Убийцы знали, что искать, но не знали Ц
где. Не тратя времени на исследование интерьера, они просто раз
носили на куски все пригодное для того, чтобы что-нибудь прятать. Одежный
шкаф с потайным отделением был разрублен. Оружие Николаса исчезло. Камен
ная гаргулья над камином Ц обезглавлена. Старик Питер умер, как и полага
ется умирать верным слугам: у порога спальни, с мечом в руках.
Когда в дом явилась городская стража, Николас сидел на постели, рядом с Ка
тлиной. Мальчик-проводник стоял поодаль, у окна, с выражением оторопелог
о ужаса на лице, оглядываясь вокруг.
«Что он тут делает?» Ц рассеянно подумал Николас и в следующую секунду у
слышал, как стражники грохочут сапогами, поднимаясь по лестнице, и вяло п
одумал о том, что сейчас они бросятся на него, пытаясь скрутить, а ему прид
ется убить их, всех до одного. Он прикрыл лицо Катлины сорванным пологом и
прыгнул в окно. Мальчик прыгнул вслед за ним.
Гюйсте Волк Ц вот кто должен умереть сегодня, а не стражники! Но сначала п
усть ответит на несколько вопросов.
Но и сюда Николас тоже опоздал. Тот, кто заметал следы, делал это умело.
Ц Глядите, добрые горожане! Ц заверещала вдруг какая-то старуха из тол
пы. Ц Вот этот-то, который стоит, он тоже оттудова! Я их всех знаю, мазурико
в! Господа стражники, хватайте его!
Скрюченным пальцем она указывала на Николаса. Нет, кажется, не на него… На
мальчика, стоящего рядом с ним. Ужаленный воплями старой ведьмы, он задро
жал и прижался к Николасу.
Николас удивленно посмотрел на него, точно не узнавая.
Какой мальчик, откуда?.. Ах, да, проводник… Когда летели из дома Катлины сюд
а, он правил повозкой… Сам же Николас ему и велел. А он послушал… не сбежал,
как вроде бы собирался вначале… Совсем обезволел от страха.
Ц Хватайте их, господа стражники! Они город хотели сжечь! Воры! Воры! Мазу
рики! У моей лачуги вся стена обуглилась, еще бы чуть-чуть Ц и сгорела дот
ла!
Ц Тебе бы не мешало погреться немного, старая ворона! Ц крикнул кто-то, и
в толпе заржали. Но сквозь смех были слышны злобные голоса, и этих голосов
становилось все больше:
Ц На костер его, братцы!
Ц В огонь, к остальным! А вон, гляньте, рядом-то с расцарапанной рожей! Хва
тайте и этого!.. Вон они, вон!.. Господин стражник, вы бы не толкали меня, а то я
и сам могу толкнуть…
Стража, привлеченная шумом, пробивалась сквозь толпу ближе к Николасу.
Ц Ай, погибнем, сгорим все в геенне огненной! Ц истерично завыл кто-то.
Ц Знамение-то было, люди добрые Ц ночь среди дня и звезда с неба! И чума от
этого разошлась! И война братоубийственная разгорелась! Все как святые
отцы говорили! Близок конец света, близко царствие Тьмы!
Ц На костер!
Ц Пусть Сатана сам спасет свое отродье!
Николас вздрогнул, поднял глаза, словно стараясь рассмотреть, кто выкрик
нул последнюю фразу. От его взгляда попятились. Тогда он положил руку мал
ьчику на плечо, повернулся и вместе с ним пошел прочь от пожарища.
Спустя час повозка, влекомая вороным битюгом, выехала за городские ворот
а на Верпенскую Императорскую дорогу. Повозкою правил мальчик. Николас с
идел в полутьме, стараясь заставить себя думать хоть о чем-то. Но не мог. Са
днили раны, полученные в подземелье, но и эта боль была недостаточной, что
бы отвлечь его от иной, внутренней боли, которую не залечишь никакими бал
ьзамами. Он вынул из-за пазухи бумажный сверток. Бабочка посланника легл
а в шкатулку к другим пяти предметам из эльваррума. Николас бездумно вер
тел в руках бумагу.
«…Красной Свободы исходит из начала нечистого, дьявольского, прил
агаю эти неопровержимые доказательства…» Ц мелькнула перед его г
лазами строчка.
Он медленно пробуждался от темного дурмана по мере того как смысл написа
нного входил в сознание.
«…Преисподняя поставляет своих воинов Братству, сам Сатана ведет
нечестивцев…»
Воины преисподней? Николас вспомнил безглазых тварей из подземелья. Бра
тство Красной Свободы…
В памяти его всплыла картинка из недавнего прошлого. На крепостном валу,
широко раздвинул ноги, стоит горбун. Рот его оскален, в одной руке Ц окров
авленная сабля, а другой Ц мушкет. Битва полыхает под ногами горбуна, нак
атывает волнами на вал и с той и с другой стороны. Ветер рвет красный плащ,
огненные пряди волос и бороды горбуна. Пули и стрелы густо буравят раска
ленный воздух, но почему-то не приносят горбуну никакого вреда…
Граф Пелип! Граф Пелип сейчас в Лакнии…
Николас бережно сложил бумагу вчетверо и вернул за пазуху.
Зачем Пелипу понадобилось желать его, Николаса, смерти? Зачем он убил Кат
лину?..
Графу был нужен эльваррум Ц тут же последовал ответ. И не был нужен сам Ни
колас. А Катлина… О, если бы тайник с эльваррумом был не в ее доме!
Несколько минут Николас сидел неподвижно, закрыв глаза. Затем повозка не
ожиданно остановилась. Он выглянул наружу.
Мальчик, опустив вожжи, вопросительно смотрел на него. Повозка стояла на
распутье у дорожного указателя, на котором под выцветшими дощечками с пи
сьменами болтался обрывок цепи с истлевшим человеческим остовом в вере
вочной петле.
Направо Ц Бейн. Прямо Ц Утенгоф, морское побережье. Налево Ц Острихт. Ос
трихт, это по дороге в Лакнию, припомнил Николас. Он указал налево.
Мальчик снова натянул поводья.

Часть вторая

ПОСЛАННИК

ГЛАВА 1

Странное время настало для Империи. Мутное и темное, как дымка над черной
водой лесного озера. Пылающую звезду, что низвергнулась с потемневшего с
реди дня неба, видели все. Чума прошла, положив конец войне. Граф Пелип с ос
татками своего войска отступил в дальнюю Лакнию, а Император, вместо тог
о чтобы собрать силы и покончить с Братством Красной Свободы раз и навсе
гда, отчего-то медлил. По городам и весям путешествовали сотни его послан
ников: некоторые из них входили в дома знатных особ открыто, некоторые Ц
таких было много больше Ц бродили по дорогам, скрываясь под обличьем ст
ранствующих монахов и пилигримов-богомольцев. Посланников интересова
ло все, о чем говорят, о чем думают, а также то, о чем опасаются говорить и ст
араются не думать. Сумки с запечатанными бумагами каждый день поступали
в Герлемонский дворец, и снимать печать имел право только сам Император
лично. Что хотел узнать Император о своей Империи? Кажется, он и сам не до к
онца понимал. Или слишком хорошо понимал: так начали говорить после того,
как из Герлемона по крупным городам потекли новые императорские указы. П
о этим указам предписывалось всем сказочникам, бродячим артистам, цирка
чам, ярмарочным потешникам, шутам и менестрелям являться во дворец пред
очи Императора: сначала в пригласительной форме, потом в обязательной, а
чуть позже Ц под конвоем городской стражи. Указ не касался Братства Арт
истов, чьи шатры из разноцветных кусков ткани появлялись в ярмарочные дн
и в каждом из крупных городов, но почему-то члены Братства стали исчезать
бесследно один за другим. Когда Братства не стало, все, кто зарабатывал на
хлеб, потешая простонародье и знать, очередным указом были объявлены вне
закона. Солдаты Императорского Летучего полка вырезали цыганские табо
ры. Ни одна из воскресных проповедей не обходилась без напоминания паств
е о вреде богомерзких суеверий, распространяемых продавшимися Сатане н
ечестивцами. Невинные детские сказки о Потемье стали называться «дьяво
льские молитвы»… Но что удивительно Ц чем больше запрещали сказки и пре
дания, тем больше их появлялось Ц вспоминали старые, давно забытые, прид
умывали новые. В каждом знатном доме считалось изысканным тоном держать
длиннобородого слепца, держащего в седовласой голове сотни старинных л
егенд.
Говорят, такого пригрели даже в Герлемонском дворе фрейлины Императриц
ы. Когда об этом узнал сам государь, старца, связав по рукам и ногам, бросил
и в высохший колодец на заднем, «черном» дворе, и сама Императрица едва из
бежала участи сменить дворцовые покои на сырую холодную келью, а расшиты
е жемчугом и бриллиантами платья Ц на черную монашескую рясу.
А еще говорили, что чудом спасшихся от императорского гнева сказочников
, менестрелей и странствующих артистов привечает в своем дальнем убежищ
е опальный граф Пелип. Правда, туда, за дикие Халийские степи, за колючие о
троги Северных гор добирались немногие. А уж о том, что ждало добравшихся,
и вовсе никто не знал.
Последние дни, покачиваясь в повозке и видя перед собой лишь лоснящийся
черный круп бегущего вперед битюга, Янас Топорик часто думал: что с ним ст
алось бы, если б он удрал от колдуна тогда, в Верпене? Наверное, ничего хоро
шего. Должно быть, сам Господь Вседержитель уберег мальчика от опрометчи
вого поступка. Он все равно бы вернулся в Обжорный тупик, потому что идти е
му больше было некуда. Вернулся бы… и остался там, среди дыма, пламени и об
горевших трупов недавних своих товарищей. Кто заступится за него перед т
олпой? Городская стража? Смешно подумать… Гюйсте Волк наверняка мертв, и
большая часть Братства Висельников Ц тоже. На выживших откроется охота
Ц как же, избавить город от своры воров и нищих, святое дело! Ц а в городе
Топорика хорошо знают… Перебираться в другой город? А что там? Найдется и
там свой Гюйсте, пригреет и накормит, и снова будет Топорик служить ему до
тех пор, пока перестанет быть полезным. Нет уж, хватит!
А колдуна мальчик теперь не боялся. Страх ушел, когда колдун убил своей зв
ездочкой четвертого безликого. Тогда вообще все чувства погасли, остала
сь только мутная рыбья вялость. Если бы рядом не было никого, кто бы мог на
правлять его движение, Топорик просто сидел бы на одном месте, тупо глядя
перед собой и ни о чем не думая…
Этот колдун… Может, и не колдун он вовсе. А кто тогда? Топорик даже имени ег
о не знает. Не простой человек, это точно. Даже, наверное, вовсе не человек. П
ять или шесть дней, пока они едут через всю Империю, он ни разу не покидал п
овозки. Не ел и не пил даже, не то что чего другого… Сидит себе в темноте, обн
яв колени, лишь изредка открывая глаза. Хорошо хоть, сказал, куда править.

В Лакнию.
Нечистый? Бес? Пусть так Ц давно решил Топорик. Но рядом с ним бояться мал
ьчику нечего. Вон вчера: на заставе остановили их имперские аркебузиры, т
олько сунулись в повозку Ц и сейчас же вылетели наружу, будто там дракон
а какого, огнем пыхающего, увидели. Пропустили…
…Все едем и едем, останавливаясь лишь на ночь, дать отдых коню и самим посп
ать… Впрочем, колдун, кажется, и не спит… Та женщина, дом которой они посет
или в Верпене, значила для него очень много: чтобы понять это, большого ума
не надо. Кроме нее, значит, у колдуна никого не осталось. И у Янаса тоже. Что
их ждет в Лакнии?
Смертельный бой.
Эти безликие нелюди убили любимую Николаса. Кому еще, как не нечестивцу г
рафу, продавшему душу Сатане, подчиняются нелюди? Колдун идет в Лакнию, чт
обы отомстить.
Но эта битва будет не его, не Топорика. Топорику некому мстить. Разве что Г
юйсте Волку, пославшему его на верную смерть, но того теперь не достанешь
… Ну ладно. Главное, пока он с колдуном, он в безопасности. А до дальней пров
инции путь оставался неблизкий. Может быть, как-нибудь само собой все обр
азуется. Господь наш, спаситель Иисус Христос, если уж в катакомбах верпе
нской канализации сберег, то и после не оставит.
Только вот голодно приходится. Колдун в пище не нуждается, но Янас-то Ц о
бычный человек. Пригодились ему те полгода, проведенные с Лесными Братья
ми. Не один заяц нашел безвременную свою смерть в веревочных петельках-л
овушках, не один дрозд пал жертвой глупого любопытства, подлетев на умел
ый свист слишком близко к мальчику. А на третий день путешествия Топорик
из срезанной ивовой ветви стянул себе маленький, но очень удобный лук и, п
ока ехали через Острихтский лес, сумел подстрелить жирного рябчика. Цели
ком одолеть не сумел и остатки приготовленного на костре жаркого остави
л про запас. И, как выяснилось, не зря.
На закате шестого дня въехали в Халийские пустоши.
Вот уж истинно Ц пустошь. Как знал Топорик, принадлежала Халия Императо
ру и входила в состав Лакнийской провинции Ц но только в бумагах имперс
ких картографов. На деле же эта бесплодная земля никому не была нужна, гор
одов и дорог тут сроду не водилось. Ни властей, ни стражников, ни монастыре
й, ни даже церквей Ц ничего не было. Желтотравные степи, каменные валуны,
огромные, торчащие тут и там, словно обломки древнего гигантского замка,
редкие, гнущиеся к земле деревца, болотистые низины и лысые серые холмы
Ц вот и вся Халия. Ветер свистит, не смолкая никогда. Из животных Ц лишь т
ощие и осторожные степные волки и крохотные, как мыши, тушканчики. Птиц же
не видно. Никаких, даже вездесущего, разжиревшего за годы смут и чумы воро
нья.
И жителей пустошей, таких же неприветливых и хмурых, как их земли, непрост
о встретить. Да если и встретишь, рад не будешь. Слезай с повозки, вытряхив
ай карманы, снимай одежу и проваливай, покуда цел, Ц так издавна привечал
и гостей халийцы. А взъерепенишься Ц получай нож под ребро или дубиной п
о черепу. Вот потому Топорик, четыре дня правя в степи по солнцу или звезда
м, старался объезжать длинным кругом любой показавшийся вдали дымок. На
всякий случай. Колдун-то хоть и умелый боец, но что-то уж больно неживой ка
кой-то. Может, ранили его серьезно в верпенских подземельях, может, заболе
л какой-нибудь своей загадочной колдовской болезнью… Одно то, что не ест
ничего…
Есть такая старинная легенда, где царь, призвав к себе трех старцев-мудре
цов, спрашивал: что быстрее всего на свете? Первый мудрец ответил: птица по
днебесная, второй Ц твой, государь, любимый скакун. Отчего-то царю эти от
веты не понравились, и мудрецов, как водится, казнили. А третий, ответивший
«мысль», был щедро награжден.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40