Искали возможность повторить опыт прошлого года. А, повторив, попытаться объективно оценить критерии ситуации, когда гром среди ясного неба возможен.
И удача улыбалась настойчивым экспериментаторам. Им удалось три раза вызвать грозу. Но условия для подобных повторов становились все жестче. Последние опыты должны были быть проведены в засушливых условиях Степного Крыма в разгар сухого сезона.
В начале августа.
Но это был не только сухой сезон в Степном Крыму. Это был еще и курортный сезон для советских вельмож в местах, лежащих совсем рядом, на Южном берегу Крыма.
По замыслам Коваленко, знакомство Буробина и Ольги должно было состояться как бы спонтанно. Причем познакомить будущих супругов должна была Тамара.
Разумеется, она бы не простила Петру такой измены. Но разработчиков интриги не интересовали ее чувства. А интересовали ее возможности и ее действия.
И тут было только два варианта. Либо оскорбленная любовница в порыве эмоций решится воспрепятствовать развитию отношений Петра и Ольги. А это она вполне могла сделать. Действуя хотя бы через генеральшу, которая больше благоволила к старшей дочери.
Либо, если эмоции будут не столь остры, Тамара, изрядно рассорится с сестрой, но от действий воздержится.
И именно для развития событий по такому сценарию она должна была к началу «операции знакомства» с Петром не порвать, но изрядно пресытится им.
Впрочем, у товарища подполковника были аргументы и повесомее. Но о них Петру знать не полагалось. Да и потом, не велико мастерство побить шестерку козырным тузом. Надо уметь решать проблемы наименьшими ресурсами. И шестерки бить семерками.
Буробин в делах политических всецело и слепо доверял Коваленко. В его душе причудливым образом совместились вещи по сути не совместимые. Надо сказать, Тамару он не любил никогда. Она была для него желанным сексуальным партнером и не более того.
С другой стороны, он испытывал к ней чувство огромной признательности за подаренные ему часы блаженства. Блаженства, которого он ранее не испытывал.
Он бы не хотел вести себя с ней так, чтобы причинить ей боль.
Но сейчас он был участником большой интриги. Интриги, которая несла ему социальный успех, невозможный вне этой игры. Но возможность этого успеха подарил ему Коваленко.
И Петр был признателен за это уже ему.
Признательность кому, Тамаре или Валерию преобладала в его душе? Наверное, все-таки Тамаре. Но связь с ней все равно рано или поздно закончилась бы. И почему бы это не сделать сейчас, когда в душе уже бушевали привычные чувства к объекту его мечты. К девушке с фотографии, которая впервые в его жизни могла ожить.
Видя его терзания, Валерий счел нужным просто обратиться к формулировкам великих. Подождав, когда немного утихнет буря чувств, вызванных его пожеланием «осточертеть» Тамаре к началу августа, он произнес строчку из Уайльда
Ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал
Петр, несмотря на свой имидж грубияна, весьма неплохо знавший и любивший поэзию, подхватил
Иной жестокостью, другой, отравою похвал.
Коварным поцелуем трус, а смелый наповал
– Вот видишь, не ты первый, не ты последний.
– Слушаюсь, Мефистофель!
– Не надо перекладывать с больной головы на здоровую. Мефистофель работает только с теми, кто сам этого желает.
– Ты прав. Но как я ей осточертею? Я, конечно же, сейчас нахожусь, как говориться, на пике сексуальной формы. Но ведь ей именно этого и надо.
– Давай так. Если не сумеешь за сезон затрахать ее так, чтобы она на тебя смотреть не могла, я дам тебе кое-какие средства, после которых она все же, мягко выражаясь, скорректирует свое мнение.
– Но на кой черт тогда ей знакомить меня с Ольгой?
– Вот в этом и состоит высший пилотаж. Но, слушай меня, и все будет в лучшем виде.
Участие Ольги в обеспечении встреч пылких любовников вносило в жизнь младшей сестры Тамары остроту и игру, которых ей не так хватало. Она действительно была изрядно избалована, хотя и оставалась в целом девушкой скорее доброй, чем злой. И это весьма ярко характеризует ее натуру, ибо, как правило, такие вот избалованные доченьки вырастают в изрядных стерв.
Но остроты, тем не менее, так хотелось. Собственно, не сами по себе похождения замужней старшей сестрицы возбуждали Ольгу. В свои двадцать четыре года она имела уже неплохой сексуальный опыт.
Но мимолетные связи не приносили ей ни душевного ни телесного удовлетворения. А тут она почувствовала наличие именно сильной страсти. И феерических удовольствий. Она жадно слушала рассказы старшей сестры и все больше хотела оказаться на ее месте.
Тамара довольно поздно поняла эти подвижки в душе младшей сестры, и, однажды, на очередную реплику Ольги о пикантности любви с варваром-интеллектуалом, довольно холодно произнесла:
– Олюня, не раскатывай губки. Этот мужик не про тебя. Трахайся со своими однокурсниками или папиными адъютантами, а потом, если повезет, найдешь и ты себе нечто экзотическое и необычное. К тому же он не в твоем вкусе. Ты же, насколько я знаю, любишь длинных. А он коренаст, как валун. И не выше тебя.
– Да ладно, Томка, я же просто так, – смешалась Ольга.
Но Тамара после этого перестала пользоваться помощью младшей сестры в прикрытии встреч с Петром.
Впрочем, она в этом уже не нуждалась. Начался полевой сезон.
Этим летом Буробин фактически выполнял роль научного руководителя экспедиции. И Тамара без помех и с комфортом проводила почти каждую ночь в его «штабном вагоне». Она заметила, что Петр в делах секса превзошел сам себя.
Как с цепи сорвался, – подумала она. Даже в прошлый сезон такого не было. Впрочем, поначалу ей это нравилось, и только к концу июля начало утомлять.
Опасения в отношении Ольги как-то забылись. И когда они разбили последний в этом сезоне лагерь в Степном Крыму, ей уже хотелось повидаться с сестрой. И даже вытащить ее на какое-нибудь их «фирменное» кочевое празднество.
Стояла августовская крымская сушь.
– Все, пауза. В ближайшую неделю ничего не будет, – сказал Петр Корягину. – Неплохо бы смотаться к морю.
– Как сочтешь нужным, Петр. Но хочу предупредить, наши, так сказать, расслабления всегда проходят на грани фола.
– Понимаю вас, Василий Михайлович. Море и все такое. Не утонул бы никто по пьяне. Нам действительно не нужны ЧП. Но, думаю, обойдемся. А расслабиться хочется.
Узнав о большой паузе в работе, Тамара решила съездить к отцу в санаторий и вытащить Ольгу на их «маленький праздник». Она чувствовала некоторую скрытую вину перед сестрой за внезапное охлаждение их отношений накануне сезона.
– Петр, скажи Корягину, пусть выделит мне машину. Хочу к отцу съездить.
– Ты не будешь на нашем уикэнде? – спросил Петр.
– Нет, что ты. Буду. И даже сестру прихвачу.
Петр с деланным равнодушием коротко бросил:
– Хорошо.
– Где вы расположитесь? Как вас найти?
– Тут есть предложение где-нибудь в районе Кара-Дага. Новый представитель заказчика говорит, что знает одно неплохое место. Пусть объяснит шоферу, как туда добираться.
Петр имел в виду нового сотрудника, заменившего Коваленко. Который теперь в их проекте занимал место ставшего генералом Бориса Петровича.
Тамара приехала с Ольгой в то время, когда праздник был уже в разгаре. Соскучившаяся по веселью Ольга с головой окунулась в эту атмосферу экспедиционного разгула.
Которая была для нее в новинку. Ибо даже в студенческие годы, которые только что для нее закончились, круг общения генеральской дочки был не столь широк.
А тут веселье и флирт экспромтом сочетались с разговорами обо всем на свете и скрытой фрондой. Которая в СССР в соответствующей среде была на закате империи неискоренима даже в режимных организациях.
Ольга с нескрываемым интересом следила за Петром.
В целом он соответствовал рассказам сестры. Но повода для его «пещерных выходок» пока не было.
Хотя, надо сказать, веселье уже шло в режиме, который товарищ Корягин назвал «на грани фола». Все уже искупались голыми в ночном море. Потом танцевали под кассетный магнитофон на пляже, рискуя сломать ноги. При этом некоторые «забыли» одеться.
Потом было объяснение с невесть откуда взявшимися пограничниками (в СССР все побережье считалось приграничной зоной), которое закончилось благополучно только после того, как новый представитель заказчика, Андрей, отвел погранцов в сторону и убедительно с ними о чем-то пошептался.
Но, на взгляд Ольги чего-то не хватало.
Было уже два часа ночи. Все сидели у костра, пели песни, которые становились все более грустными, лениво пили вино и остывший чай. В паузе между песнями раздался скрип гальки.
– Опять что ли погранцов черт несет, лениво бросил кто-то.
– Нет, коллеги, это не погранцы.
Владислав Блохинов вышел в освещенный костром круг.
– Ели нашел вас, бойцы научного фронта. Как, примите в компанию?
Куда ж мы денемся, – подумал Петр, и, наверное, не только он один. Но сказал совершенно другое.
– При двух условиях. Первое, пьете штрафную, и второе, выставляете личному составу дополнительную дозу.
– Обижаете, Петр, – Блохинову с трудом давалось обращение к Буробину на «вы», – я все же тоже геофизик со стажем.
Да какой ты геофизик, – опять подумал Петр. Но промолчал. Между тем, Блохинов позвал кого-то из темноты. И сопровождавший его шофер вынес ящик марочного крымского вина.
Народ при виде халявы заметно оживился. Пошли новые тосты, анекдоты. Песни стали веселее.
– Куража не хватает, славяне! – вдруг сказал Петр. И попросил гитариста, знавшего, кажется, все песни, бытовавшие в этой среде – Виталя, давай из Высоцкого «Сто сарацинов я убил во славу ей».
Гитарные аккорды рванули тишину.
А Петр запел про рыцаря, который претендует на любовницу короля.
Король от бешенства дрожит, но мне она принадлежит.
Прости мне Бог, я презираю короля.
– орал Петр. А потом, закончив песню, произнес тост:
– Обещают нам гурий прекрасных в раю, но прекраснее та, с кем сегодня я сплю… Пардон, пью, – поправился он. И продолжил, – Из далека лишь бой барабанный приятен, дайте сейчас, а посулы я вам отдаю.
За присутствующих дам!
Он вскочил, стоя опорожнил свою кружку «с локотка» и поцеловал сидевшей между ним и Блохиновым Тамаре ручку.
Все со смехом последовали его примеру, пили, целовали сидящим рядом женщинам руки.
– А вы здесь не скучаете, – холодновато сказал Блохинов жене. И она почувствовала себя не в своей тарелке.
Он что, совсем с ума сошел, – с досадой подумала она о Петре. И вдруг остро осознала, что отнюдь не хочет рисковать своим семейным положением ради продолжения их романа. И остроты переживаний и удовлетворения зова плоти было за этот год вполне достаточно. Можно было и закончить эти каникулы души.
Она обернулась к мужу.
– Дорогой, – с некой преувеличенной теплотой сказала она, давай скомандуй второй тур танцев.
– А у вас тут есть подо что танцевать?
– Да. Так скомандуешь?
Она вдруг захотела показать всем, в том числе этому тупому булыжнику, Петру, кто здесь начальник. Ее законный муж. А она жена члена-корреспондента Академии наук и дочь генерала, а не просто любовница начинающего ученого и неудавшегося боксера.
Она поняла, что все больше раздражало ее в последнее время в их отношениях. Какое-то хозяйское поведение Буробина к ней. Он не сомневался в каждом очередном «сеансе связи». В Москве такая уверенность в продолжении их редких встреч ее бодрила. Но здесь, на виду у людей, и в течении двух месяцев это было неуместно и начинало раздражать. Тем более, что Петр не находил нужным скрывать их связь от других.
Но она, черт побери, не секс-тренажер.
Именно так вдруг оценила она свою роль в их отношениях последних месяцев.
– Танцуют все! – провозгласил Блохинов и галантно пригласил жену.
Ольга, наблюдавшая весь этот эпизод очень внимательно, подумала, что вот сейчас Петр пригласит ее. И оказалась права.
Они топтались на мелкой гальке, пытаясь изобразить танец. И, наконец, Петр сказал:
– Вы любите ночные купания?
– Это опять со стриптизом в полумраке? – лукаво пошутила Ольга.
А Петр вдруг совершенно выпадая из имиджа грубияна, с какой-то философской душевностью произнес.
– Стриптиз не обязателен. Главное заплыть подальше. И чтобы не было ничего вокруг кроме моря и этих звезд.
– Поплыли, – сказала она.
Ольга не предполагала, что можно так далеко заплывать, тем более, ночью. И плавать так, как будто не плывешь, а гуляешь, разговаривая обо всем на свете.
Когда они вернулись, то застали народ в изрядном возбуждении.
– Вы болван, Буробин! – накинулся на него Блохинов. – Мы думали, что вы утонули!
В неверном свете раннего утра были не видно выражение лиц. Но даже в таком освещении Ольга заметила, как уже известная из рассказов сестры безбашенная ярость накатила на Петра.
– Не орите на меня, Владислав Сергеевич!!! Я вам не лакей. А болваны те, кто ошибается в оценке ситуации.
Он вдруг рассмеялся.
– Если бы мы утонули, то болванами действительно были бы мы. А так болваны те, кто ошиблись.
– Вы кретин, Буробин!
– Полегче на поворотах, дядя.
Петр кажется даже глухо зарычал, как рассерженный пес.
– Ладно, господа ученые, не ссорьтесь, – вдруг весело сказала Ольга. – Влад, ты не представляешь какой это кайф вот так плавать в ночном море.
Блохинов хотел что-то сказать, но Ольга подскочила к нему и по-родственному поцеловала.
– Черт с вами со всеми, – сказал Блохинов. Мы едем сейчас к твоему отцу. Ему все и расскажешь.
– Во-первых, зачем кому-то чего-то рассказывать. А во-вторых, это вы с Томкой едете. А я останусь здесь. Я свободный человек, и нечего мной командовать. Вернусь послезавтра.
– А как ты доберешься?
– Я отвезу Ольгу Юрьевну, – вышел из темноты Андрей. – Мне все равно надо отвезти послезавтра кое-какие материалы Борису Петровичу, который встречается с Юрием Тимофеевичем.
– Вот видишь Владик, как все чудненько, – со смехом сказала Ольга. Так что, забирай свою супругу и поспеши повидать дочь. А то что-то я последнее время все чаще заменяю ей маму.
Она подмигнула стоявшей рядом Тамаре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48