— Может быть он хотел скрыть ссору.
— Какую ссору?
— Наша актриса Марина Сергеевна Цветкова была свидетельницей безобразной ссоры между ними, после которой Михаил Киприянович и покинул вечер.
— Мне Шмыгов об этом также ничего не говорил. А из-за чего они поссорились?
— Вам об этом лучше поговорить с самой Мариной.
— Она в театре?
— Да. Вам её пригласить?
— Если вас не затруднит. А пока ещё пару вопросов, Лариса Ивановна.
— Да-да, пожалуйста.
— Шмыгов ушел из ресторана вместе с Аристарховым?
— Нет-нет. Он был до конца.
— А когда вечер закончился?
— В двенадцать. А вы, Дмитрий Константинович, каким-то образом связываете смерть Михаила Киприяновича с художником Шмыговым?
— Нет. У меня к этому пока нет оснований, Лариса Ивановна. Просто, восстанавливаю события, предшествовавшие самоубийству Аристархова. Только и всего.
Дмитрий записал объяснения Плитченко. Она прочла, расписалась и пошла за актрисой Цветковой.
Глава седьмая: Новые обстоятельства.
Марина Сергеевна Цветкова оказалась худенькой небольшого росточка женщиной средних лет с бледным анемичным лицом и большими тревожными глазами. Вероятно, она в театре исполняет роли травести. Короткая стрижка усиливала её сходство с подростком. Дмитрий постарался вспомнить, когда последний раз был в театре, но, к своему стыду, вспомнить не смог. И тут же решил в ближайшие выходные сводить свою Светлану в драмтеатр.
Цветкова робко поздоровалась и остановилась у порога.
— Проходите, Марина Сергеевна. Присаживайтесь. — Беркутов указал на стул за приставным столом.
Актриса прошла к столу, села, выжидательно взглянула на Дмитрия.
— Вы рассказывали Плитченко, что были свидетельницей ссоры между Аристарховым и Шмыговым. Это так?
— Да, — коротко кивнула она.
— Расскажите об этом поподробнее.
— Мне сейчас Лариса Ивановна сказала, что Михаил Киприянович... умер? Это правда?
— Да, он покончил с собой.
— Жаль, — печально проговорила актриса. — Он был очень хорошим человеком.
— А вы что, были близко с ним знакомы?
— Нет, но хорошего человека и так видно.
— И все же, что же произошло между Аристарховым и Шмыговым, Марина Сергеевна?
— Ах, да, — спохватилась она. — Извините!... Начало ссоры я не видела. Я была в туалетной комнате, а когда вышла то в тамбуре увидела Михаила Киприяновича и Шмыгова. Оба были сильно возбуждены.
— Отчего вы так решили?
— Но это было сразу видно. Михаил Киприянович размахивал руками и кричал: «Как ты мог?!» Шмыгов пытался его успокоить, говорил: «Миша, ты неправ. Это чья-то злая шутка». Тогда Аристархов воскликнул: «Негодяй!», и ударил Шмыгова по лицу. На это тот сказал: «Скотина! Ты ещё об этом пожалеешь!» Михаил Киприянович бросился на него с кулаками. И в это время в тамбур вошел Олег Николаевич Пригода и оттащил Аристархова от художника.
— А кто он такой?
— Пригода?
— Да.
— Театральный критик. В последние годы стал известным писателем — пишет пьесы, детективы.
— Ясно. И что же было дальше?
— Пригода и Аристархов ушли. Больше я их в этот вечер не видела.
— А Шмыгов?
— Он вернулся к столу и был до конца вечера.
Беркутов покинул театр в половине шестого. Он решил, не откладывая в долгий ящик, узнать адрес и телефон театрального критика Пригоды и договориться с ним о встрече. Может быть он прольет свет на суть конфликта между Аристарховым и Шмыговым. Почему все-же художник скрыл, что виделся с бизнесменом вчера вечером. Испугался? Чего? Как говориться, — чем дальше в лес, тем больше дров. Неужели Аристархов свел счеты с жизнью из-за элементарной семейной драмы? Это на него не похоже. Но пока все говорит именно в пользу этой версии. Ведь именно Шмыгов познакомил Миру Владимировну с Аристарховым. А что если между художником и этой новоявленной Минервой уже были определенные, тасазать, отношения? Это возможно? Конечно, что за вопрос. А почему бы этим отношениям не продолжится и после её замужества? Аристархов каким-то образом узнает об этой связи. Отсюда и его ссора со Шмаговым в ресторане, пощечина и все остальное. Если это так, то следовало бы её выбросить в окно. Это было бы справедливо. Определенно.
Он зашел к Колесову. Его друг сидел за столом и что-то сосредоточено писал. Оторвавшись от бумаги и увидев Дмитрия, сказал равнодушно:
— А, это ты, — и вновь продолжил свое занятие.
Подобное поведение друга Беркутову очень не понравилось и он решил его проучить.
— А все-таки, Сережа, ты свинтус! — проговорил «возмущенно». — До чего же ты довел бедную женщину?
Колесов откинулся на спинку стула, удивленно захлопал ресницами.
— Какую женщину?!
— Ты мне тут давай не придуривайся! Не разыгрывай удивление, понимаешь! Отелло гребанный! До чего ж ты, позорник, докатился, а?! Никак не ожидал от тебя подобного свинства!
— Да в чем дело?! — вконец растерялся Сергей. — Может, ты объяснишь, наконец.
— Только не надо ля-ля, господин подполковник! Не надо! Твое безобразное поведение ещё будет предметом разговора у руководства. Это я тебе клятвенно обещаю. Ишь ты жук какой! Думаешь, что все твои трюкачества просто так сойдут тебе с рук. Не надейся! Понял?
— Да что случилось! — Колесов был уже в панике.
— А знаешь ли ты, друг мой ситный , что Ленка написала заявление о разводе?
Колесов добродушно рассмеялся.
— Да пошел ты со своими приколами. Иди, дурачь кого-нибудь другого.
— Так ты что, мне не веришь?! — нарисовал Дмитрий на лице удивление.
— Ни единому слову.
— Ты ж её этим Валовиком довел до белого каления! Вконец замордовал!
О завотделе Валовике — непосредственном начальнике жены Колесова, который якобы воспылал страстью к его Елене и не давал ей прохода, пожаловался Дмитрию недавно сам Колесов. Но сейчас Беркутов был уверен, что его друг напрочь забыл об этом разговоре. Так и случилось. Лицо Сергея в одно мгновение стало потерянным и несчастным.
— Кто тебе сказал о Валовике? Ленка?
— А то кто же? Может быть он мне во сне приснился? Нет, Сережа, бессовестный ты все же человек!
Колесов вскочил из-за стола, забегал по кабинету. Сжав кулаки, остановился перед Дмитрием и тоном, не обещавшим ничего хорошего, спросил:
— Где ты её видел?
— Где-где. У нас сидит, плачет, заявление на развод пишет. Светка было попыталась её отговорить, что все ты делаешь из-за любви к ней и все такое. Но она ни в какую. «Это, — говорит, — не любовь, а патология. Ему лечиться надо». И я с ней полностью согласен. Ты, Сережа, шизанулся уже на своей ревности. Определенно.
— Ну надо же! — сокрушенно развел руками несчастный Колесов, садясь за стол. — Что же она мне ничего?!... Да я, вроде, с этим Валовиком не очень-то. Так, спрошу иногда как, мол, его здоровье. И все. Что же теперь делать?
— Пасть на колени, просить прощения. Другой альтернативы я для тебя не вижу.
— Точно! — ухватился Сергей за эту мысль, хватая телефонную трубку. Набрал номер. Голос его стал умильно ласковым: — Леночка, ты уже дома?... Ты в суде была?... Как? А разве...он бросил подозрительный взгляд на друга, начиная догадываться, что вновь стал жертвой его очередного розыгрша. — Ты Диму сегодня видела?... А Светлану?... Ясно... Да нет, ничего особенного. А про Валовика ты им ничего не говорила?... Да все нормально. С чего ты взяла. Через часок приду. Разберусь тут кое с кем, и приду. Целую!
Беркутов с нескрываемым удовольствием слушал этот монолог друга. Спросил беспечно:
— Все в порядке?
Тот недоуменно пожал плечами, озадаченно проговорил:
— С тобой все ясно. Неясно только — откуда ты узнал про Валовика?
— А ты мне сам, Сережа, рассказал неделю назад. Неужто забыл?
— Забыл. — Колесов, уперевшись в столешницу руками, стал привставать. Вот уже завис над столом, будто коршун, и с серьезными намерениями на лице, сказал сердито: — А теперь чеши отсюда, шутник! Да побыстрей! Пока я тебе холку не намылил.
— А вот это ты зря, Сережа. На шутку обижаются лишь дураки и негодяи. Я же тебя всегда считал хорошим и добрым малым. Не разочаровывай меня, Сережа.
— Да пошел ты! Шутка! Ведь нужно же понимать — над чем можно шутить, а над чем — нельзя.
— Ты так считаешь?
— Уверен.
— Хорошо, я на досуге обязательно обдумаю твое предложение. Обещаю. Да не смотри ты на меня, как Понтий Пилат — на провинившегося иудея. Сядь. Расслабься. Ничего ведь страшного не произошло. Если разобраться — тебе крупно повезло в жизни. Определенно.
— Это ещё почему?
— И он ещё спрашивает! — «удивился» Дмитрий. — Ну, ты, блин, даешь! Во-первых, тебя уважает и ценит начальство. Во-вторых, тебя любит такая замечательная красавица, как Ленка. И, наконец, в-третьих, кто может похвастаться таким другом, как я? А ты говоришь. Ты, можно сказать, самый счастливый человек.
— Дурак ты, Дима, и не лечишься, — уже миролюбиво проворчал Колесов.
— А вот здесь ты где-то по большому счету прав, — вздохнул Беркутов. — Скажи — сам до этой мысли дошел, или Светлана подсказала?
— При чем тут Светлана?
— А она мне часто тоже самое говорит.
— Нет, с тобой совершенно невозможно говорить серьезно, — рассмеялся Сергей.
— Ты мне лучше скажи — узнал что про Аристархова?
— Узнал. Никого из ближайших родственников у него нет. Он был единственным сыном в семье. Его родители умерли пять лет назад.
— Значит, все достанется веселой вдове? Не хило.
— Да, наследство приличное, — согласился Колесов. — А тебе удалось что выяснить о причинах самоубийства?
Беркутов рассказал. Сергей после его рассказа долго в задумчивости тер переносицу, проговорил с сомнением:
— Вообще-то трудно поверить, чтобы такой мужик, как Аристархов, стал бы из-за этого.
— Поживем, увидим. Мужики из райуправления не звонили?
— Да, чуть не забыл с твоими приколами, — спохватился Колесов. — Заходил участковый Забродин и оставил для тебя объяснения. Оказывается, джип ночью приезжал за жильцом из двадцать шестой квартиры Виктором Коригиным. Он вместе с друзьями ездил на утреннюю рыбалку.
Колесов достал из стола объясниние и выложил его перед Дмитрием.
— Значит и здесь облом, — сказал тот.
— Выходит, что так. Да, тут тебе звонил этот Шмыгов.
— Что ему было нужно?
— Не знаю. Он хотел сообщить что-то очень важное, но только непременно тебе.
— Ладно, пойду к себе, попробую с ним связаться. Будь здоров, Сережа, и не кашляй. Передавай привет Елене прекрасной.
Глава восьмая: Представительный мужчина.
Оказавшись в своем кабинете, Беркутов попробовал разыскать по телефону Шмыгова. Но того нигде не было. Позвонил в Информационный центр и через пару минут имел адрес и телефон Пригоды. Набрал номер.
— Алло. Слушаю, — услышал ровный приятный баритон.
— Олег Николаевич?
— Да.
— Здравствуйте! Вас беспокоит старший оперуполномоченный управления уголовного розыска Беркутов Дмитрий Константинович.
— Здравствуйте, Дмитрий Константинович! Очень приятно! Чем могу служить?
— У меня здесь скопился ряд вопрос к вам.
— Вот как?! — удивился Пригода. — И о чем вы хотели меня спросить?
— Это не телефонный разговор, Олег Николаевич.
— Понятно. И что же вы предлагаете?
— Нам надо срочно побеседовать.
— Гм... Я должен к вам приехать?
— Совсем не обязательно. Могу и я к вам. Не возражаете?
— Буду только обязан. Я живу на Вокзальной магистрали в новом...
— Я знаю.
— Тогда, жду.
Олег Николаевич Пригода оказался высоким статным мужчиной лет сорока. У него было привлекательное мужественное лицо. Разве-что слишком тонкие губы да несколько тяжелый подбородок портили общее впечатление. Но так — чуть-чуть. В целом, он отвечал лучшим европейским стандартам и напрашивался на обложку журнала «Только для женщин». Определенно. Светло-синяя тенниска из тонкой джинсовой ткани подчеркивала рельефность его мускулатуры. Того же цвета вельветовые брюки плотно обтягивали узкие бедра.
«Этот мужик держит форму, — невольно подумал Дмитрий, пожимая хозяину руку. — Не то, что некоторые».
— Прошу вас, — Пригода широким жестом пригласил Беркутова в комнату.
В двухкомнатной квартире Пригоды совсем недавно сделан евроремонт. Все ещё пахло свежей краской, мастикой, клеем и ещё чем-то непонятным. Комната, куда они прошли была заставлена новой современной мебелью: итальянская стенка из натурального дуба, мягкая мебель, обтянутая американским велюром, журнальный столик со столешницей из чароида. Все, как в лучших домах. По стенам развешаны современные картины — яркие разводы с непонятными символами. Проследив за взглядом Дмитрия, Пригода пояснил:
— Это картины нашего знаменитого земляка художника Стрельникова. Нравятся?
— Честно признаюсь, я мало, что смыслю в этом. Мой уровень выше «Медведей» Шишкина никогда не поднимался.
Пригода невольно усмехнулся подобной откровенности. Указал рукой на картину висевшую над телевизором, на которой был изображен господин, очень отдаленно напоминающий хозяина квартиры.
— А это мой портрет — подарок худошника Шмыгова Павла Александровича. По-моему, портрет получился. Как вы считаете, Дмитрий Константинович?
— Получился. Да. Только отчего у него глаза разные: один — голубой, а другой — темно-карий? Один смотрит на восток, а другой — на запад?
Пригода рассмеялся.
— Таким образом художник пытался раскрыть мой внутренний мир.
— Ну и как?
— Что, простите?
— Раскрыл?
Хозяин неопределенно пожал плечами, усмехнулся.
— Вряд ли. Но уже сама попытка заслуживает уважения.
— Понятно. Вы хорошо знакомы со Шмыговым?
— Даже больше того. Мы с ним большие приятели. А в чем дело? Отчего он вас заинтересовал?
— А с Аристарховым Михаилом Киприяновичем вы знакомы?
— Да, конечно. И очень хорошо. Очень достойный человек. Что же это мы стоим, — вдруг спохватился Пригода. Указал рукой в одно из кресел. — Присаживайтесь, Дмитрий Константинович. Я только-что перед вашим приходом заварил кофе. Желаете?
— Можно, — кивнул Дмитрий.
— Да-да, я сейчас. — Хозяин умчался на кухню. А через пару минут они уже пили запашистый кофе.
— Вы живете один? — спросил Беркутов.
— Да, — кивнул Пригода.
— Не хило.
— Что? Ах, да... Я в молодости намыкался по общежитиям да коммуналкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44