К тому же дом епископа столь большой и весь в сквозняках, и там столько людей снуют туда-сюда, что я не вынесла бы шума. О, пожалуйста, присядьте, леди Элинор!
Элинор сразу же воспользовалась приглашением. Теперь, когда она больше не мучилась беспокойством за Иэна и бесчисленными волнениями хозяйки, принимающей большую и разношерстную толпу гостей, она смогла наконец внимательнее вглядеться в глаза леди Элы, так разительно не соответствовавшие ее хнычущему голосу и скучным темам разговоров.
— Вы оказали мне честь, пригласив меня, мадам, — ответила она осторожно.
— О нет, совсем нет. Я всегда готова сделать для вас и лорда Иэна все, что в моих силах. Видите ли, Вильям рассказал мне, что, если бы не помощь вашего мужа, он бы вообще не вернулся ко мне. — Голос ее настолько переменился, что Элинор вытаращила глаза. — Неужели лорд Иэн не рассказывал вам? — продолжала леди Эла. — Это благородный человек, благородный до безрассудства.
— Он рассказывал мне, — ответила Элинор, секунду покопавшись в памяти, — но то, что он сделал, недостойно упоминания. Он сделал бы это и для простого солдата, и лорд Солсбери сделал бы то же самое для него. Здесь никакого долга нет. Я и не вспоминала об этом.
— Это очень великодушно с вашей стороны и хорошо сказано, но я все же думаю об этом. Конечно… — голос леди Элы снова внезапно изменился, вернувшись к обычным хнычущим интонациям, словно она подала Элинор знак и теперь хотела проверить, достаточно ли та умна, чтобы уловить его, —… я не знаю, почему я о нем так беспокоюсь. Вы сами видите, как Вильям плохо обращается со мной, отправляя совершенно одну навстречу опасностям дороги открывать дом, командовать слугами и наводить порядок, а сам торопится к своему брату, словно важнее ничего нет. Так жестоко с его стороны, в то время как я так слаба и так замучена головокружением и звоном в ушах.
Губы ее скривились в обиде, руки вяло и беспомощно повисли, но Элинор не смотрела на эти отвлекающие внимание уловки. Она не сводила взгляда с глаз Элы, с изумлением всматриваясь в яркий и озорной огонек, мерцающий в их глубине.
— Вы не думаете, что Вильям ужасно невнимателен? — настаивала леди Эла.
Элинор открыла рот, чтобы произнести вежливую банальность, но вместо этого из горла ее вырвался смешок. Она тут же в испуге поперхнулась и захлопнула рот. На лице леди Элы не дрогнул ни один мускул.
— Я уверена, что он такой не по злому умыслу, — вымолвила Элинор. — Мужчины редко обращают внимание на тот груз, который приходится нести нам, женщинам. Взгляните на Иэна, который бессмысленно тратит время на охоту за преступниками, грабящими мои земли, вместо того чтобы остаться дома и помочь мне подготовиться к свадьбе и приему гостей. — Голос Элинор дрогнул, и она перевела дух, чтобы выровнять его. — И никогда ни слова, жив он или нет.
— Мужчины — ужасные создания, не правда ли? — вздохнула леди Эла так, словно уже кончалась. — Они, похоже, никогда не задумываются, разглагольствуя во всю силу своих легких о самых интимных вещах перед толпой посторонних. Это вызывает во мне головную боль. Я бы так никогда не смогла. И они действуют порой так, словно у чужих слуг нет ушей, и шум их совершенно не беспокоит.
И меня поражает, как все-таки им удается иногда услышать друг друга. Я бы в такой ситуации и думать не могла нормально, не то что говорить.
— Да, в самом деле, — пробормотала Элинор. Все желание смеяться у нее прошло.
Это уже во второй раз леди Эла упирает на шум и толпу. Наконец до Элинор дошел смысл этих слов. Какая же она была дура, но прошло так много времени с тех пор, как она была при дворе, и в те времена никто не интересовался какой-то молоденькой девчонкой — не интересовался по крайней мере в том смысле, чтобы приставлять к ней шпионов подслушивать, что та говорит. К тому же двор тогда был совсем другой — если не считать тех нескольких месяцев, когда старая королева Элинор рассорилась с канцлером Лонгкемпом.
Ричард никогда не считал нужным приставлять шпионов к своим подданным. Он был готов, даже рад, встретить любой мятеж или измену, которую готовили, в открытрм бою. И подданным не было никакой необходимости шпионить за ним. При всех недостатках Ричарда скрытным он не был.
Джон же был совсем другим. Он был лжив по натуре, а став королем, явил себя настоящим параноиком. Шпионы были столь же естественны при его дворе, как муравьи в горшке с медом, и, наверное, столь же многочисленны.
— Как глупо с моей стороны!.. — непроизвольно вырвалось у Элинор, и глаза ее вспыхнули. — Я сразу почувствовала себя здесь не в своей тарелке, что, как вы знаете, совершенно не свойственно мне, но не знала, что именно так беспокоит меня, пока вы не подсказали. Я так далека от суеты и суматошности королевского двора!.. Думаю, что, раз мы уже решили остаться здесь, нам, может быть, следует подыскать себе дом, где было бы немного поспокойнее.
— Очень разумно, — согласилась леди Эла. — И тогда если кто-то почувствует себя не совсем здоровым и ему потребуется слабительное, он сможет принимать гостей в надлежащем уединении и комфорте.
В голове Элинор мелькнул вопрос, как часто Солсбери, который был крепок, как бык, могло понадобиться «слабительное», но задавать его было бы неосторожно и неблагодарно. Вместо этого она промолвила:
— Теперь, когда вы так удачно помогли мне разрешить эту проблему, леди Эла, может быть, вы будете так любезны и поможете мне еще в одном деле. Я столько лет не была при дворе и думаю, что со времен короля Ричарда мода и манеры сильно изменились. Вас не слишком утомит, если я вас попрошу разъяснить мне, что мне следует надеть в присутствии королевы Изабеллы?
— Меня редко утомляет беседа с одним человеком в домашней обстановке. Напротив, я нахожу это полезным для моего здоровья, и именно такого сорта спокойное оживление для меня лучше всего. И меня никогда-никогда не утомляет раздавать советы!
На этот раз губы леди Элы изобразили удовольствие, и Элинор опять не смогла сдержать смешок. Однако обе дамы тут же вернулись к практическим вопросам. На тему, когда кланяться, какую форму обращения использовать и тому подобных деталей, советы леди Элы были ясны и непосредственны. Она открыто рассказала также о потрясающей красоте Изабеллы и о том, как приятно говорить королеве, как она очаровательно выглядит и как изумительно ей идут наряды и украшения. Придворным совершенно не нужно лгать или выдавливать из себя комплименты, поскольку вкус у королевы безупречен, а король весьма щедро снабжает жену всеми нарядами, какие она пожелает иметь.
«Придется постоянно льстить», — заметила про себя Элинор.
— Единственное, что я нахожу безвкусным, и это моя вина, — то, что придворные дамы королевы слишком интересуются государственными делами. Королеву никак нельзя упрекнуть в этом. К ее чести надо сказать, что она никогда не слушает подобных разговоров и сердится на своих дам, когда те забывают более важные беседы о нарядах и украшениях. Я не могу не согласиться с Изабеллой. У меня самой сердце начинает колотиться, как барабан, при разговорах о таких вещах, которые более к лицу мужчинам.
Голос леди Элы стал особенно жалобным.
— Эти глупые женщины считают признаком любви со стороны своего любовника или мужа, если у него длинный язык и он рассказывает им обо всех своих делах. Если это правда, я должна быть более чем уверена, что Вильям нежно любит меня, несмотря на свое невнимание к моему слабому здоровью. Он всегда пытается поговорить со мной о своих делах, но я не могу этого выносить. У меня начинается одышка, и голова раскалывается, и головокружение становится таким сильным, что мне приходится прогонять мужа и обессиленной падать в постель.
— Как вам повезло, — сладко пропела Элинор, — и с любовью к вам мужа, и с несчастьями, которые спасают вас от любой возможности говорить неразумные вещи. Я сама очень любопытна в таких вещах — я когда-то была переписчицей у старой королевы Элинор и познала вкус к делам государства, но Иэн никогда не говорит ни слова об этом.
Элинор широко раскрытыми глазами смотрела в проницательные глаза Элы, которые в ответ спокойно взирали на собеседницу. Элионор не рассчитывала и не надеялась, что ей поверят, но ей понравилось одобрение, читавшееся в глазах Элы.
— Я полагаю, это связано с тем, что мы так недавно поженились, и он еще не совсем доверяет мне. Может быть, мне удастся узнать что-нибудь насчет него от придворных дам, особенно приближенных к королеве. Тогда он больше будет доверять мне.
— Некоторые дамы, — прощебетала леди Эла, — ближе к королю, нежели к королеве.
— Расскажите мне о них, — прошептала Элинор, придвигая свой стул поближе к леди Эле. — Я должна буду уделить им особенное внимание.
16.
Когда распространилось известие о прибытии и направлении движения короля Джона, вся знать ринулась с женами в Винчестер. Элинор была весьма признательна леди Эле. Благодаря ее совету она вовремя успела снять небольшой дом неподалеку от замка. Иэн поначалу колебался, не желая обижать епископа Винчестерского, который предоставил им свой кров, или короля, если Джон предложит ему поселиться в замке.
Однако Питер Винчестерский не только не обиделся, но и нашел эту идею превосходной. Хотя сам он от всего сердца посмеивался над оправданиями Элинор, полагая, что уж кого-кого, но только не ее можно смутить шумом и суматохой, но сказал, что, по его мнению, эта причина прозвучит достаточно убедительно для тех, кто плохо знает ее.
Иэн встретился с королем, как только стало известно, что Джон готов принять своих знатных подданных, и вернулся домой в растерянности и волнении. Он был принят с учтивостью, которая ему показалась подозрительной. Правда, перед тем как он вошел в парадный зал, его перехватил Солсбери и сказал, что ему удалось смягчить обстановку, но Иэну все равно казалось неестественным, что король никак не отозвался о его браке, а спросил лишь, с ним ли леди Элинор. Иэна подмывало сказать, что ее нет, но уже слишком многие люди знали правду. После нескольких минут вежливой беседы Джон отпустил его с приглашением, которое больше смахивало на приказ, присутствовать вместе с леди Элинор на большом обеде в сочельник.
Еще более странным, чем видимое безразличие короля, было совершенно спокойное отношение к нему со стороны придворных. Иэн слишком хорошо знал способности короля в искусстве притворства. Однако друзья Иэна, казалось, были рады встрече с ним и ни косвенно, ни открыто не предупреждали его о возможных неприятностях.
Его враги, еще лучший индикатор, казалось, совершенно искренне были взбешены его столь удачным браком. Хмурые взгляды и фальшивые слова звучали там, где им и следовало, и при всей своей настороженности Иэн не увидел и не почувствовал ни малейшего намека, никаких ухмылочек исподтишка со стороны придворных, что могло бы указать на какую-то их осведомленность в скрытых планах мести.
Элинор тоже пыталась выяснить, чего им ждать, но преуспела в этом не больше своего мужа даже после встречи с королем двумя днями позднее. Ее в обычном порядке вызвали на судебное заседание по вопросу о выплате компенсации королю за то, что она вышла замуж без разрешения своего сюзерена. Иэн отправился с ней в полном снаряжении, что, конечно, было не совсем обычным нарядом для отвечающих перед судом по иску короля. Джон, однако, удостоил его не более чем быстрым снисходительным взглядом, словно говоря, что он прекрасно понимает оборонительный смысл этой демонстрации, но она совсем ни к чему. Что и подтвердилось.
Элинор оправдала поспешность своего брака постоянной угрозой для ее поместий и наследия ее сына со стороны разбойников, а также неверных и недовольных вассалов и кастелянов. И прибавила, что, поскольку король был на войне во Франции, она не знала, где и каким образом найти его или сколько времени ждать его возвращения.
Если Джон и вспомнил, что гонец Элинор, сообщивший о смерти Саймона, нашел его без малейших затруднений, он ничего не сказал об этом. Он принял оправдание необходимости спешки, но отклонил доводы о невозможности попросить разрешения на том разумном основании, что Иэну было прекрасно известно, где находится армия, и что война к тому времени уже закончилась. Затем он наложил на ответчицу штраф в размере десятой доли ее доходов от имений. Это было тяжелое наказание, но ни в коем случае не безосновательное.
— Лучше бы вы в свое время взяли в мужья того человека, которого я вам предлагал, — с улыбкой произнес Джон, когда Элинор поклонилась в знак согласия с решением и дала гарантию о выплате штрафа. — Вильям Венневаль все еще жив и здоров.
— У меня не было выбора, — мягко ответила Элинор. — Еще до того, как я получила ваше предложение, я уже вышла замуж по приказу короля Ричарда на Святой Земле.
Это был, конечно, единственно возможный ответ со стороны Элинор, но впоследствии она обсудила замечание короля с Иэном во всех деталях. Это были столь естественные и разумные слова, что, произнеси их кто-нибудь другой, они восприняли бы это как знак того, что все забыто и прощено.
Но Джону верить нельзя. Он был известен, даже знаменит тем, что никогда не забывает обид. Двор в целом мог принять эти слова за чистую монету, поскольку никто из придворных не знал, сколь глубоко и лично Элинор оскорбила Джона. Но для самой Элинор напоминание о том инциденте служило намеком, что Джон ничего не забыл. Ударение на то, что Венневаль до сих пор жив, ей казалось угрозой, что Иэн долго не проживет.
Иэн на это лишь небрежно пожал плечами. Он согласился, что Элинор, возможно, верно интерпретирует слова Джона и что король хотел запугать ее, но настаивал, что у короля немного возможностей исполнить свою угрозу.
— В темных углах встречаются длинные ножи, — резко произнесла Элинор.
— Чепуха, — отмахнулся Иэн. — Весь двор теперь знает историю нашего брака. Если хоть волос упадет с моей головы, неужели кто-то усомнится в том, по чьему приказу это произошло?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66