Так я сидел, околдованный алмазным сверканьем и звоном ручья.
Наверно, вот так, в теплых лучах заходящего солнца, под защитой холмов
можно сидеть целую вечность.
Бездумно, от нечего делать я коснулся ладонями камня, на котором
сидел, и начал его поглаживать. Руки должны бы мигом подсказать мне, что
поверхность у камня какая-то странная, но я так поглощен был солнцем и
ручьем, что лишь через несколько минут странность эта дошла до моего
сознания.
Я и тут не вскочил, я по-прежнему сидел и кончиками пальцев водил
взад и вперед по камню, но теперь и не глядя убеждался: ошибки нет, на
ощупь ясно - это не просто каменная глыба, а обтесанная плита.
Наконец, я поднялся и посмотрел - да, сомнений нет. Передо мною
квадратная плита, кое-где еще видны знаки от удара зубилом. И на одном
углу сохранились следы хрупкого вещества - должно быть, некогда это было
подобие цемента.
Разглядев все это, я выпрямился и отступил, пришлось войти в ручей,
вокруг щиколоток заплескалась вода.
Не просто глыба, не какой-нибудь валун, а каменная плита! Обтесанная
плита со следами зубила и с остатками цемента по краю!
Значит, Цветы - не единственные обитатели этой планеты. Есть и другие
или были когда-то. Существа, которые умели строить из камня и придавали
камню нужную форму и размеры при помощи орудий.
Я поднял глаза от каменной плиты к тому бугру у края воды - из него
выступали и еще такие же плиты. Я застыл на месте и, позабыв о солнечных
бликах, о серебряной песне ручья, обвел взглядом проступавшие из земли
плиты - все ясно, некогда здесь была стена.
Так, стало быть, этот бугор - не прихоть природы. Это -
свидетельство, что в давние времена здесь потрудились существа, которые
умели строить, умели пользоваться орудиями и инструментами.
Я вышел из ручья и взобрался на бугор. Камни невелики и никак не
украшены - только следы зубила да кое-где остатки скреплявшего плиты
цемента. Видно, когда-то здесь стояло здание. Или, может быть, ограда. Или
памятник.
Я опять начал спускаться к ручью, держа чуть ниже того места, где
переходил его вброд; склон был крутой, и я спускался медленно, осторожно,
тормозя руками - не ровен час, сорвешься.
И тут, прижимаясь всем телом к откосу, чтобы не упасть, я набрел на
кость. Должно быть, дождь и ветер совсем недавно высвободили ее из-под
слоя почвы, и теперь ее укрывали только лиловые цветы. Если бы не чистая
случайность, я, скорее всего, прошел бы мимо. Сперва я ее не разглядел,
заметил только: в земле что-то тускло белеет. Сполз по склону - и лишь
тогда увидел кость, вновь подтянулся повыше и вытащил ее.
Когда я сжал ее, пальцы мои словно пылью покрылись - верхний слой
изъело время, - но сама кость не сломалась.
Чуть изогнутая и призрачно белая, белая как мел.
Я повертел ее в руках: похоже, что это ребро, и, может быть, судя во
форме и размеру, человеческое, - впрочем, тут моих знаний не хватает, могу
и ошибиться.
Если эта кость и вправду сходна с человеческой, значит, когда-то
здесь жили существа, напоминающие людей. Но тогда, может быть, здесь и
поныне обитает какое-то подобие человечества?
Планета, населенная цветами... никакой иной жизни - только лиловые
цветы да в последние годы Таппер Тайлер. Так подумал я сначала, увидав
море цветов, расплескавшееся до самого горизонта, но это был только
домысел. Не успев путем разобраться, я поспешил с выводами. Отчасти их
подкрепляло то, что я увидел: здесь, на этом клочке земли, и в самом деле
нет больше ничего живого - ни птиц, ни зверей, ни насекомых, разве что
какие-нибудь бактерии, вирусы, да и то, вероятно, лишь такие, которые
полезны Цветам.
Хотя верхний слой кости под пальцами обращался в меловую пыль, сама
кость, видимо, была очень крепкая. Не так уж давно это была часть живого
существа. Чтобы определить ее возраст, наверно, надо знать состав и
влажность почвы и еще многое. Это задача специалистов, а я не специалист.
Потом я заметил справа еще одно белое пятнышко. Конечно, это мог быть
и просто белый камень, но я с первого взгляда решил иначе. В глаза
бросалась та же меловая белизна, что и у ребра - моей первой находки.
Я осторожно передвинулся вправо и, уже наклоняясь, увидел, что это не
камень. Я отложил ребро и стал копать. Почва рыхлая, песчаная, можно
обойтись и без лопаты, собственными руками.
Кость оказалась округлой, через минуту я понял: это череп, а еще
через минуту - что череп человеческий.
Я откопал его, поднял - и если с ребром я еще мог ошибиться, то
теперь сомнений не было.
Я был подавлен, меня захлестнула жалость: вот он когда-то жил, и его
больше нет... и еще мне стало страшно.
Ведь этот череп у меня в руках - бесспорное доказательство, что Земля
эта не всегда принадлежала Цветам. Их родина не здесь... должно быть, они
завоевали этот мир... так или иначе, он перешел к ним от кого-то другого.
Да, очень возможно, что они переселились во времени очень далеко от той
Земли, где иное племя - по их описанию, племя, нисколько не похожее на
людей, - научило их мыслить.
Как далеко в прошлом лежит она, родина Цветов? Сколько еще Земель
завоевали они на пути сюда, в этот мир из того неведомого, который был их
колыбелью? Сколько миров осталось позади, опустошенных, очищенных от всего
живого, что могло соперничать с этими Цветами...
А те, кто обучил и возвысил простые растения, кто наделил их разумом,
- где они теперь, что с ними сталось?
Я положил череп обратно в яму, откуда его извлек. Снова осторожно
засыпал его песком и землей - так, что больше уже ничего не было видно.
Хорошо бы взять его с собой и внизу, на берегу, получше разглядеть. Но
нельзя: Таппер не должен знать о моей находке. Его друзья Цветы с
легкостью читают его мысли, а мои мысли для них - книга за семью печатями,
иначе зачем бы им для переговоров со мной понадобился телефон. Значит,
пока я ничего не скажу Тапперу, Цветы не узнают, что я нашел этот череп.
Впрочем, быть может, они уже знают, быть может, они умеют видеть или
обладают еще каким-нибудь чувством, которое заменяет им зрение. Но нет,
вряд ли: ничего такого пока не заметно. Вернее всего, они способны к
умственному симбиозу и знают только то, что им открылось в мыслях других
разумных существ.
Я спустился с насыпи, обогнул ее и по дороге нашел еще много каменных
плит. Несомненно, когда-то на этом месте стояло здание. А может быть, тут
был поселок или даже город? Так или иначе, здесь жили люди.
Я вышел на берег у дальнего конца насыпи, где ручей бежал вдоль нее
вплотную, подмывая крутой склон, - и зашлепал по воде к тому месту, где
раньше переходил вброд.
Солнце село, алмазные искры на воде угасли. Смеркалось, и ручей
казался темным, почти бурым.
Крутой черный берег вдруг ощерился ухмылкой мне навстречу, и а
застыл, вглядываясь, - передо мной белел ряд обломанных зубов, выпукло
круглился череп. Течение хватало меня за ноги, стараясь увлечь за собой,
вода тихонько рычала на меня, с темнеющих холмов тянуло холодом... меня
пробрала дрожь.
Ибо, глядя на этот второй череп, оскалившийся мне навстречу из черной
крутизны, я понял: человечеству грозит величайшая, небывалая опасность.
Доныне род людской мог погибнуть только по собственной вине, по вине
людей. И вот у меня перед глазами новая угроза.

13
Спотыкаясь в полутьме, я спускался по косогору и еще издали увидел
красноватый отблеск костра: Таппер уже проснулся и готовил ужин.
- Погулял? - спросил он.
- Так, огляделся немного, - ответил я. - Тут и смотреть особенно не
на что.
- Одни Цветы - и все, - подтвердил Таппер.
Он утер подбородок, сосчитал пальцы на руке, потом пересчитал
сызнова, проверяя, не ошибся ли.
- Таппер!
- Чего?
- Тут что же, всюду так? По всей этой Земле? Больше ничего нету, одни
Цветы?
- Иногда еще разные приходят.
- Кто - разные?
- Ну, из разных других миров. Только они опять уходят.
- А какие они?
- Забавники. Ищут себе забаву.
- Какую же забаву?
- А а не знаю. Просто забаву.
Таппер отвечал хмуро, уклончиво.
- А больше здесь никто не живет, кроме Цветов?
- Никого тут нету.
- Ты разве всю эту Землю обошел?
- Они мне сами сказали. Они врать не станут. Они не то, что
милвиллские. Им врать ни к чему.
Двумя сучьями он сдвинул глиняный горшок с пылающих угольев в
сторонку.
- Помидоры, - сказал он. - Любишь помидоры?
Я кивнул; он опустился на корточки у огня, чтоб лучше следить за
своей стряпней.
- Они всегда говорят правду, - вновь начал Таппер. - Они и не могут
врать. Так уж они устроены. У них вся правда внутри. Они ею живут. Им и ни
к чему говорить неправду. Ведь люди почему врут? Боятся, вдруг им кто
сделает больно, плохо, а тут никого плохого нет, Цветам никто зла не
сделает.
Он задрал голову и уставился на меня с вызовом - дескать, попробуй,
поспори.
- Я и не говорил, что они врут, - сказал я. - Пока что я ни в одном
их слове не усомнился. А что это ты сказал: у них правда внутри? Это ты
про то, что они много знают?
- Да, наверно. Они много-много всего знают, в Милвилле никто такого
не знает.
Я не стал возражать. Милвилл - это прошлое Таппера. В его устах
Милвилл означает человечество.
А он опять принялся пересчитывать пальцы. Сидит на корточках, такой
счастливый, довольный, в этом мире у него совсем ничего нет - но все равно
он счастлив и доволен.
Поразительна эта его способность общаться с Цветами! Как мог он так
хорошо, так близко их узнать, чтобы говорить за них? Неужели этому
слюнявому дурачку, который никак не сосчитает собственных пальцев, дано
некое шестое чувство, неведомое обыкновенным людям? И этот дар в какой-то
мере вознаграждает его за все, чего он лишен?
В конце концов, человеческое восприятие на редкость ограниченно: мы
не знаем, каких способностей нам не хватает, и не страдаем от своей
бедности именно потому, что просто не в силах вообразить себя иными,
одаренными щедрее. Вполне возможно, что какой-то каприз природы,
редкостное сочетание генов наделили Таппера способностями, недоступными
больше ни одному человеку, а сам он и не подозревает о своей
исключительности, не догадывается, что другим людям недоступны ощущения,
для него привычные и естественные. Быть может, эти сверхчеловеческие
способности под стать тем, непостижимым, которые таятся в лиловых Цветах?
Деловитый голос, по телефону предлагавший мне заделаться дипломатом,
сказал, что меня рекомендовали наилучшим образом. Кто же? Уж не этот ли,
что сидит напротив, у костра? Ох, как мне хотелось его спросить! Но я не
посмел.
- Мяу, - подал голос Таппер. - Мяу, мя-ау!
Надо отдать ему справедливость, мяукал он как самая настоящая кошка.
Он мог изобразить кого угодно. Он всегда неутомимо подражал голосам
разного зверья и птичья и достигал в этом истинного совершенства.
Я промолчал. Он, видно, опять ушел в себя и, может быть, попросту
забыл обо мне.
От горшка, стоявшего на угольях, шел пар, в воздухе дразняще запахло
едой. На востоке, низко над горизонтом, проглянула первая вечерняя звезда,
и снова меж треском угольев и мяуканьем Таппера я ощутил мгновенья тишины
- такой глубокой, что, как вслушаешься, кружится голова.
Страна безмолвия, огромный вечный мир тишины - ее нарушают лишь вода,
ветер да слабые, жалкие голоса пришельцев, чужаков вроде меня и Таппера.
Хотя Таппер, наверно, больше не чужак, он стал своим.
Я остался в одиночестве: тот, кто сидит напротив, отгородился и от
меня, и от всего окружающего, замкнулся в убежище, которое сам для себя
построил; там он совсем один, охраняемый накрепко запертой дверью, -
только он один и может ее отпереть, больше ни у кого нет ключа, никто и не
представляет, с каким ключом к ней подступиться.
В одиночестве и молчании я ощутил Лиловость - смутный, едва уловимый
дух и облик хозяев планеты. Веет словно бы и дружелюбием... но оно
какое-то пугающее, будто к тебе ластится огромный, свирепый зверь. И
становится страшно.
Экая глупость. Испугаться цветов!
Тапперов кот, одинокий, потерянный, скитается во тьме, в унылых,
оплаканных дождем лесах некоей страны чудовищ, и тихонько, жалобно мяучит,
тщетно отыскивая путеводную нить в этом мире неведомого.
Страх отступил за пределы тесного светлого круга от костра. Но
Лиловость по-прежнему здесь, на холмах - затаилась и подстерегает.
Враг? Или просто - нечто чуждое, непонятное?
Если это враг, то грозный, безжалостный и неодолимый.
Ведь растительное царство - единственный источник энергии, питающей
царство животных.
Только растения способны уловить, преобразить и сохранить про запас
то, без чего нет жизни. И только пользуясь энергией, накопленной
растениями, могут существовать животные и люди. Если растения умышленно
погрузятся в сон или станут несъедобными, все живое, кроме них, погибнет.
А эти Цветы опасно переменчивы. Они могут обернуться каким угодно
растением, тому свидетельство - огород Таппера и деревья, что растут ему
на топливо. Эти оборотни могут стать деревом и травой, колосом, кустом и
лианой. Они не просто прикидываются, нет они и вправду превращаются в
любое другое растение.
Что, если им откроют доступ на нашу Землю, на планету людей, а за это
они предложат заменить наши деревья другими, лучшими... или это будут те
же, издавна знакомые дубы, березы и сосны, только они станут быстрей
расти, поднимутся стройней и выше, дадут больше тени и лучшую древесину,
лучший строевой лес... Допустим, Цветы заменят нашу пшеницу другой, лучшей
- урожаи станут богаче, зерно полновеснее, этой пшенице не страшны будут
ни засуха, ни иные напасти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34