стало с его хозяином, ибо тот сильно волновался и беспокоился из-за долгого отсутствия Чистякова. Что происходит в головах собак, нам людям трудно представить. Но по нервному поведению собаки было ясно, что Граф осознавал, догадывался: «Случилась трагедия»! Сергеев, как психолог, понимал, что необходимо помочь собаке «зализать эту рану» окончательно и бесповоротно.
Как только Сергеев ввел Графа в секционную, где на столе лежало тело Чистякова, собака остановилась, как вкопанная. Только минут через пять Граф, привыкнув к посторонним запахам, приблизился к столу, долго смотрел вверх на гору из тела под простыней, затем запрыгнул наверх и стал рассматривать лицо покойного. В этом молчаливом созерцании было что-то ужасное, от чего у Сергеева накатились слезы. Граф стоял, вытянувшись в струну, словно гвардеец, отдающий последний прощальный салют над могилой своего погибшего командира. Так они простояли минут десять и Сергеев позвал Графа:
– Граф, ко мне, пойдем. Теперь мы ему уже ничем не поможем. Он сам выбрал свой путь, – пусть земля ему будет пухом! Господь да не осудит его душу слишком строго…
В голосе Сергеева звучали боль и слезы. Граф, видимо, ощутил страдание своего нового хозяина и медленно пошел за ним наклонив голову. Когда двери захлопнулись, он еще раз оглянулся, притормозил шаг, закинул голову и чуть слышно завыл. Сергеев пристегнул поводок к ошейнику и решительно потянул Графа за собой. Когда вышли на улицу, Сергеев остолбенел: по морде собаки стекали крупные слезы. Они были особенно хорошо видны при дневном освещении. Сергеев присел, обнял собачью голову и Граф ответил ему жалобным воплем, – так стонут и затаенно плачут только маленькие дети или подстреленные зверушки.
Граф понимал, что на этой Земле у него остался только один преданный человек, который не будет сам уходить из жизни, бросать его одного в этом страшном, непонятном мире, перенаселенном людьми-зверями. Граф надеялся, что Сергеева ничто не заставит забыть о своей ответственности перед Богом за жизнь маленького друга – прекрасной собаки, профессия которой – быть верным человеку. Но преданность, как и вообще любовь, обязательно должна быть взаимной. Только тогда имеет смысл жить. Что-то подобное вертелось в голове плачущего Графа и Сергеев, не стесняясь, ему вторил …
Муза забрала кошку Муську к себе домой. Но любящая женщина не долго мыкалась после потери Чистякова: однажды поздно вечером она позвонила Сергееву домой и сообщила, что уезжает в Израиль к родственникам. Сергеев посчитал такой шаг правильным и пожелал ей удачи, но просил не пропадать навечно. Муза уволилась из больницы.
Через какое-то время он получил от нее письмо, в котором сообщалось, что вместе с Муськой она уже перебралась в Израиль, на Мертвое море. Муза просила сохранить ее адрес и писать чаще; оставила телефон, звала в гости, подробностей о своей новой жизни не сообщала. Все же земля обетованная позвала к себе на время заблудившуюся в холодной России душу. «И это, наверняка, правильно,» – думалось Сергееву. Ему самому пора было заканчивать с прошлой жизнью и начинать осуществлять выполнение договоренностей с Магазанником. Его сдерживала, вдруг неожиданно разросшаяся с легкой руки Записухиной, дрязга вокруг командировки.
Вышел приказ главного врача, в котором Сергееву объявлялся «строгий выговор за нарушения трудовой дисциплины и аморальное поведение в период командировки». Такие плевки прощать нельзя ни в коем случае, – пришлось подавать иск в Суд. Теперь разбор в суде затягивался:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56