Ценность этой земли еще по-настоящему не понята ни аборигенами, ни огромными толпами пилигримов, проникающих сюда для удовлетворения разных желаний. Но только не для того чтобы сохранить несметные богатства края – запасы чистейшей воды, девственных лесов, неограниченных массивов природного камня, хранящего еще местами древние наскальные рисунки.
Сергеев вздохнул полной грудью и почувствовал вкус воздуха, – волшебное ощущение, давно потерянное в красавце Санкт-Петербурге. Размышлять ему долго не дали: справа, из-за спины выросла фигура немолодого человека, подхватившего нехитрый скарб путешественника. Сергеев не стал бороться с похитителем, – оглянувшись, он приметил УАЗик с красными крестами. Бессомнения, знатного путешественника ждали и встречали. Удивляло только, почему выбор персоны оказался столь точным. Но шофер, легко справляясь с тяжестью дорожной сумки, на ходу объяснил:
– Я узнал вас сразу, – вы практически не изменились, – только седины и лысины прибавилось.
Он, оказывается, работал шофером в этой больнице еще в те времена, когда Сергеев, будучи молодым врачом, трудился здесь. Приглядевшись, Сергеев, с трудом, но все же узнал своего бывшего сотрудника. Что-то, видимо, с ним случилось, – какое-то непростое заболевание или жизненное потрясение он перенес, следы которого решительно исказили внешний облик.
Тогда это был красивый внешне, сравнительно молодой, парень, медлительный, но предприимчивый. Он работал старшим шофером гаража больницы. Помнится у парня была немецкая фамилия и интернациональный, но весьма редкий по тем временам, порок. В науке такие персоны числятся девиантами, а точнее – поклонниками «корефилии». Иначе говоря, они испытывают непреодолимое сексуальное влечение к девочкам, моложе шестнадцати лет.
Больше страданий Штанберг (фамилия наконец-то всплыла в памяти) доставлял своей семье. В первую очередь, мучения принимала супруга шофера. Она как-то приходила к Сергееву, как к главному врачу, с жалобой, – с душевной беседой. Но надежды на административное воздействие в таких случаях – пустой номер. Сергеев сделал все, чтобы прикрыть парня и успокоить плачущую женщину.
Порок порождает интригу, а та выкармливает самою страсть, в результате, – безумие поступков, жизненная трагедия, а, порой, и смерть. В те времена за такие шалости можно было здорово загреметь в места, не столь отдаленные.
Сергеев возглавлял тогда эту больницу и, помнится, главная его задача состояла в том, чтобы вовремя провести капитальной ремонт отопительной и водопроводной систем, заменить котлы, закольцевать три водонапорные башни.
Не справься он тогда со строительными трудностями и больничка могла закрыться в связи с аварией. Организовывать психотерапевтическую опеку Штанбергу просто не было сил и времени.
В делах строительных ему много помог директор местного судоремонтного завода Евгений Давыдович, – замечательный организатор и интересный человек. Но и у самого Сергеева в те годы энергии хватало на троих. Так что, все сложилось путем!
Шофер оказался молчаливее, чем был раньше. Но даже по мычащим ответам и молозначимым междометиям Сергеев понял, что в своих предположениях он попал, как говорится, не в бровь, а в глаз. Парню, действительно, пришлось приличный срок провести за решеткой. Жена к моменту его возвращения из зоны умерла, дети выросли и отвернулись от отца. Он прилепился к какой-то шалаве и теперь испивал горькую чашу расплаты за грехи до дна. Его жизнь определялась логикой Псалма (101: 7): «Я уподобился пеликану в пустыне; я стал как филин на развалинах».
Въехали на территорию двухэтажной деревянной больницы с несколькими корпусами. Ничего здесь не изменилось, все осталось в том же кособоком варианте. Новшества ограничились тем, чем закончил строительные подвиги Сергеев.
В центре красовался тоже двухэтажный, но легкий, как венецианский дворец, административный корпус. Сергееву среди конструкторов, работавших на заводе, удалось отыскать одаренного самоучку – Мельникова, с которым вместе и занимался проектированием всех строительных проектов. А Евгений Давыдович помогал реализовывать проекты, выделяя заводскую строительную бригаду.
Медицинское начальство не сдерживало строительные аппетиты Сергеева, доверяло ему и потому ссужало бюджетные деньги без ограничений. Труднее всего было тогда их не получить, а истратить: многое упиралось в поиски подрядчика и лимиты на строительные материалы. Но благородное желание и энергия молодости не знает препятствий, которые нельзя преодолеть.
Время приезда было раннее, но действующий главный врач уже был на работе и ожидал гостя в кабинете, так хорошо знакомым его первым проектировщиком – Сергеевым.
Весьма пожилой человек, талантливый хирург, прошедший школу профессора Русанова, был интересной личностью сам по себе, безотносительно достоинств врача. Аркадий Андреевич Иванов приветствовал Сергеева, с искренним радушием, излучая добрую улыбку. Он действительно, был рад заполучить отличного помощника в делах лечебных, хоть на недолгое время.
После общих слов о путях-дорогах, о жизненных невзгодах перешли к бытовой конкретике. Когда Сергеев строил административный корпус, то предусмотрел при кабинете главного врача и комнату отдыха, которую использовал как служебную квартиру.
Иванов собирался уезжать в отпуск и предложил три варианта на выбор: первый – проживание при больнице (но тогда будут дергать при поступлении тяжелых больных); второй – гостиница (но все они похожи на откровенный вертеп); третий – был прозаический. Иванов не стал сообщать о нем лично, а вышел «на минуточку» и вместо него в кабинет вдвинулись четыре миловидных, средних лет дамы.
Сергеев, несколько утомленный дорогой и ночной выпивкой, был заметно заторможен. Но при появлении дам память стеганула его по сердцу. Многозначительно улыбаясь валькирии уселись напротив: чувствовалось, что они максимально мобилизовали свои гардеробы и макияж. К удивлению Сергеева, все выглядело прилично, даже с намеком на изящество.
Перед Сергеевым, несколько потупясь от врожденной скромности, сидели четыре (всего четыре! – подумалось вяло) его бывшие больничные пассии: он не видел их, примерно, лет пятнадцать – двадцать. Положение спас евангелист Матфей: «Кто без греха, – пусть первый бросит в нее камень». Пророческие и оправдательные слова одинаково верно относились, как к Сергееву, так и к четырем дамам.
Годы, безусловно, наложили свои печати, но Сергеев не стал усугублять. Некогда молоденькие и резвые сестрички превратились в добропорядочных, в меру соблазнительных зрелых дам. Понятно, что каждая имела уйму внешних и внутренних достоинств.
Ощущение некоторой виновности пыталось поскрестись в предсердия сергеевской широкой натуры. Но эскулап решительно отогнал неуместное сострадание. Вспомнилось: «Все дни наши прошли во гневе Твоем; мы теряем лета наши, как звук. Дней лет наших семьдесят лет, а при большей крепости восемьдесят лет; и самая лучшая пора их – труд и болезнь, ибо проходят быстро, и мы летим» (Псалом 89: 9-10).
Сергеев попытался сложить свою бесстыжую морду в гримасу радости, молодецкого внимания и заинтересованности. Дамы подбадривали его, понимая, что именно они на коне, а он – под конем!
Наконец, Светлана, – подкрашенная блондинка, более простодушная и прямолинейно-деловая, – попробовала сконцентрировать внимание присутствующих на стержне вопроса. Так она многозначительно выразилась. Сергеев, по привычке, пытался мысленно выяснить, где спрятан «перенос», «сексуальный подтекст».
Светлана определила его метания по выражению глаз и даже не попыталась смутиться. Скорее, наоборот, она многозначительно придержала дыхание и эффектно прикусила нижнюю губу. Видимо она продолжала выступать в местной самодеятельности. Клубы ведь еще работают, а в них – драмкружки.
Остальные девочки немного смутились, – чувствовалось, что элементы возможных отношений с Сергеевым и между ними уже обсуждались многократно. Очевидно были различия, но не в основных установках, а в деталях: например, в навыках выражать свои мысли конкретно, просто и четко. Светлана в таких вопросах, безусловно, была непревзойденным мастером, почти что олимпийским чемпионом. Она давала фору всем, в том числе, и Сергееву.
Суть дальнейшей беседы вкратце сводилось к тому, что в течение месяца каждая из представительниц слабого пола берет Сергеева на поруки: "Не будет же профессор сам готовить себе пищу, стирать исподнее (Светлана особо напирала на «исподнее»!), рубашки и носиться по поселку «шибче трамвая в поисках вертихвосток».
Стареющие ундины полагали, что нашли замечательный предлог заманить Сергеева в тихий альков, дабы вспомнить прошлое. Вот уж воистину: «седина в голову, а бес в ребро». Но Сергеева в таком безобидном варианте все же что-то смущало.
Он, не столько сомневался в своих силах, сколько не верил, что женщина – существо легко приручаемое – способна просто и безболезненно, привыкнув к чему-либо, затем повернуть волны эмоций вспять.
Не всякий мужчина откажется от мирского счастья, особенно, если все ложится на привычную почву. А наяды всегда были властны и требовательны, – еще утянут на дно семейных привычек, утопят в гипнозе покоя и тихих соблазнов.
Понятно, что с пожарной поспешностью необходимо гасить еще не разыгравшееся пламя. Формула была найдена быстро: «Наши встречи могут быть только групповыми». У благородных провинциальных дам вытянулись лица, но у Светланы глаза загорелись плотоядным блеском, – в них явно запрыгали веселые бесенята.
Она вдруг вспомнила давно забытый и оставшийся неведомым термин – «групповичок». Буйный взгляд перепасовал Сергееву щекотливый вопрос, – «групповичок»? Сергеев даже не пытался подавить в ней отчаянное любопытство, – никакая суггестия здесь не поможет.
Везувий начинал бурлить не на шутку. Весь вопрос в том, – где и когда начнется извержение лавы и будет ли при этом выброс копоти, пепла, или сразу тяжелых камней? Ясно, что больницу необходимо сохранить в рабочем состоянии, несмотря ни на что, – иначе народ нас не поймет и не простит, – Однозначно!
Забавный театр позволил сделать ряд простых выводов: первый – рубашки все же будет кому стирать и гладить (наиболее неприятная проблема для Сергеева снимается сама собой); второе – на нечастые званые обеды и ужины, если очень отощаешь на больничной или ресторанной пище, можно рассчитывать (всегда хорошо иметь запасной вариант!); третье – дамы вполне в рабочем состоянии. Не надо обременять их утомительной, страстной любовью. Сексуальный exclusif, возможно, будет приятен, если добавить к нему воспоминания о прошлой, а не настоящей молодеческой резвости.
Четвертое заключение было прервано: вошел Иванов с вопросом о том, как продвигаются переговоры. Сергеев рад был своевременному появлению главного врача, – он быстро подвел итог:
– Очень приятная встреча со сторожилами больницы (теперь у Светланы вытянулось лицо от неслыханной наглости, – «Хорошо, что не сказал с ровесницами века»). Мы, надеюсь, еще будем встречаться и дружить домами, если служба позволит. Из всех соблазнительных предложений я выбираю одно, – жить и питаться в больнице. Полагаю, что работы навалится слишком много и незачем тратить время на прогулки по поселку, – будем действовать, не отходя от кассы!
Дамы вежливо попрощались и, поджав губы, удалились. Иванов решил прояснить свою позицию:
– Александр Георгиевич, не обессудьте старика, но они замучили меня своими предложениями устроить вашу жизнь. – Просто заболтали меня. Кто знает, подумал я, вдруг вам захочется запихать шею в хомут.
– Сразу в четыре хомута. – поправил Сергеев. – Но все равно, я благодарен вам за встречу с носителями былой славы. Из этого, все одно, можно будет извлечь пользу, но без помех основной работе.
Иванов предложил без лишних проволочек заняться передачей дел, – он спешил отбыть в отпуск. Его ожидали какие-то семейные, личные заморочки в Санкт-Петербурге, которые нужно было безотлагательно устранять. Через пару часов Сергеев уже чувствовал себя полновластным хозяином больницы. Время подходило к утренней конференции. Оба главных врачей, – постоянный и временный, – двинулись навстречу официальному представлению больничному персоналу.

3.4

Потянулся день за днем: больничная рутина состоит из утренних конференций, обходов, подписи документов на медикаменты, проверки историй болезни. Все остальное требует творческого подхода: диагностический, лечебный процесс, консультации. Но и он изматывает и переводит деятельность врача в режим действия автомата или полуавтомата. В таком режиме спасает только профессионализм, определяемый уровнем индивидуальной квалификации. Но даже на привычном поле встречаются забавные казусы.
На второй или третий день Сергеев просматривал рентгенограммы, сделанные накануне. Он быстро описал снимки одного больного, не выделив заметных находок, – фиброзные изменения в легких, носящие возрастной характер, и только. Через некоторое время дверь в кабинет осторожно отворилась, – в проеме, в кромешной темноте, появилась фигура заведующей терапевтическим отделением. Она еще не адаптировалась к мраку и, войдя со света, лапала воздух руками, стараясь определиться в направлении движения по опасному кабинету.
Сергеев подал голос, помог сориентироваться бодрящейся старушке: он с уважением относился к ее опыту, но за ней числился серьезный грех – алкоголизм. Практически с обеда она, приняв дозу, выпадала полностью из лечебного процесса.
При таких обстоятельствах подчиненный обычно сильно побаиваются руководителя, – не известно, что взбредет ему в голову, вдруг начнет утверждать трудовую дисциплину. Но таких поползновений у Сергеева, естественно не было, – он временный человек и не его задача бороться с пьянством и алкоголизмом. Особенно, если грехи не снижают качества работы терапевтического отделения, – Александра Гавриловна успевала внимательно осмотреть больных до обеда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56