Странный, не очень понятный трепет, заставил его на миг замереть. Ощущение было и таинственным, и знакомым: словно он случайно зашел в древний, почитаемый храм — и почувствовал себя дома.
Женщины поставили лампы на алтарь, потом встали по бокам, а Кристофер занял место между ними. Перегрин оказался в маленьком полукруге между Маклеодом и Адамом.
Позади Кристофера он мельком заметил серебряный потир и небольшую серебряную чашу.
Но вот Кристофер поднял руки в молитве, охватывающей их всех, произнося слова, которые казались более всего подходящими для их намерений и едва ли похожими на обряд.
— Ночь на исходе, и близок день, — сказал он, и в голосе его звенела радость. — А потому отвергнем деяния тьмы и облачимся в доспехи света.
Последовавшая за этим литания приняла форму длинной молитвы, полной восхвалений и просьб, которой было легко следовать. Вторя вместе со всеми, Перегрин чувствовал, как тают все сомнения и колебания. Он еще не знает чего-то, что нужно знать, — ну так узнает, когда придет время. Сейчас он был спокоен.
Ощущение покоя усилилось, когда Кристофер подошел к каждому из них с Телом Христовым; за ним шла Виктория с Чашей. Со смешанным вкусом хлеба и вина на языке пришло прочное ощущение братства и удовлетворения. Он сложил руки и склонил голову, когда они прошли дальше, погрузившись в созерцание этого чувства, пока тихий голос Адама не вернул его к настоящему.
— Перегрин, — тихо сказал наставник, которому явно не хотелось вмешиваться, — теперь нам нужно ваше кольцо.
Молча кивнув, Перегрин вытащил кольцо из кармана и подал Адаму, который передал его Кристоферу. Священник весьма серьезно принял кольцо, на миг сжал в руках и перекрестил. Потом, держа в сложенных чашей руках, протянул к алтарю.
— Всемогущий Боже, Творец и Спаситель рода человеческого, обнови Твое благословение на этом кольце, орудии и знаке обязательств служению Тебе, чтобы тот, кто вскоре примет его, получил бы также и всю милость и наставление, дабы исполнять долг свой в согласии с волей Твоей.
Молитву завершило благоговейное «Аминь» всех собравшихся. Кристофер торжественно передал кольцо Адаму.
— Кольцо пока побудет у Адама, — сказал он художнику. — Когда вы получите его обратно, ваше право носить его будет подтверждено тем, кто много выше меня.
Потом повернулся к алтарю и снова воздел руки.
— О Рассветная прозрачность Вечного Света и Солнца Справедливости, приди и пролей свет на тех, кто пребывает во тьме и в тени смерти.
Служба завершилась молитвой, которая казалась эхом стремлений души Перегрина, и он склонил голову перед заключительным благословением Кристофера. Когда он в молчании поднимался вместе со всеми по лестнице, по-прежнему неся в душе новообретенный покой и сосредотачиваясь на предстоящей задаче, все прочие размышления отступили. Перед ним стояло лицо Джиллиан, и главным для него сейчас было твердое желание увидеть девочку здоровой душой и телом.
Они ненадолго задержались в библиотеке, ожидая прихода Кристофера без облачения, и там Перегрин смог захватить этюдник. Потом все поднялись в комнату Джиллиан. Мисс Гилкрист на ночь отпустили, а Айрис Толбэт спала в комнате напротив. Заметив взгляд, брошенный Перегрином на ее дверь Филиппа шепнула:
— Не беспокойтесь, она не проснется. Она заслужила отдых, бедняжка, и я приняла все меры предосторожности, чтобы обеспечить его. Нам не помешают.
В раздвинутые занавески лился серебристый свет луны. Освещенная этим вечным сиянием и синим светом полудюжины церковных свечей, расставленных по комнате, сама Джиллиан казалась хрупкой, как сухой листок, и слабой до предела. Пока Филиппа закрывала и запирала дверь, Перегрин смотрел на осунувшееся детское личико и думал, что откладывать уже нельзя.
Филиппа обновила ранее установленную в комнате защиту и заняла пост у входа, начертав над перемычкой двери символ, крепко запечатывающий ее против любого вторжения. Адам передвинул кресло от изголовья к изножию и велел Перегрину сесть; Кристофер и Виктория принесли стулья и сели друг против друга у изголовья. Маклеод встал слева от Перегрина. Адам пока стоял справа от Перегрина, глядя ему в лицо.
— Итак. Для того, что мы собираемся делать, мне надо сначала ввести вас в транс, — тихо сказал он. — В этом нет ничего незнакомого для вас, только я собираюсь погрузить вас глубже, чем обычно. Откиньтесь на спинку и расслабьтесь. Выберите точку на потолке над кроватью и сосредоточьте внимание на ней.
Перегрин повиновался: откинулся на спинку кресла, удобно прижав плечи к мягкой спинке, и посмотрел вверх. Он дышал легко, на лице не было признаков напряжения или опасения, и Адаму было приятно доверие молодого человека.
— Теперь очистите разум. Я хочу, чтобы вы представили себе, будто смотрите на ночное небо. Никаких облаков — только множество звезд. Видите их?
— Да. — За стеклами очков светло-карие глаза Перегрина приобрели отсутствующее выражение.
— Хорошо. Выберите из мириадов звезд одну и сосредоточьте внимание на ней. Нашли?
— Да. — Голос Перегрина был тих, но ясен.
— Великолепно. Сосредоточьте взгляд на этой звезде. Смотрите, как она мерцает и сверкает. Ее свет снисходит на вас. Пусть он уносит вас в глубины подсознания… сейчас.
Адам протянул руку и легко коснулся лба Перегрина над переносицей. Глаза художника закрылись, он вздохнул и немного осел в кресле.
— Хорошо, — пробормотал Адам. — Идите глубже… еще глубже…
Он продолжал усиливать внушение, и Перегрин все больше и больше демонстрировал признаки глубокого транса. Наконец, убедившись, что объект достиг уровня, желательного для их задачи, Адам бросил взгляд на Маклеода. Инспектор кивнул в ответ и правой рукой сделал знак над белокурой головой молодого человека. Потом осторожно взял Перегрина за левое запястье и нащупал пульс.
Перегрин чувствовал биение пульса под пальцами Маклеода, и ему казалось, что свет звезды, за которой он шел, расширяется, окутывая его прозрачным защитным конусом. Рядом были Адам и Маклеод, оба одетые теперь в струящиеся сапфирово-синие одежды. Сам он носил простое белое одеяние, как пристало послушнику. Потом вновь раздался мелодичный, властный голос наставника:
— Пусть призванные к служению Свету войдут в Храм Владыки.
Сквозь неяркую стену света Перегрин смог различить другие человеческие фигуры, собирающиеся вокруг него. Некоторые, также облаченные в струящиеся сапфирово-синие одежды, были уже знакомы ему. Среди них была и леди Джулиан, больше не прикованная к инвалидному креслу в этом царстве за пределами физических ограничений; были и другие, незнакомые. У каждого на руке сияла звездочка на месте кольца, которое присутствовало бы на земном уровне.
Казалось, они стоят на пороге огромного классического Храма из белого мрамора. За входом Перегрин разглядел мерцающие колонны света, излучающие ощущение живой Силы, даже более властное, чем у Адама. Он изумленно смотрел вокруг, радуясь, что не один.
— Идемте, — тихо сказал Адам рядом с ним. — Идемте, вас представят Владыке.
Охваченный благоговением, но не страхом, Перегрин позволил подвести себя к ступеням, ведущим к вратам храма. Адам остановился на верхней ступени и почтительно склонил голову.
— Господин, — сказал он, обращаясь к Владыке, — я пришел, чтобы от имени Охотничьей Ложи представить этого человека, Перегрина Джастина Ловэта, как кандидата для посвящения. Оперившийся сокол встал на крыло и готов помогать в поиске исцеления души, ныне воплощенной как Джиллиан Толбэт. Когда это будет совершено, я попрошу принять его как Охотника, дабы укрепить наши ряды против угрозы, ныне нависшей над краем, вверенным нашим заботам.
Колонны света, казалось, стали выше, засияли ярче. Раздался голос; он был мягче, чем у Адама, и в нем хрустально звенел добрый юмор.
— Не продолжай, Повелитель Охоты, — ответил Владыка. — Твое желание известно нам и нашему Главнокомандующему. Пойми, что исцеление девочки Джиллиан должно предшествовать всему остальному. Ты правильно рассудил, что оперившийся птенец обладает необходимыми талантами. Тебе остается привести его к Тому, в чьей власти оживить спящие, но необходимые навыки. Простое использование своего дара будет для птенца обрядом Посвящения, полноправного вступления в братство.
Адам снова склонил голову.
— Понимаю. Будет сделано, как ты повелел.
Это была высокая честь. Сам Адам всего лишь раз предстал перед Ангелом, в чьей власти было подтверждение исцеляющего призвания. Тогда его поручителем выступала Филиппа, и, вспоминая тот давний день, он подумал, что теперь отчасти может понять то радостное смирение, которое она, наверное, испытывала.
Вздохнув, чтобы успокоиться, и на миг переместив фокус на земной уровень, Адам взял Перегрина за правую руку.
— Ваша звезда восходит, — тихо сказал он молодому человеку. — Встаньте и следуйте за ней не телом, но духом. Ее свет, подобно маяку, уведет вас из тела на небо…
Перегрин внезапно почувствовал легкость во всех членах, словно у него выросли крылья. Он сознавал, что Адам держит его за руку, что Маклеод сжимает другую руку. Они помогли ему встать, как помогли бы оперившемуся соколу подняться в воздух. Художника охватило ощущение полета. Закрыв глаза даже на астральном уровне, он безоговорочно отдался в руки провожатых, пока неожиданно не почувствовал под ногами землю.
Перегрин робко огляделся и обнаружил, что все остальные сопровождали его в полете души. Вокруг сияла звездная ночь, но он каким-то образом знал, что физически и духовно обращен к востоку. Все собрались на широком помосте перед высокими, сияющими золотом вратами; на каждой из них была эмблема, знак Воздуха — остроугольный равносторонний треугольник, разделенный пополам поперечной линией.
Маклеод выпустил руку Перегрина и опустился на одно колено; остальные, кроме Адама, сделали то же самое. Переложив руку на плечо Перегрина, Адам указательным и средним пальцами правой руки начертил на правой двери символ. Потом он произнес Слово, которое, как показалось Перегрину, не принадлежало ни одному земному языку. Но когда оно прозвучало, врата медленно открылись внутрь.
За ними царили бледный свет и ветер. Адам повел Перегрина вперед, оставив остальных позади, а свет и воздух приняли зрительную форму прозрачного золотого занавеса, вздымаемого легким ветерком. Пройдя сквозь занавес, они ощутили аромат ладана. Перед ними лежал залитый бедно-золотым светом зал, в центре которого вздымался столп золотого света. Перед ослепленным взором Перегрина он медленно преобразился в фигуру, смутно похожую на человеческую, с подобием широких крыльев, наполнивших зал дыханием свежего ветра.
Глаза, подобные глубоким озерам расплавленного золота, взглянули на него с лица ни мужского, ни женского, но в высшей степени прекрасного в своей двуполой утонченности. Золотые огоньки подобно диадеме охватывали развевающиеся длинные локоны золотых волос, ниспадающих от высокого, благородного чела.
Перегрин почувствовал, как Адам надавил ему ни плечо, и послушно упал на колени, смутно сознавая, что Адам отступил и тоже преклонил колени. Зачарованно глядя в золотые глаза, художник скорее ощутил, чем услышал приглашение открыть душу и высказать свое желание.
Ответ у него получился скорее образами, чем словами. Он нарисовал в зеркале разума Джиллиан Толбэт вместе с образом иссохшего тела, где тот же дух некогда обитал в другом обличье, и хаотичным облаком осколков, символизирующих ужасный урон, нанесенный этой душе.
— Если есть во мне дар, благодаря которому можно исправить этот ущерб, — попытался сказать он, — то покажите мне, как использовать этот дар. Я ничего не прошу для себя. Но если я могу хоть чуть-чуть оказаться достоин, то охотно отдал бы все, что имею, для непоколебимого служения Свету.
Горящий взгляд ангела, казалось, прожег его до глубины души. Не в силах отвернуться, даже если бы захотел, Перегрин внезапно понял, что имел в виду Адам, когда говорил об испытании душевной стойкости. Было мучительно осознавать собственное несовершенство. Но без этого знания невозможно было более высокое зрение.
Он смиренно признал право ангела судить его, склонив голову в знак готовности принять отказ, если его не найдут достойным иного. Но отказа не было; внезапно его окутали ослепительно яркие крылья, и он уже не видел ничего, кроме невыразимого света.
Возвышающийся в мерцающем величии ангел, казалось, склонился к нему, легко сжал лицо двумя прекрасными, тонкими руками. Перегрин удивленно поднял голову к лучезарному сиянию и почувствовал легкое прикосновение огненных губ к векам.
— Да узрят очи твои путь к исцелению… — произнес — или, может быть, пропел — голос.
Подобный мощному электрическому разряду поцелуй ангела заставил все существо Перегрина зазвенеть, как колокол. Ощущение, превышающее по силе боль, потрясло тело, разум и душу до самых глубин. Свет, который был продолжением собственной сущности ангела, играл над веками, ослепляя его для всего, кроме этой неземной красоты. Чувства замерли перед натиском восторга, подобного какому он никогда прежде не испытывал.
Целую вечность, казалось, что он потеряет сознание. Шатаясь, физически и психически ослепленный, он только постепенно осознал, что Маклеод и Адам по-прежнему держат его за руки, закрепляя в реальном мире и физическом теле, по-прежнему сидящем в кресле. Он прищурился и обнаружил, что видит теперь не просторный храм, расположенный на каком-то далеком, эфирном уровне, а уютную спальню Джиллиан Толбэт. Когда он перевел взгляд на саму Джиллиан, то обнаружил, что его дар зрения расширился и он может видеть не только физическую оболочку, но и астральный образ.
Этот образ, тонкий и напряженный, как физическое тело, дрожал среди моря обломков, как ребенок, брошенный среди осколков разбитых зеркал. Все обломки двигались, кружась и сотрясаясь в полном хаосе. И, однако, приглядевшись внимательнее, он смог разглядеть куски, подходящие друг к другу, как разделенные части различных картинок-головоломок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63