– Да, об осторожности я забыл, – признался Трокмортон.
Открытое окно комнаты выходило на лужайку, за которой темнел лес, и было достаточно широким, чтобы сквозь него мог пролезть человек.
– Он хочет денег, Гаррик, – сказала Селеста, выходя из-за спины Трокмортона.
Черт бы побрал этих женщин, они совершенно не чувствуют опасности! Трокмортон осторожно передвинулся, чтобы вновь прикрыть Селесту своим телом.
– Он забрал у меня банковский чек и проездные билеты. Отдай ему свой кошелек, и пускай убирается прочь.
Стэнхоуп хрипло хохотнул и заметил:
– Наивная дурочка, не так ли, Трокмортон? Не понимает, что из нас двоих только один может уйти отсюда. Ты уничтожил меня. Нет, вы оба прикончили меня своими ложными письмами.
– Я один отвечаю за ложную информацию, – сказал Трокмортон, надеясь выгородить Селесту. – Ее я просто использовал.
– Я все знала! – возразила Селеста. – Только не говорила тебе, Гаррик.
– Ты можешь помолчать? – резко бросил Трокмортон.
Она снова вышла из-за его спины. Трокмортон обернулся и посмотрел на окно.
Стэнхоуп, казалось, ничего не замечал, он был занят лишь своими мыслями.
– Вам отсюда не выйти, – сказал он.
Селеста судорожно вздохнула.
– Ни одному из вас не уйти, – продолжил Стэнхоуп. – Вы так нежно любите друг друга, что заслужили право умереть вместе.
Быть может, только теперь до Селесты дошла вся серьезность их положения, а может быть, именно этих слов ей не хватало для того, чтобы обрести силы и отвагу. Поймать кураж, как говорят в театре.
Трокмортон перевел тяжелый взгляд на Стэнхоупа.
– Тебе тоже отсюда не выбраться живым.
– Возможно. За мной гонятся англичане, гонятся русские. Деньги у меня тоже кончились, и все по твоей вине, будь ты проклят.
С этими словами Стэнхоуп положил палец на курок.
Трокмортон лихорадочно размышлял над тем, может ли он каким-то образом спасти Селесту. Как противники, они со Стэнхоупом были на равных и прекрасно знали друг друга. Кроме того, Стэнхоуп был в ярости, но гнев – плохой помощник в драке, где нужно иметь холодную голову. Трокмортона так и подмывало броситься на Стэнхоупа. Но захочет ли Селеста воспользоваться этим, чтобы улизнуть, когда начнется драка?
Он очень в этом сомневался. К тому же в таком тесном помещении выстрел из дробовика любого уложит на месте.
Трокмортон не стал делать резких движений, он лишь улыбнулся и с презрением бросил Стэнхоупу:
– Ты сам себя уничтожил. Ничего не случилось бы, не пожелай ты продать русским свою бессмертную душу. За тридцать сребреников, как Иуда.
Свежие царапины на лице Стэнхоупа потемнели от прихлынувшей к лицу крови. Он сделал шаг вперед, поднимая ствол дробовика.
– Ты думал, я на всю жизнь останусь простым секретарем? С моими-то способностями?
– Способностями! – повысил голос Трокмортон. – С какими способностями? Ты, адвокат-недоучка, никуда не годный управляющий, на что ты способен, кроме предательства?
Еще не закончив фразы, Трокмортон резко шагнул вперед, схватил ствол дробовика и вывернул его в сторону.
Но Стэнхоуп был настороже. Он не выпустил оружия и смог развернуть ствол дробовика назад, приставив его к подбородку Трокмортона. Трокмортон сжал зубы. В следующую секунду он разжал руки и резко повалился на спину.
Стэнхоуп тоже потерял равновесие и упал. В этот Момент Селеста схватила стул, подняла и с силой опустила на голову Стэнхоупа. Тот замер, изогнулся, а затем тяжело рухнул на пол.
Трокмортон вскочил, бросился на Стэнхоупа и придавил его своим весом. Оглушенный всего на миг, Стэнхоуп начал извиваться. В завязавшейся схватке дробовик отлетел в сторону, но никто из противников не заметил этого – когда в ход идут кулаки, ружье не требуется.
Они дрались отчаянно, самозабвенно, движимые одинаковой по силе ненавистью друг к другу. Но Трокмортон дрался за преданную дружбу, он дрался не на жизнь, а на смерть, за себя и за Селесту.
Изловчившись, он нанес Стэнхоупу удар по ушам раскрытыми ладонями, и тот на секунду потерял сознание. Воспользовавшись этим, Трокмортон развернулся и нанес разящий удар в подбородок Стэнхоупа. Голова Стэнхоупа с глухим стуком ударилась об пол, а Трокмортон продолжал наносить удары – один, второй, третий…
Кто-то схватил его за руку, и Трокмортон, словно откуда-то издалека, услышал голос Селесты:
– Остановись! Остановись, Гаррик! Довольно! Ты убьешь его!
Только теперь Трокмортон осознал, что Селеста уже давно пытается остановить его. В руках у нее был дробовик, и Трокмортон подумал, что это к лучшему. Во всяком случае, так будет легче избежать искушения забить Стэнхоупа насмерть.
– Он без сознания.
Какой знакомый тон! Именно таким тоном говорила с ним Селеста, когда Трокмортон в последний раз потерял над собой контроль.
– Еще немного, и ты убил бы его, – сказала Селеста.
Он позволил ей помочь ему подняться на ноги. Как только мог этот негодяй угрожать этой прекрасной женщине?
– Я позову хозяина. Он наверняка слышал шум.
Трокмортон пошатнулся на дрожащих от напряжения ногах.
«Она жива, – подумал он. – Слава богу, она жива!»
Селеста погладила Трокмортона по руке, словно успокаивала дикого зверя.
– Хозяин не знал, что Стэнхоуп влез в окно, и теперь, наверное, теряется в догадках, что тут могло произойти.
Гнев быстро уступал в его сердце место страсти, и Трокмортон прижал Селесту к своей груди.
«Она жива, – билось у него в голове. – Она ходит, говорит, дышит. Она жива. Господи, она в безопасности! И, очевидно, считает себя героиней». Трокмортон скрипнул зубами и спросил:
– Черт побери, Селеста, почему ты не убежала?
– Тебе нужна была помощь. Какой прозаический ответ!
– Но Стэнхоуп мог убить тебя.
– И тебя тоже, – парировала Селеста. – А по двум мишеням труднее стрелять, чем по одной.
– У тебя что, совсем мозгов нет? Ты даже не попыталась…
За спиной раздался шорох.
Трокмортон оттолкнул от себя Селесту и обернулся. Стэнхоуп – с разбитым лицом, в окровавленной одежде – был уже на ногах.
В следующее мгновение он рванулся к окну и вывалился наружу. Затрещали оконные рамы, посыпалось стекло. Стэнхоуп приземлился на мягкую лужайку и со всех ног бросился к недалекому, спасительному для него лесу.
Трокмортон бросился в погоню, задыхаясь, с тревогой всматриваясь в приближающиеся деревья.
Селеста подошла к окну, в руках у нее по-прежнему был дробовик. Ее колотила дрожь при воспоминании о показавшемся ей бесконечным часе, который она провела один на один со Стэнхоупом. Она ненавидела этого человека, и не только за то зло, которое он причинил ей, но и за то, что он сделал Гаррику. И Пенелопе.
Без тени сомнения она подняла дробовик, приложила к плечу тяжелый приклад, но стрелять не могла – ей мешал Гаррик, бежавший вслед за Стэнхоупом по самой линии выстрела.
– Отойди, – пробормотала Селеста. – Отойди же в сторону!
Стэнхоуп, находившийся в тридцати шагах от дома, споткнулся.
Гаррик свернул в сторону, чтобы не налететь на него.
Селеста нажала курок.
Глава 29
Слеста подняла простыню, которой было прикрыто обнаженное тело Гаррика, и скользнула взглядом по его мощной спине вниз, к ягодицам, на которых алело не менее дюжины ровных красных пятнышек – следы от попавшей дроби. Затем она взяла в руки скальпель, провела пальцем по его острому лезвию и сказала:
– Выглядит в самом деле ужасно.
Гаррик, лежащий пластом на гостиничной койке, повернул голову и с опаской сказал:
– Давай лучше подождем доктора.
– Доктор занимается Стэнхоупом, ему досталось больше, чем тебе.
– Стэнхоуп – преступник. Может и подождать.
– Значит, не может.
Гаррика задело только вскользь. Что значат несколько дробинок по сравнению с основным зарядом, который она влепила в Стэнхоупа! Кроме того, у нее появился шанс взять наконец реванш. Сладкий реванш.
– А у тебя есть я, и я сумею справиться с твоими царапинами лучше всякого доктора.
– У доктора, я полагаю, побольше опыта, чем у тебя.
Какая у него сильная, красивая, мускулистая спина! И плечи тоже. И ноги.
– У меня есть опыт. Не забывай, я служила гувернанткой у русского посла. Был случай, когда сестра выстрелила в брата из игрушечного пистолета и попала ему дробинкой в щеку. Я сама вынимала ее.
Селеста склонилась над Гарриком, подцепила кончиком скальпеля дробинку – она сидела неглубоко, прямо под кожей – и вытащила ее.
– Ой! – взвыл Гаррик.
– Очень терпеливые люди эти русские, – сказала Селеста, показывая Гаррику гладкую матовую дробинку. – Есть одна.
– Больно, черт возьми, – сварливо сказал Трокмортон.
– Это пока цветочки. Дойдем до дробинок, которые нужно будет вырезать, начнутся ягодки, – с этими словами Селеста прижгла ранку чистым виски.
– А-а-а! – застонал Гаррик и повернулся на бок верхней частью тела.
Синяки на его лице прямо на глазах становились все темнее и ярче, на лоб упала спутанная прядь.
– Ты просто наслаждаешься своей властью надо мной, – ворчливым тоном произнес он.
– М-м~м-м, – протянула Селеста, делая вид, что раздумывает. – Пожалуй.
– Все еще сердишься на меня?
– Ты очень проницателен.
– Но я же пришел за тобой?
– Я ожидала этого.
– Я спас тебя, разве нет?
– Ну, если не считать того, что это я уложила преступника.
– А заодно и меня подстрелила, – буркнул Гаррик, снова переворачиваясь на живот.
– Ты сам подставился под выстрел.
Она нащупала кончиками пальцев следующую дробинку и начала сжимать ранку до тех пор, пока стальная капелька не выскочила наружу. Селеста подхватила дробинку и бросила ее в тазик, стоящий прямо на кровати.
– Хочу сказать, что я очень тебе благодарна, – сказала Селеста.
Гаррик поймал ее руку и прижал к своим губам.
– Это я благодарен тебе. За все.
– И за то, что я не оставила тебя один на один со Стэнхоупом?
Гаррик задумался. Было видно, как в нем борются умиротворенность и раздражение. Раздражение взяло верх.
– Ты должна была бежать. В следующий раз, оказавшись в такой ситуации, непременно беги.
– Не думаю, что могу попасть в подобную ситуацию, когда окажусь в Париже, – со скрытым вызовом ответила Селеста и увидела, как напряглись мускулы на спине Трокмортона.
– Селеста, я в самом деле очень люблю тебя.
– Дай мне вытащить следующую дробинку, – уклончиво сказала Селеста.
Он со вздохом вытянулся на белой простыне.
– А тебя это совсем не волнует?
– Что именно? – Она вытащила сразу две дробинки, и Трокмортон тихо взвыл от боли.
– Что я люблю тебя!
– Ты думаешь, что достаточно сказать это и все уладится?
– А разве нет?
Селеста едва сдержалась, чтобы не всадить в него скальпель изо всех сил.
– Считаешь, что я должна петь от счастья, узнав о том, что являюсь предметом твоей любви? Услышу об этом и сразу все забуду и прощу? Всю твою ложь, твое предательство, то, как ты использовал меня?
– Но ты же сказала, что не сердишься за то, что я использовал тебя против Стэнхоупа.
– Нет. В этом случае я понимаю, почему и зачем ты меня использовал. – Острым кончиком скальпеля она сделала небольшой надрез на коже. Трокмортон охнул, напряженно замер и оставался неподвижным до тех пор, пока Селеста не извлекла дробинку. – В конце концов, нас всегда учили ставить интересы государства выше своих собственных.
– Я не хотел задеть твою гордость, – очень серьезно сказал Гаррик.
– И разодрал ее в клочья сначала своими попытками соблазнить меня, а потом откровенным желанием убрать со сцены так, чтобы я не помешала тебе вести дела с почтенным лордом Лонгшо… Согласись, в данном случае интересы Англии были ни при чем. Ты в полном объеме продемонстрировал мне свою душонку – холодную и расчетливую. Нет, никакие признания в любви не исправят всего этого.
– Ты права.
– Что?
– Я сказал, что ты права.
Селеста озадаченно посмотрела на Трокмортона. Что он хотел этим сказать?
– А я был не прав. Все время хотел сделать, как лучше, а делал, как хуже. Мне нужно, чтобы рядом со мной всегда был человек, который будет поправлять меня. А значит, я должен жениться. Ты могла бы стать для меня такой женщиной?
Если он хотел рассмешить ее, то ему это не удалось. Сейчас Селесте не хотелось вспоминать ни об их былых разговорах, ни об их близости – такой чудесной и невозвратимой.
– В данный момент я могу лишь извлечь из тебя вот эту последнюю дробинку. – Эту ранку, по-настоящему глубокую, она оставила напоследок. – Лежи спокойно.
Он не послушал ее и беспокойно заворочался на кровати.
– А как же быть с твоими заверениями в любви?
– При чем здесь мои заверения? Ты же мне все равно не поверил, – обиженно сказала Селеста, вынимая кривую иглу со вставленной в нее шелковой ниткой, которую предусмотрительно оставил ей доктор.
– И, очевидно, был прав. Ты в самом деле не знаешь, что такое любовь, и никогда меня по-настоящему не любила.
Как это могло случиться? Когда она успела потерять нить разговора? Почему из нападающей стороны она превратилась в обороняющуюся?
– Я любила тебя достаточно, чтобы… отдать тебе свое тело.
Он медленно сел на кровати, совершенно забыв о своей наготе. Он и сейчас хотел Селесту – несмотря ни на какие телесные раны.
Увидев торжествующую улыбку на лице Трокмортона, Селеста поняла, что допустила ошибку. Нельзя было забывать, с кем она имела дело.
– И ты любила меня в ту ночь.
Опровергать это было бессмысленно. Согласиться?
– Осталась одна дробинка. Ложись и дай мне закончить.
К удивлению Селесты, он покорно подчинился. «Возможно, он делает это, чтобы отвлечь мое внимание, – подумала Селеста. – А пока я буду заниматься его телом, он попытается восстановить власть над моим сердцем».
Плут! Какой же он все-таки плут! Легким движением скальпеля Селеста рассекла кожу, затем стерла кровь и нащупала в ранке дробинку. Вынула ее, затем сделала иглой единственный шов, который был нужен для того, чтобы соединить края разреза, и вдруг почувствовала, как дрожат у нее руки и подгибаются колени.
Она присела на кровать и вдруг подумала о том, как больно было Гаррику. Но что означала эта накатившая на нее слабость:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39