Солнце клонилось к западу, в воздухе таяла золотистая дымка, и длинные тени от полуразбитых колонн с еле обозначенными основаниями прорезали неоглядное поле руин. Генриетта пошла бродить с мистером Бентлингом, который таял от восторга, когда она называла Цезаря «прытким молодчиком», а Ральф принялся давать Изабелле подробные объяснения, специально подготовленные им для ее внимательные ушей. Один из археологов – из той нищей братии, что всегда снует по Форуму, – не замедлил навязать им свои услуги и отрапортовал положенный урок с беглостью, которая нимало не пострадала оттого, что сезон подходил к концу. Он не преминул привлечь внимание наших друзей к раскопкам, шедшим в дальнем конце Форума, присовокупив, что, если signori будет угодно пройти и взглянуть на них поближе, они, несомненно, увидят там много примечательного. Предложение это соблазнило больше Ральфа, нежели Изабеллу, утомившуюся от долгой прогулки, и, уговорив кузена удовлетворить свое любопытство и пройти туда одному, она осталась ждать его возвращения. И это место, и это время дня отвечали настрою ее души, и ей хотелось насладиться ими в одиночестве. Ральф послушно последовал за чичероне, а Изабелла присела на опрокинутую колонну, лежащую неподалеку от подножья Капитолия. Ей хотелось немного побыть одной, но наслаждаться уединением довелось ей недолго. При всем интересе нашей героини к обступавшим ее щербатым останкам древнего Рима, изъеденным веками и все же сохранившим столько живого своеобразия, мысли ее, поблуждав недолго среди этих реликвий, перенеслись в силу сцеплений и связей, которые не легко проследить, на области и предметы, обладавшие большей притягательностью. От канувшего в прошлое Рима до будущего мисс Арчер – расстояние огромное, но воображение Изабеллы перемахнуло его единым скачком и теперь витало в более близких и многообещающих пределах. Потупив взор на уложенные в ряд, растрескавшиеся, но по-прежнему крепко вбитые в землю плиты, простиравшиеся у ее ног, она так увлеклась своими мыслями, что не расслышала шума приближавшихся шагов и только тогда очнулась от раздумий, когда чья-то тень упала на площадку, к которой был прикован ее взгляд. Подняв глаза, она увидела джентльмена – но это был не Ральф, который, осмотрев раскопки, вернулся бы со словами «какая адская скука!». Господин, представший ее взору, был поражен не меньше, чем она: обнажив голову, он замер, взирая на ее заметно побледневшее от изумления лицо.
– Лорд Уорбертон?! – вырвалось у Изабеллы, и она встала.
– Я никак не ожидал, что это вы. Забрести сюда совсем случайно – и вот, встретить вас!
– Я не одна! Мои спутники только что отлучились, – как бы объясняя, сказала Изабелла и посмотрела вокруг. – Ральфу захотелось взглянуть на раскопки.
– Вот как, – произнес лорд Уорбертон, обращая рассеянный взор в ту сторону, куда она показала. Он уже оправился от неожиданности и, вновь обретя душевное равновесие, видимо, хотел пусть мягко, но дать ей это почувствовать.
– Не хочу мешать вам, – закончил он, опуская взгляд на простертую колонну, на которой она только что сидела. – Вы, наверно, устали.
– Да, немного устала, – и, помолчав, Изабелла снова присела на колонну. – Не хочу нарушать ваши планы.
– Помилуйте, я здесь один, а дел и вовсе никаких. Мне, знаете ли, и в голову не могло прийти, что вы – в Риме. Я и сам тут проездом – возвращаюсь с Востока.
– Да, ведь вы давно путешествуете, – сказала Изабелла, знавшая об этом от Ральфа.
– Уже с полгода. Я уехал из Англии вскоре после нашей последней встречи. Был в Турции, в Малой Азии и вот позавчера приехал сюда из Афин. – Он уже избавился от скованности, но держался все же недостаточно свободно и, только посмотрев на нее долгим изучающим взглядом, заговорил в присущей ему естественной манере. – Мне лучше уйти? Или можно побыть с вами?
– Зачем же уходить, – милостиво проронила Изабелла. – Я очень рада видеть вас, лорд Уорбертон.
– Благодарю вас, вы очень добры. Позволите сесть?
На каннелированном стволе колонны, облюбованном Изабеллой, достало бы места для нескольких человек, вполне хватило его и для одного, даже обремененного столь многими достоинствами англичанина. Этот великолепный представитель блистательной касты поместился возле нашей героини и в следующие пять минут задал ей наугад несколько вопросов, ответы на которые, судя по тому, как часто он переспрашивал, не всегда достигали его слуха; он также сообщил кое-какие сведения о себе, которые отнюдь не прошли мимо ее более уравновешенного женского ума. Он повторял, что не ожидал ее встретить – признание, несомненно говорившее о том, как полезно ему было бы подготовиться к такому волнующему свиданию. Сказав что-то о произвольности иных совпадений, он тут же стал говорить о глубоком их смысле, признав их пленительность, но заметил, что они все равно ни к чему не ведут. Он превосходно загорел, даже в густой его бороде играли отблески жаркого аравийского солнца. Свободная, разномастная одежда, характерная для путешествующего англичанина, имеющего обыкновение руководствоваться только соображениями комфорта и ни при каких обстоятельствах не поступаться национальным своеобразием, была ему к лицу; спокойный взгляд красивых глаз, золотистый оттенок кожи, проступавший даже под темным загаром, мужественная осанка, сдержанные манеры – весь этот облик джентльмена-исследователя чуждых стран обличал в нем достойный образец британской расы, который в любых широтах не посрамил бы высокой репутации своих соотечественников в глазах тех, кто к ним привержен. Все это не ускользнуло от внимательных глаз Изабеллы, и она не без удовольствия отметила про себя, что он ей всегда нравился. Несмотря на постигший его удар, он не утратил ни одного из тех достоинств, что составляют, так сказать, неотъемлемую собственность старинных родов – собственность, чей состав, равно как и атрибуты, не подвластен обычным житейским невзгодам и может быть сокрушен разве что мировым катаклизмом. Разговор, естественно, коснулся всего по порядку: смерти мистера Тачита, здоровья Ральфа, того, как Изабелла провела зиму, ее поездки в Рим и скорого возвращения во Флоренцию, ее планов на лето и гостиницы, где она стояла; в свою очередь, лорд Уорбертон рассказал о своих приключениях, путешествиях, намерениях, впечатлениях и нынешнем пристанище. Затем наступила пауза, более красноречивая, чем предшествовавшая беседа, – пауза, после которой заключительная фраза лорда Уорбертона была, пожалуй, излишней:
– Я много раз писал вам.
– Писали? Я не получила ни одного письма. ч
– Я ни одного не отослал. Все их сжег.
– Вот это мило! – рассмеялась Изабелла. – Вы предпочли избавить меня даже от этой заботы.
– Мне казалось, они вам ни к чему, – сказал он с такой простотой, что это не могло не тронуть Изабеллу. – Я полагал, что не вправе докучать вам моими письмами.
– Напротив, я была бы только рада. Вы же знаете, как я желала, чтобы… – и она осеклась: облеченная в слова, ее мысль прозвучала бы слишком банально.
– Я знаю, что вы хотели сказать: «как я желала, чтобы мы навсегда остались друзьями», – эта фраза прозвучала в его устах необычайно ходульно, но он как раз и стремился подчеркнуть ее банальность.
Изабелла не нашлась сказать ничего лучшего, чем: – Пожалуйста, не нужно об этом… – хотя и понимала, что вряд ли исправила положение.
– Согласитесь, это слабое для меня утешение! – с глубоким чувством воскликнул лорд Уорбертон.
– А я и не думаю вас утешать! – ответила она и, внешне невозмутимая, не без торжества мысленно вернулась к тому дню, полгода назад, когда ее ответ так сильно задел его. Да, пусть он подкупающее мил, влиятелен, полон рыцарских чувств, пусть лучше него никого не сыскать, но ответ ему остается прежним.
– И хорошо делаете: вам все равно меня не утешить, – донеслось до Изабеллы сквозь волну подымающегося в ее душе неизъяснимого ликования.
– Мне хотелось снова встретить вас, потому что я считала, что могу быть уверенной – кто-кто, а вы не станете пытаться дать мне почувствовать, будто я сделала вас несчастным. Но раз вы взяли этот тон, право, мне скорее больно, чем приятно видеть вас. – И она встала – маленькая королева! – ища глазами своих спутников.
– У меня и в мыслях не было вас в чем-то обвинять, да мне и не в чем вас обвинять. Я только хочу, чтобы вы знали… я должен вам это сказать, хотя бы из чувства справедливости к самому себе. Больше я к этой теме не вернусь. Мое признание в прошлом году не было сделано под влиянием минуты; чувство к вам захватило меня целиком. Я пытался забыть вас – всеми силами, всеми средствами. Пытался увлечься другой женщиной. Я говорю вам об этом, чтобы вы не думали, будто я не делал того, что должно. Но попытки мои не увенчались успехом. Я ведь и за границу поехал для того, чтобы быть как можно дальше от вас. Говорят, в путешествиях рассеиваешься, но меня они не рассеяли. С тех пор как мы расстались, я не переставал думать о вас. Чувства мои не изменились. Я по-прежнему люблю вас и готов слово в слово повторить то, что сказал тогда. И сейчас, разговаривая с вами, я ловлю себя на том, что, к несчастью, ваше очарование имеет надо мной необоримую власть. Вот и все… Простите, я не могу вам это не сказать. И больше не стану докучать вам. Я все сказал. Позволю себе только добавить, что, когда четверть часа назад неожиданно наткнулся на вас, я, сознаюсь, как раз думал, где вы и как бы мне об этом узнать.
Он уже овладел собой, а к концу своей речи обрел полное спокойствие. Можно было подумать, что он выступает в одном из парламентских комитетов и, докладывая о важном деле, изредка справляется с запиской, спрятанной в шляпе, которую все еще держал в руке. И будь перед ним комитет, его доводы, надо полагать, возымели бы должное действие.
– Я тоже часто вспоминаю вас, лорд Уорбертон, – отвечала Изабелла. – И поверьте, всегда буду вспоминать, – и помедлив, добавила любезным тоном, стараясь позолотить пилюлю: – В этом же нет никакого вреда ни для той, ни для другой стороны.
Они прошлись немного; Изабелла не преминула осведомиться о его сестрах, попросив передать им, что интересовалась ими. Он больше не касался больного для обоих места, переведя разговор на менее скользкие и более спокойные темы, но между прочим спросил, когда Изабелла уезжает из Рима и, услышав, что это произойдет еще не очень скоро, откровенно обрадовался.
– Что-то я не пойму, – удивилась Изабелла. – Вы же сказали, что здесь только проездом.
– Да, но я вовсе не имел в виду миновать Рим, как какой-нибудь йоркширский железнодорожный узел. Проехать через Рим – значит остановиться на неделю, на две.
– Скажите уж прямо, что никуда не уедете, пока не уеду я.
В его глазах мелькнула улыбка, секунду он словно изучающе вглядывался в ее лицо.
– А вам это не по вкусу. Боитесь, что придется видеть меня слишком часто.
– Мало ли что мне не по вкусу. Не могу же я требовать, чтобы из-за меня вы покинули этот дивный город. Но, признаться, я вас боюсь.
– Боитесь, что я вновь примусь за старое? Клянусь вам, буду держать себя в узде.
Замедлив шаг, они остановились и постояли, повернувшись друг к Другу.
– Бедный лорд Уорбертон! – сказала Изабелла с сочувствием, которое в равной мере относилось к ним обоим.
– Воистину бедный! Но он будет держать себя в узде!
– Если вам угодно страдать – на здоровье, но не смейте заставлять страдать меня. Я все равно вам не поддамся.
– Если бы я думал, что сумею заставить вас страдать, то, пожалуй, дерзнул бы попробовать. – Она шагнула вперед; он вслед за ней: – Не сердитесь, я больше не скажу вам ничего такого.
– Хорошо. Но если нарушите слово – нашей дружбе конец.
– Может быть, когда-нибудь… погодя… вы позволите мне?…
– Позволю заставить меня страдать?
Он не сразу ответил:
– Позволите снова сказать вам… – но оборвал фразу. – Простите, не буду больше, никогда не буду…
Осматривая раскопки, Ральф встретил там мисс Стэкпол с ее поклонником, и теперь, вынырнув из-за земляного вала и груды камней, окаймлявших широкую яму, все трое предстали перед Изабеллой и ее спутником. При виде приятеля Ральф не смог сдержать возглас радостного удивления, а Генриетта в полный голос воскликнула: «Ба! Да это тот самый лорд!». Пока Ральф и его сосед обменивались сдержанными приветствиями, какими обычно обмениваются после долгой разлуки англичане, мисс Стэкпол не сводила с загорелого путешественника своих широко распахнутых умных глаз. Наконец она решила, что настало время заявить о себе:
– А меня вы, наверно, не помните, сэр.
– Разумеется, помню, – сказал лорд Уорбертон. – Я приглашал вас посетить мой дом, но вы так и не пожаловали.
– Я езжу не во все дома, куда меня зовут, – холодно отрезала мисс Стэкпол.
– Что ж, не смею настаивать, – рассмеялся хозяин Локли.
– А вы посмейте, и я приеду к вам. Можете не сомневаться!
Лорд Уорбертон, при всей своей показной веселости, по-видимому, и не сомневался. Теперь и мистер Бентлинг, до сих пор стоявший в стороне, воспользовался случаем, чтобы поздороваться с его светлостью.
– О, и вы здесь, Бентлинг! – радушно откликнулся лорд Уорбертон и протянул ему руку.
– Вот как! – удивилась Генриетта. – Не знала, что вы знакомы.
– А вы полагаете, что знаете всех, с кем я знаком? – шутливо осведомился Бентлинг.
– Я полагала, англичанин не упустит случая объявить, что знаком с настоящим лордом.
– Просто Бентлинг меня стыдится, – снова рассмеялся лорд Уорбертон.
Изабелла порадовалась этой перемене в его настроении и с облегчением вздохнула, когда компания направилась домой.
На следующий день было воскресенье, и она провела утро, сочиняя два длинных письма – одно сестре Лили, другое мадам Мерль, но ни в одном из этих посланий не обмолвилась и словом о том, что отвергнутый ею поклонник вновь появился на ее горизонте. По воскресеньям все истые римляне (а самые истые римляне – это, как правило, северные варвары) обыкновенно отправляются к вечерне в собор Св.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112