Я распорядилась поставить его в студии.– Почему ничего не сказала мне?– Потому что я знала, что ты захочешь включить его. Лучше сядь поудобней, а я приготовлю тебе чашку чаю. – Она направилась в кухню. – А после чая – отправляйся в постель!– Но это же пустяковая рана. В спецназе я бы провалялся с ней не больше чем полдня.– Я всегда была о спецназе не лучшего мнения, – презрительно фыркнула Кэтлин.Алекс продолжал стоять, разглядывая ее.– Ты сядешь наконец? – раздраженно проговорила она. – Ты сейчас не со своими друзьями-солдатами и не обязан разыгрывать супермена. Никто не требует от тебя этого. Ты когда-нибудь можешь быть просто интеллигентным человеком, умеющим рассуждать здраво?Искра изумления пробежала по его лицу, он усмехнулся, опускаясь в кресло, на которое ему указала Кэтлин.– Так-то лучше. – Чайник начал посвистывать, она сняла его с огня и приготовила заварку.Он чуть прищурился, внимательно разглядывая ее.– Ты стала другая, – наконец медленно произнес он. – Совершенно переменилась.– В самом деле? – Она поставила поднос с чайными приборами на маленький столик.Алекс рассеянно смотрел, как она разливает чай.– Не старайся задеть меня, я все равно не обижусь.Она осторожно взглянула на него.– О чем ты?– Ты все еще не можешь простить мне Вазаро. Что ж, ты имеешь на это право.– Что это? Приступ раскаяния и самокритики?– Да, такое со мной тоже случается.Алекс взял свою чашку и не спеша начал потягивать чай.– Скоро ты будешь занята настолько, что у тебя не останется времени вспоминать прошлое. – Он поставил чашку на столик и откинулся на спинку кресла. Внезапно Алекс показался ей ожившим и бодрым, от его грусти и усталости не осталось и следа, вернулась его прирожденная, чуть ли не королевская самоуверенность. Это всегда стесняло Кэтлин.– Если ты закончил пить свой чай, – сказала она сухо, – то можешь отправляться в постель.– Через несколько минут.– Скоро стемнеет. Надо зажечь свет.Ей казалось, что сумерки делают обстановку слишком интимной. Она встала и пошла к выключателю. Теплый золотистый свет озарил комнату.– Почему спецназ? – неожиданно спросила она.– Снова о том же? – Он пожал плечами. – Это особые элитные войска, туда берут далеко не каждого. Для отца при его амбициях это было предметом гордости, все равно как перо на шляпе, – сын в спецназе… – Алекс остановился и взглянул на Кэтлин, внимательно слушавшую его. – Тебе это действительно интересно?Она кивнула.– Тогда я начну с самого начала. Моя мать умерла, когда мне было пять лет. Мы жили тогда в Бухаресте. Уже в это время я демонстрировал незаурядные интеллектуальные способности, и меня готовили к карьере государственного чиновника. Но когда мне исполнилось шестнадцать, отец вдруг вспомнил о моем существовании и выразил недовольство тем, что я воспитываюсь вдали от него. Он заявился в Бухарест и заставил меня уйти из школы. Он решил взять меня с собой в Россию.– И как ты к этому отнесся?– С одной стороны, мне не хотелось возражать отцу. У меня еще сохранялись юношеские иллюзии о доме и семье. И в то же время я был расстроен, потому что представлял себе будущее совершенно по-другому.– А где ты встретил Павла?– В спецназе. Мы вместе проходили обучение. – Он помолчал. – Я отвечу на все твои вопросы, но давай не будем говорить о Павле.– Почему?– Он был моим другом. И я не смог уберечь его. Мне тяжело говорить об этом. Прошу тебя, давай о чем-нибудь другом.– Ты не хотел отвечать и на некоторые другие вопросы.– Да, это так. Я вообще не склонен откровенничать, как ты успела заметить. И все же что еще ты хотела бы знать?Она покачала головой и встала.– Ладно, это не мое дело.– Ты спрашивала однажды, почему я ушел из КГБ. Мне надоело, что меня используют, и я думал, что в Америке смогу жить собственной жизнью. Но увы! – Он пожал плечами. – Я лишь поменял одного хозяина на другого.Ничего удивительного в том, что Алекс думал, будто в этом мире каждый ищет выгоду. С самого детства его использовали: родители, школа, правительство, – часто с беспощадной жестокостью. Даже она сама пыталась использовать его. Кэтлин вдруг поняла это. Она упрекала его за то, что он пытался манипулировать ею. Но разве она не стремилась использовать его интеллект и деньги ради своего Вазаро? Она поставила чашки на поднос и понесла на кухню.– Иди в постель. Ты ничего не должен говорить мне больше.Алекс поднялся и подхватил два журнала со столика.– Нет, – сказала она, обернувшись. – Оставь их.Он улыбнулся и отложил журналы.– Кемаль собирался зайти попозже. Он может поиграть с тобой в карты.– Почему бы тебе не поиграть со мной?– Нет. – Опять какое-то отчуждение пролегло между ними. Кэтлин чувствовала, что он закрылся, ушел в себя, и это ее обижало. – Тебе придется подождать Кемаля.Алекс внимательно посмотрел на нее, видно угадав ее настроение, но Кэтлин поспешно отвернулась, так что ее лицо оказалось в тени.– Я могу подождать, – мягко сказал он, отправляясь в свою комнату.Кемаль вытащил колоду карт и весело улыбнулся.– Я собираюсь разбить тебя в пух и прах, а то ты что-то слишком хорошо выглядишь.– Вряд ли я тебе это позволю. – Алекс смотрел на ловкие пальцы Кемаля, тасующие колоду. – Я звонил МакМиллану сегодня вечером, хотел убедиться, что он обезопасил Феррацо.– И что сказал наш очаровательный МакМиллан?– Он в замешательстве, ничего не может понять.– Это участь всех недальновидных людей.– Ночью того дня, когда я был ранен, Феррацо убили в его комнате в отеле.– Разве ты не этого хотел? Теперь Кэтлин в безопасности.– Но люди МакМиллана не делали этого.– Нет?– Мне необходимо узнать, кто это сделал.– Не все ли равно, раз его уже нет.– Мне не нравится появление на сцене нового персонажа.Кемаль усмехнулся и встряхнул головой.– Это сделал я.Алекс замер.– Ты убил Феррацо?Кемаль пожал плечами.– Мне почему-то показалось, что человек МакМиллана будет действовать недостаточно быстро.Алекс изучающе смотрел на него.– Но мы не договаривались об этом.– Он использовал меня, чтобы выйти на вас, – спокойно сказал Кемаль. – Я ненавижу, когда меня используют. Думаю, что и ты тоже, не так ли?Алекс помолчал с минуту.– Да, это так. Но ты слишком много взял на себя. МакМиллан будет недоволен. Он не любит, когда кто-то вмешивается в его игру.– Это был особый случай, и я вовсе не собираюсь действовать в таком духе и впредь. Мне не нравится убивать. У меня очень нежная душа. – Он выкинул трех королей. – На, бей их.Алекс посмотрел на карты в своей руке.– Нежная, как у тигра.– Только когда нет другого выхода. – Выражение лица Кемаля вдруг стало суровым. – У каждого из нас в душе есть что-то жестокое. Поэтому каждый день мы выбираем между любовью и ненавистью, добром и злом. Мы все каждый день совершаем свой выбор.– И что предпочитаешь ты?– Это зависит от обстоятельств. Иногда хочется быть хорошим, а иногда приходится идти на компромисс.– И Феррацо – это твой компромисс?– Нет, – жестко сказал Кемаль. – Это была необходимость. Он использовал меня и причинил вред моему другу.Алекс сжал карты в руке.– Твоему другу?– Ты мой друг, – сказал Кемаль, – разве ты не знал этого?Алекс смотрел на него, не говоря ни слова.– Ты можешь не отвечать, – произнес Кемаль. – Я знаю, что поставил тебя в затруднительное положение.– А что ты считаешь трудным для меня?– Доверять кому-то настолько, чтобы назвать его другом. У меня такой же комплекс. – Кемаль хитро усмехнулся. – Но, разумеется, мне приятно, когда кто-то в этом мире очарован моими замечательными качествами и хочет иметь меня своим другом.– Замечательными? Что-то не помню, чтобы я когда-нибудь употреблял это слово.– Как? Разве ты не согласен, что я – очаровательный, блестящий, изобретательный?– Это все?– Красивый, талантливый, красноречи…– Я больше не выдержу. Тут уже становится трудно дышать.– К тому же не слишком самоуверенный и в меру честный. – Кемаль откинулся в своем кресле. – А ты честен со мной?– В том, что касается оценки твоих замечательных качеств?– Нет. – Кемаль кивнул на кучку карт на покрывале постели. – Я отбился три раза. С твоей фотографической памятью ты мог запомнить карты, вышедшие из игры, и знать теперь, какие остались. Собираешься обыграть меня?– Нет. – Алекс внимательно просматривал карты. – Умение использовать память – это большой талант, но я решил заблокировать его.– Почему?– В игре должен быть элемент риска, это делает ее более интересной.Губы Кемаля изогнулись в понимающей улыбке.– И кроме того, – добавил Алекс, – это служит установлению взаимопонимания… – Он улыбнулся и мягко добавил: – Между друзьями.– Проснись, Кэтлин.Кэтлин приподнялась и села в постели, ее сердце учащенно билось. В свете лампы она разглядела силуэт Алекса в дверном проеме.– Что случилось? Ледфорд?– Нет, ничего страшного. Просто я не мог спать и решил, что нам необходимо поговорить.Она посмотрела на часы, стоявшие на столике у постели.– В половине пятого утра?– Можешь ты одеться и пойти со мной? Кэтлин потерла глаза.– А подождать нельзя? Это так важно?– Сделай это для меня.Кэтлин помедлила с минуту и отбросила одеяло.– Дай мне пятнадцать минут.Алекс повернулся к двери и, выходя, напомнил:– Не забудь надеть пальто или теплый жакет. На улице еще холодно.– Мост Галатеи? Алекс, ты поднял меня среди ночи, чтобы посмотреть на мост Галатеи? Кемаль уже показывал мне его. Это был номер один в его списке достопримечательностей.– Ты видела мост на заре?– Нет, при свете дня.– Многие туристы приходят сюда днем или вечером, но я полагаю, что они просто не знают, как все здесь выглядит на заре. – Алекс взял ее за руку и бережно повел за собой. – Когда над ним восходит солнце, это так же прекрасно, как… Вазаро.Она вся напряглась.– Трудно найти что-нибудь менее похожее – Стамбул и Вазаро.– Не надо, не злись на меня, вот увидишь – тебе понравится. – Облокотившись на чугунные перила, Алекс смотрел вниз на воды Золотого Рога. – Я хотел поговорить с тобой о Вазаро.– Мне совсем не хочется говорить о нем.– Я знаю, – спокойно сказал Алекс. – Но это сделать необходимо. Ты хоронишь его, но оно ведь вовсе не умерло. Я говорил с Жаком, оказывается, он собрал достаточно черенков и цветочных клубней, чтобы начать все заново.– Вазаро уже никогда не будет прежним.– Возможно. – Руки Алекса сжали перила моста. – Но ведь оно может возродиться снова. Меня всегда восхищала твоя привязанность к нему, ты была похожа на маленького отважного воина, сражавшегося за каждую его пядь. Это зачаровывало и удивляло меня. – Она собралась было запротестовать, но он опередил ее: – Конечно, я понимаю, ты пережила страшное потрясение, но почему бы теперь тебе не отнестись ко всему более спокойно и по-деловому, как это делает Жак. Ты должна работать и возродить твое Вазаро снова. Прошлой ночью я долго думал об этом. Тебе мешает этот твой настрой, твоя установка.– Моя установка?Алекс кивнул.– Я помню, как ты говорила мне, что твоей обязанностью с детства было оберегать Вазаро, ты должна была продолжать дело предыдущих поколений. Тебе не удалось сберечь его. Но что из того? Зато теперь у тебя появилась возможность сотворить свое собственное Вазаро таким, как ты его видишь.Кэтлин нерешительно посмотрела на него.– Все это звучит очень заманчиво, но…– Надежда есть, Кэтлин. Мы возродим Вазаро снова.– Мы?– Да, разумеется. Я хочу помочь тебе.Кэтлин перевела взгляд на изящнейший минарет вдали.– Возможно, ты и прав. Но я еще не успела опомниться от всего этого, и у меня нет сил взяться задело по-новому.– Очень хорошо. Забудем о Вазаро. Поговорим о твоих духах.Кэтлин резко рассмеялась.– Мой бог, это уже совсем смешно. Моих духов больше нет, они канули в темные воды вечности.– Я не согласен с этим, не так трудно исправить положение.– Алекс, наших запасов хватит месяцев на тринадцать, после чего мои духи должны будут исчезнуть с рынка и из памяти.– Ерунда. Я уже все обдумал. – Алекс наморщил лоб. – Если мы сделаем все правильно, «Вазаро» станут первыми духами в мире.– И как же ты думаешь добиться этого?– Сыграв на одном из самых элементарных свойств человеческой натуры.– И что же это такое?– Желание обладать чем-то необычным и редким. Больше всего ценится то, что трудно достать – бриллианты, изумруды, золото: Почему так поднимаются в цене полотна художника после его смерти?Кэтлин начинала понемногу понимать, что он имел в виду.– Ты хочешь сказать, что раз мы имеем запасов всего на тринадцать месяцев…– На десять лет, – прервал ее Алекс.– Что?– Мы будем продавать твои духи как воду в пустыне, как последние ее остатки на обезвоженной планете. – Алекс наклонился к ней, глаза его заблестели. – Мы распределим их между самыми шикарными магазинами мира. Они будут драться между собой за наши поставки. Мы продадим твои духи… – Он помолчал. – По тысяче долларов за унцию.Кэтлин широко раскрыла глаза, пораженная.– Вряд ли это получится.– Мы можем назначить любую цену, вплоть до самой фантастической, – сказал Алекс. – Как ни горько это звучит, но разрушение Вазаро сыграет нам на руку. Вся эта шумиха вокруг «Черной Медины» и пожара сработает посильнее любой рекламной кампании, тут уж никто не посмеет сказать, что это очередная газетная утка для выкачивания денег из простодушных обывателей. Духи действительно уникальны и невосполнимы в течение ряда лет.– Десяти?– Жак оценивает этот промежуток в семь лет, но я думаю, что для пущей рекламы к ним надо будет накинуть еще три. Так мы и заявим повсюду. Но полагаю, что даже раньше, чем через семь лет, каждая женщина будет уверена в том, что «Вазаро» величайшая редкость и роскошь в мире. Тут мы и выпустим нашу продукцию на широкий рынок. Кто откажет себе в радости приобрести флакончик «Вазаро»?Только тот, у кого не будет денег. Кэтлин удивленно посмотрела на него.– Ты уже все спланировал.Он улыбнулся.– Последнее время ты ничего не позволяла мне делать, я валялся в постели и обдумывал этот план. – Он в задумчивости нахмурил брови. – Надо вплотную заняться нашей рекламной кампанией с Челси, усилив акцент на особенной редкости статуэтки и духов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53