..
Шервуд подал мне бокал, обогнул стол и снова опустился в кресло. С
жадностью отпил несколько глотков и отставил бокал.
- Брэд, - начал он, - много ли тебе известно?
- Ровным счетом ничего. Только то, что я вам уже сказал. Я говорил с
кем-то по телефону. И мне предложили работу.
- Ты согласился?
- Нет, - сказал я. - Пока нет, но, может, и соглашусь. Мне не худо бы
найти работу. Но то, что они предлагали, - не знаю, кто они такие, -
звучит довольно бессмысленно.
- Они?
- Ну, не знаю - либо их было трое, либо там кто-то один три раза
менял голос. Конечно, это очень странно, но, по-моему, один и тот же
человек говорил на разные голоса.
Шервуд опять жадно глотнул виски. Поднял бокал, посмотрел на свет и,
кажется, очень удивился, что там уже только на донышке. Тяжело поднялся и
пошел за бутылкой. Налил себе, чуть расплескав, потом протянул мне
бутылку.
Я еще не начинал, - сказал я.
Он поставил бутылку на стол и опять сел.
- Ладно, - сказал он. - Вот ты пришел и мы побеседовали. Все в
порядке. Соглашайся на эту работу. Бери свои деньги и ступай. Нэнси,
верно, тебя заждалась. Своди ее в кино или еще куда-нибудь.
- И это все?
- Все.
- Значит, вы раздумали, - сказал я.
- Раздумал?
- Вы хотели мне что-то сказать. А потом передумали.
Шервуд холодно, в упор посмотрел на меня.
- Вероятно, ты прав. Но это все равно.
- А мне не все равно. Я ведь вижу, вы чего-то боитесь.
Я ждал, что он обозлится. Кому приятно, когда тебя назовут трусом.
Но он не обозлился. И даже не поморщился, сидел как каменный. Потом
сказал:
- Пей же, черт подери. Смотреть на тебя тошно, сидит тут - и ни с
места!
Я отхлебнул глоток виски: я соврем забыл про свой бокал.
- Вероятно, ты вообразил себе всякие небылицы. И, конечно,
подозреваешь, что я ввязался в какие-то темные дела.
Вряд ли ты мне поверишь, но представь, я и сам не знаю, в какие такие
дела я ввязался.
- Да нет, я вам верю, - сказал я.
- Чего только я не натерпелся на своем веку, - сказал Шервуд. - Да
разве я один. У каждого свои беды - не одно, так другое. На меня свалилось
все сразу. Так тоже часто бывает.
Я покивал в знак согласия.
- Началось с того, что меня бросила жена. Это ты, конечно, знаешь. В
ту пору, надо думать, все милвиллские сплетники только об этом и говорили.
- Не помню, - сказал я. - Тогда я был еще мальчишкой.
- Да, верно. Скажу одно, оба мы вели себя вполне пристойно. Ни крику,
ни скандалов, никакой грязи на суде. Всей этой мерзости мы постарались
избежать. И сразу после развода - банкротство. В производстве
сельскохозяйственных машин разразился кризис, и я боялся, что придется
закрыть фабрику. Очень многие мелкие предприятия тогда прогорели.
Держались по пятьдесят, по шестьдесят лет, приносили солидный доход, а тут
лопнули.
Шервуд помолчал, словно выжидая, не скажу ли я чего-нибудь. А что
было говорить?
Он налил себе еще виски и продолжал:
- Во многих отношениях я просто глуп. Я умею вести дело. Умею
поддерживать фабрику на ходу, пока есть хоть какая-то надежда, пока можно
из нее выжать хоть какие-то гроши. У меня, видно, есть хватка, есть
способности. Но и только. За всю жизнь я ни разу не додумался до
чего-нибудь нового, до чего-нибудь значительного.
Он подался вперед, крепко стиснул руки и оперся ими на стол.
- Я все ломаю голову, - сказал он. - Все пытаюсь понять, что же
произошло? Почему именно со мной? Невозможно понять! Не должно это было со
мной случиться, не такой я человек. Мне грозило разорение, и ничего я тут
не мог поделать. В сущности, все это проще простого. Спрос на
сельскохозяйственный инвентарь резко упал, на то были веские экономические
причины. Крупным фирмам, у которых свои крупные магазины и вдоволь денег
на рекламу, такая передряга не страшна. У них есть простор, они могут
перестроиться, как-то извернуться, смягчить удар. А таким, как я, тесно, у
нас нет в запасе ни лишних возможностей, ни лишних денег. Моему
предприятию, как и многим другим, грозил крах. Пойми, мне совершенно не на
что было надеяться. Я вел дело по старинке, по испытанным и проверенным
канонам, как до меня мой дед и мой отец. А каноны эти говорят: если ты
больше ничего не можешь продать, значит-все, крышка. Другие, может,
исхитрились бы, нашли какой-то выход, а мне это не под силу. Делец я
толковый, но у меня нет воображения. Мне не хватает новых идей. И вдруг,
ни с того ни с сего, у меня начинают возникать новые идеи. Но они не мои.
Как будто мне их внушает кто-то другой.
- Понимаешь, - продолжал он, - иногда бывает и так, что новая идея
возникает мгновенно. Ни с того ни с сего. Словно бы на пустом месте. Ее
никак не свяжешь с тем, что ты делал раньше, или читал, или слышал -
ничего подобного! Но, наверно, если копнуть поглубже, можно докопаться до
ее корней и проследить, откуда что взялось, только мало кто из нас обучен
вот так докапываться. А главное, новая идея - это почти всегда только
зернышко, отправной пункт. Может, она и хорошая, и ценная, но ее еще надо
вынянчить. Надо ее развить. Обмозговать, повертеть и так и эдак, оглядеть
со всех сторон, помучиться с нею, все сообразить и взвесить - и только
тогда вылепишь из нее что-то полезное.
А с нынешними моими находками не так. Они выскакивают неизвестно
откуда совсем готовенькие. Мне нечего додумывать. Хлоп - и все уже в
голове, законченное, отшлифованное, заботиться больше не о чем. Бери и
пользуйся. Просыпаюсь утром - а к моим услугам новое открытие, я знаю
массу такого, о чем прежде и понятия не имел. Выйду пройтись, возвращаюсь
- а в голове еще открытие. Они рождаются пачками. Сразу эдакий букет,
будто кто посеял их у меня в мозгу, они полежали там немножко, созрели - и
вот прорастают.
- И все это разные механические поделки? - спросил я.
Шервуд посмотрел на меня с любопытством:
- Вот именно, поделки. А что ты про них знаешь?
- Ничего. Знаю только, что, когда с сельскохозяйственными машинами
стало худо, вы начали выпускать всякую техническую мелочь. А что именно -
не слыхал.
Но он мне этого не объяснил. Он продолжал рассуждать о своих странных
озарениях:
- Сначала я не понимал, что происходит. А потом открытия посыпались,
как из мешка, и стало ясно: что-то тут не так. Маловероятно, чтобы я сам
додумался хоть до одной такой новинки, а тут сразу целый фонтан. Скорее
всего я вообще никогда бы ничего не придумал, у меня от природы нет
воображения и никакой я не изобретатель. Ну, ладно, допустим, идейки
две-три я еще мог бы родить, да и то вряд ли. А уж на большее меня нипочем
бы не хватило. Словом, хочешь не хочешь, а пришлось себе сознаться, что
мне помогает кто-то извне.
- Как же так? Кто?
- Не знаю. И по сей день не знаю.
- А идеями этими вы все-таки пользуетесь, - заметил я.
- Я человек трезвый, практический. Кое-кто, наверно, даже скажет -
прожженный делец. Но подумай сам: предприятие лопнуло. И не просто мое
предприятие, пойми, а родовое, его основал мой дед и я получил его от
отца. Не просто мое дело, а дело, которое мне доверено. Это совсем не одно
и то же. Когда идет прахом то, что ты построил сам, - ладно, перетерпишь:
мол, на первых порах мне все-таки повезло, начну все сызнова, глядишь, и
еще раз повезет. А когда фирма перешла к тебе по наследству, тут совсем
другое. Во-первых, позор. А во-вторых, нет уверенности, что сумеешь все
поправить. Ведь не ты положил начало, первый успех не твой. Ты пришел на
готовенькое. И еще вопрос, способен ли ты сам добиться успеха,
восстановить то, что разрушено. В сущности, тебе всю жизнь внушалось
обратное.
Шервуд умолк; в тишине я услышал где-то позади негромкое тиканье, но
часов не видел и не поддался искушению обернуться. И чувствовал, если
поверну голову или хотя бы шелохнусь, что-то незримое в комнате разобьется
вдребезги. Будто в посудной лавке, где полным-полно стекла и фарфора и все
держится на честном слове: страшно вздохнуть, не дай бог, стронется
что-нибудь одно - и все рухнет.
- А ты бы как поступил на моем месте? - спросил Шервуд.
- Цеплялся бы за что попало, - сказал я.
- Вот я и уцепился. С отчаяния. Выхода-то не было. Фабрика, дом,
Нэнси, честное имя - все поставлено на карту! И я ухватился за эти самые
идеи, записал их, собрал своих инженеров, конструкторов, чертежников - и
мы взялись за работу. Понятно, всю заслугу приписали мне. Тут я ничего не
мог поделать. Не мог я им объяснить, что не я все это выдумал. И, знаешь,
может, оно тебе и странно покажется, но это-то и есть самое тяжкое: что
поневоле пользуешься почетом и уважением за то, чего не делал.
- Значит, так, - сказал я. - Родовая фирма спасена и все прекрасно.
На вашем месте я не стал бы особенно терзаться и каяться.
- Но ведь этому нет конца, - сказал Шервуд. - Будь оно все позади, я
бы выкинул это из головы. Если б мне вдруг помогли избежать разорениях -
ну, ладно. Но конца-то не видно. Как будто я раздвоился, что ли: есть
обыкновенный, всем известный Джералд Шервуд, который сидит вот за этим
самым столом, а есть еще какой-то другой, и он думает за меня. Все время
на ум приходит что-то новое, иногда только диву даешься, до чего здорово,
а иногда кажется - ну чистейшая бессмыслица! Будто из другого мира,
серьезно тебе говорю, у нас такого быть не может. Вещи, которым нет на
Земле никакого подобия и соответствия, вещи ни с чем не сообразные.
Догадываешься, что в них скрыты какие-то возможности, прямо на ощупь
чуешь: есть в этом что-то очень важное, значительное, - а как их
применить, непонятно.
И тут не только идеи, изобретения, тут еще и знание. Вдруг
оказывается я знаю такое, о чем никогда и не подозревал. Какие-то взрывы,
откровения. Никогда этим не интересовался, даже не задумывался. Или такое,
что наверняка вообще никому на свете не известно. Как будто кто-то взял
самые разные факты и сведения, сгреб в одну кучу клочки, обрывки -
вперемешку, беж разбору - и запихал мне в башку.
Он потянулся за бутылкой, налил себе еще виски. Ткнул горлышком в мою
сторону, и я тоже подставил бокал. Шервуд налил мне до краев.
- Пей, - сказал он. - Сам тянул меня за язык, так слушай. Завтра я,
верно, стану ломать голову - чего ради я тебе все это выложил. Ну да
ладно.
- Если вы не хотите рассказывать... Если вам кажется, что я сую нос,
куда не просят...
Шервуд отмахнулся:
- Ладно, не нравится - не слушай. На, бери свои полторы тысячи.
Я покачал головой:
- Нет уж. Сперва объясните, откуда они взялись и почему вы мне их
даете.
- Деньги не мои. Я только посредник. Мне их поручили.
- Кто? Ваш двойник?
Шервуд кивнул:
- Правильно. Как ты догадался?
Я показал на телефон без диска. Шервуд поморщился.
- Ни разу не пользовался этой штукой. Вот ты, говоришь, нашел такой
же у себя в конторе, а я и не знал, что у кого-то еще такие есть. Я их
выпускаю сотнями...
- Вы?!
- Ну, ясно. Только не для себя. Для этого двойника. А впрочем (Шервуд
подался ко мне через стол, доверительно понизил голос)... я начинаю
подозревать, что никакой это не двойник.
- Тогда что же это?
Он снова медленно откинулся на спинку кресла.
- А черт его знает. Раньше я думал да гадал, ломал голову, покоя не
находил - и все равно понять ничего не мог. А теперь мне плевать. Может,
есть и еще такие, как я. Может, я не один... все-таки утешение.
- Ну а этот телефон?
- Я сам его спроектировал. Или, может, не я, а тот двойник, если
только он человек. Этот телефон вдруг очутился у меня в голове, я и
выложил его на бумагу. И учти, я чертил, а сам понятия не имел, что это за
штука и для чего она. То есть, конечно, я сообразил, что это какое-то
подобие телефона. Но, хоть убей, не понимаю, каким образом он работает. И
никто на фабрике не понимает. Если верить законам физики и здравому
смыслу, то эта чертовщина просто не может работать.
- Но вы сами сказали, ваша фабрика выпускает еще уйму всяких поделок,
в которых вроде бы нет никакого толку.
- Сколько угодно, - подтвердил Шервуд. - Но там я не сам составлял
планы и чертежи, я их и не касался. А с этим так называемым телефоном
совсем другой коленкор. Я знал, что надо такие телефоны производить, знал,
сколько их понадобится и что с ними делать.
- Что же вы с ними делали?
- Переправлял их одной фирме в Нью-Джерси.
Что за чушь!
- Как же так? Значит, у вас в голове неведомо откуда берется
чертеж... что-то вам подсказывает - дескать, фабрикуй у себя эти телефоны,
а потом отсылай их куда-то в Нью-Джерси. И вы ничтоже сумняшеся покорно
все это выполняете?
- Какое там ничтоже сумняшеся. Не только сомневался, а чувствовал
себя дурак дураком. Но ты сообрази: этот мой двойник, мой второй мозг,
неведомый помощник из другого мира - зови, как хочешь, - ни разу меня не
подвел. Он спас меня от банкротства, давал дельные советы, столько раз
меня выручал. Кто же отвернется от своего доброго гения?
- Кажется, понимаю, - сказал я.
- Чего ж не понять. Игрок верит в свою удачу. Вкладчик, когда
покупает акции, полагается на чутье. Но и удача и чутье могут изменить, а
тут у меня штука верная и надежная.
Он протянул руку, взял телефон без диска, пытливо оглядел и опять
поставил на стол.
- Этот - один из первых, я давным-давно принес его домой, так он и
стоит. Все годы я ждал, но он ни разу не позвонил.
- Да ведь вам телефон ни к чему, вы и так обходитесь.
- Думаешь, причина в этом?
- Уверен.
- Пожалуй, так оно и есть. Но иногда не знаешь, что и думать.
- Ну, а эта фирма в Нью-джерси - они вам пишут?
Шервуд покачал головой.
- Ни строчки. Просто я отсылаю туда аппараты.
- И расписок не получаете?
- Никаких расписок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34