В третьей харчевне на Ратклифф-хайвэй Уэссекс удостоверился, что удача его еще не покинула.
Человек, сидевший задрав ноги на каминную решетку, был одет весьма вычурно — высокие черные ботфорты с серебряными кисточками и шпорами, длинный широкий плащ из зеленого бархата и широкополая шляпа с золотистым фазаньим пером.
Это одеяние было не более чем театральным костюмом, опознавательным знаком, благодаря которому человека этого знали и боялись в пяти графствах. Уэссекс, как и прочие, не знал его в лицо, но лошадь была еще более приметна, чем одежда. Подтверждением тому, что перед Уэссексом был нужный ему человек, служил серебристый жеребец из конюшни Темплтона, мирно евший овес в лучшем стойле трактира «Крыса и перчатка».
Уэссекс сел за свободный стол в дальнем углу. Человек в зеленом бросил на него предостерегающий взгляд, но Уэссекс не испугался.
— A, Merlin le Fou , — дружелюбно сказал он на вульгарном французском. — Следующий стаканчик за мой счет.
Морган Тюдор, известный конным патрульным с Боу-стрит, а также огромному числу судей по всей стране как Безумный Мерлин, настороженно смотрел на нежданного собеседника. Мало кто называл его по имени, и таких людей он, как правило, очень не любил.
— Вы ошиблись, — отрезал он, опустошая стакан и вставая.
— Я ищу конокрада-валлийца, который два года назад угнал коня по кличке Мунлайт и который считается закадычным другом лорда Малхайта, — сказал, не пошевелившись, незнакомец.
Услышав это имя, Мерлин медленно сел на место. Рука его потянулась к ножу, засунутому за отворот ботфорта. Подошедший не был похож на посланца Малхайта, и это означало, что еще до рассвета с этим человеком, скорее всего, произойдет несчастный случай.
Послышалось весьма знакомое щелканье курка.
Мерлин замер, все еще касаясь кончиками пальцев рукояти ножа.
— Пожалуйста, не вынуждайте меня стрелять в вас, — мягко сказал незнакомец. — Я хочу сделать вам предложение, которое не помешает вашим нынешним занятиям.
Мерлин замялся. Будет сопротивляться — незнакомец его пристрелит. Побежит — будет то же самое. Но если он выслушает предложение, то хуже ему от этого не станет. За его голову и так уже обещали сто золотых гиней, и в Ньюгейте по нему давно тоскует пеньковая веревка. А поставить его вне закона больше, чем сейчас, просто невозможно.
Он снова сел.
— Кто вы такой, а? — резко спросил Мерлин.
— Нынешним вечером, — по-прежнему по-французски ответил чужак, — меня зовут Блэз.
* * *
«Пьян, наверное», — с надеждой подумал Мерлин некоторое время спустя. Это объяснило бы нынешнее положение вещей, хотя он предпочел бы вовсе его не объяснять, и уж меньше всего — своему благородному тюремщику и хозяину графу Малхайту. Таинственный Блэз поставил Мерлина перед выбором — либо через час он будет сидеть в Ньюгейтской тюрьме, либо получит сотню гиней. Выбор вроде бы прост, как и любой выбор в эти дни.
Два года назад он был честным вором. Морган вырос в горах Уэльса, и выбор у него был небогатым — либо угольные шахты, либо армия. Ему не нравилось ни то, ни другое. У него был дар находить контакт с лошадьми, но ни один респектабельный англичанин не нанял бы в конюхи валлийца, и, честно говоря, Моргану не по душе было возиться в стойле. Так что стал он конокрадом, причем весьма удачливым. Но удача сопутствовала ему лишь до определенного времени.
Если бы он знал, что выбор карьеры повлечет за собой череду других выборов — выполнять поручения лорда Малхайта или сидеть в тюрьме без надежды на отправку, он лучше пошел бы в солдаты. Но граф Малхайт нашел дело для разбойника, и так началась карьера Безумного Мерлина.
А теперь еще кто-то придумал для него работенку.
Мерлин ни на миг не сомневался, что Блэз — не настоящее имя белокурого англичанина, который заговорил с ним. Незнакомец явно был знатного происхождения, а Мерлин, валлиец в душе, считал всех таких людей чокнутыми и предпочитал не попадаться им на узкой дорожке.
— Господин Мерлин, однажды вам может понадобиться друг, ведь графу наплевать на тех, кого он не считает полезными для себя, — доверительно сообщил Блэз, словно щедро делился тайной информацией.
Мерлин пожал плечами. Ему казалось, что между внушающим ужас графом и этим чокнутым Блэзом и выбирать особенно нечего. Что в лоб, что по лбу. А если этот тип хочет ограбить карету, то какого черта ему не сделать это самому, вместо того чтобы вытаскивать себе на помощь порядочного бедняка из его уютной нищеты?
Конь под Мерлином беспокойно переступал и рыл землю копытом, хотя вокруг было тихо. Серого Мунлайта тщательно натерли сажей, чтобы его шкура не лоснилась и яркая луна в ясном небе не высветила его силуэт. В нескольких футах от него на вороном сидел англичанин; и конь, и всадник были неподвижны так, словно обратились в камень.
Он пропустили три кареты, направлявшиеся к Хиту — их тянули жирные лошади, и сидели в них еще более жирные лорды. Час уже был поздний. Казалось, Блэз ждет кого-то определенного, но Мерлин не мог себе представить, что именно ему нужно. Однако после того, как Мерлин дал согласие, он получил весьма специфические указания: «Я хочу осмотреть все, что на нем и в его карете. Открой его сумки, раздень его до нитки и обшарь все».
Мерлин мучился вопросом — что же все-таки нужно этому Блэзу? Пари у него, что ли? Проигрался? Мстит? Если повезет, он так никогда этого и не узнает.
Послышался стук колес очередного экипажа. Мерлин глянул через плечо на спутника — Блэз подобрался поближе и на сей раз сделал знак рукой и кивнул. Мерлин понял и двинулся вперед.
Уорлтока привело в Лондон какое-то неотложное дело, и Уэссекс был готов поспорить, что теперь, показавшись на людях, барон постарается убраться из города прежде, чем многочисленные враги набросятся на него. И прихватит с собой то, что выманило его из убежища.
Уэссекс намеревался опередить его.
Четверка красивых гнедых лошадей, впряженных в карету, приближалась. Перед коренником бежал лакей с фонарем. Это была карета Уорлтока.
Уэссекс махнул Мерлину, и тот, пришпорив коня, выехал на дорогу.
— Стоять! Сдавайтесь! — крикнул Мерлин. Голос его звучал глухо из-за черного шарфа, прикрывавшего лицо.
Лакей схватил ближайшую лошадь под уздцы, кони вздыбились и остановились. Мерлин осадил Мунлайта и продемонстрировал лакею пистолеты.
Стекло в окне кареты опустилось, высунулся пассажир, пытаясь разглядеть источник суматохи.
— Какого черта? — прокаркал старческий голос.
Пассажир и в самом деле очень походил на загнанного в угол ворона. Руки его тонули в пене тонких дорогих кружев, сквозь них проглядывали искореженные временем пальцы с желтыми и толстыми ногтями.
«А дела-то идут на лад», — подумал Мерлин. Блэз вроде не собирался завладевать богатством своей жертвы, и если Мерлин заберет денежки, то нападение по крайней мере будет похоже на обычное дорожное ограбление.
— Я разбойник, — услужливо сообщил он продолжавшему разглядывать его пассажиру. Нынешним вечером он не собирался «на дело», и потому красный мундир с золотыми шнурками, треуголка с плюмажем и пурпурный шелковый шарф Безумного Мерлина остались лежать в сундуке надежного дома в Степни, но пистолеты могли убедить кого угодно.
— А я барон Уорлток. Поезжай, — ответил пассажир, постучав по крыше кареты тростью с золотым набалдашником.
— А я застрелю коренного, — тут же откликнулся Мерлин. Он скорее застрелил бы кучера, чем причинил вред лошади, если уж дойдет до перестрелки, но по своему опыту знал, что такая угроза обычно срабатывает.
Занятый разговором с пассажиром, он не заметил, как лакей украдкой сунул руку за пазуху.
Но его спутник это заметил.
Почти одновременно прозвучали два выстрела, и лакей с воплем рухнул наземь, обливаясь кровью.
Мерлин не сводил глаз с кучера. То, что Блэз только что сунул голову в петлю, порадовало его — это означало, что англичанин — настоящий джентльмен и в дальнейшем не выдаст своего сообщника.
— У меня есть еще четыре заряженных пистолета, — сообщил Мерлин. — А теперь прикажите своим людям выйти, милорд, или они тут в болоте и останутся!
Повисло долгое молчание. Из кустов донеслось лязганье перезаряжаемого пистолета. Лошади попятились и задрожали, напуганные запахом крови. Трое слуг — двое на козлах, один на запятках — застыли от страха.
Это было плохо. Мерлин никогда не встречал человека, который боялся бы другого человека больше, чем пули, но, кажется, сейчас наткнулся как раз на такого. Или сразу на четверых — истекающий кровью лакей отчаянно тянулся к пистолету, и, если он дотянется, Мерлину придется его пристрелить.
«Да сделай же что-нибудь»! — мысленно крикнул он остававшемуся в стороне напарнику.
К своему облегчению, он услышал, как Блэз спешился. Вот он вышел — по самые глаза замотанный темно-бордовым шарфом, так что в темноте ночи казалось, что у него вообще нет головы. В одной руке англичанина был пистолет, в другой — какой-то непонятный предмет. Мерлин не мог разглядеть, что это такое, пока Блэз быстрыми ударами не начал резать сбрую. Потом он ногой отшвырнул пистолет лакея в канаву и выстрелил в воздух.
Лошади оказались сообразительнее людей — они больше не предпринимали попыток к бегству, и карета застыла на месте.
Открылась дверца, и лакей, стоявший на запятках, спрыгнул, чтобы разложить складную лесенку и помочь хозяину спуститься.
— Я позабочусь, чтобы тебя за это четвертовали, — проворчал, выходя из кареты, Уорлток, — уж будь уверен!
Блэз тем временем приказал слугам, сидевшим на козлах, спуститься, уложил их лицом в грязь и связал им руки за спиной обрывками сбруи.
«Ему знакомы обычаи грабителей с большой дороги, — озадаченно подумал Мерлин. — А если так, я много бы отдал за то, чтобы узнать, на кой черт ему понадобилась моя помощь в этом маленьком представлении».
— А теперь, милорд, — обратился Мерлин к Уорлтоку, — не будете ли вы, ваше лордство, столь любезны передать мне ваши ценности — и вашу одежду тоже?
Пока Уорлток пытался испепелить Мерлина взглядом, Уэссекс у него за спиной влез в карету, забрав с собой фонарь. Он не сомневался, что с дряхлым бароном и перепуганным насмерть лакеем Мерлин справится, а если придется Уорлтока застрелить, это даже лучше. Уэссекс не станет плакать по старой гадюке, чьи козни терзали Англию еще до рождения отца герцога.
Внутри сильно воняло гашишем, и Уэссекс увидел высокую наргиле на прикрепленном к полу столике эбенового дерева. За въедливым сладковатым ароматом гашиша ощущался горьковатый запах абсента.
Времени на исправление пороков барона у герцога не было, и, поставив фонарь на столик, он быстро начал обыскивать карету.
Под обоими сиденьями обнаружились потайные ящички. В первом был пистолет — к счастью, незаряженный, и горстка золотых монет. Уэссекс взял одну и поднес ее к свету. Золотой наполеондор нынешнего года чеканки. Он рассовал добычу по карманам, чтобы не нарушать игру, но мысли его неслись бешеным галопом. Как эти деньги попали к Уорлтоку? Ему заплатили или он собирался ими платить?
В другом ящичке лежал пакет, перетянутый фиолетовой лентой. Уэссекс принюхался на всякий случай и развязал его. Это оказались письма какой-то женщины, они тоже пошли в карман — для дальнейшего изучения.
— Я сказал — не шевелитесь, милорд! Голос Мерлина. Уэссекс быстро выскочил из кареты.
Картина оставалась прежней. Уорлток стоял неподвижно, злобно глядя на разбойника. Поскольку рядом с ним стоял кучер, Мерлин явно опасался подходить ближе.
— Можешь перестрелять моих слуг, если тебе так хочется. Но если ты застрелишь меня, то я тебе гарантирую — тебя ждет нечто похуже виселицы! — бесстрастно вещал Уорлток.
— А если вас не убьют, а сделают инвалидом? И вы будете оставлены на милость собственного сына?
Уэссекс, подойдя поближе, прошептал эти слова сильно измененным голосом прямо в ухо Уорлтоку, многозначительно прижав пистолет к ноге барона.
— Вы были в свое время известным дуэлянтом, милорд. Вы видели, как гниют раны, вы не раз обрекали людей влачить остаток дней в унижении, на попечении слуг. Вас считают последним в роду, милорд, но я-то лучше знаю. У вас есть сын. И я уверен, что он не оставит вас на милость чужих людей.
Тот факт, что у Уорлтока есть побочный сын, хранился в строжайшей тайне почти полвека, но «Белая Башня» владела многими тайнами. И если Уорлток окажется на попечении домочадцев Малхайта, месть будет весьма забавной.
Когда до Уорлтока дошел смысл слов Уэссекса, старик вспыхнул такой яростью, что Уэссекс испугался, не хватил бы его прямо сейчас удар.
— Ты заплатишь за эту наглость! — прошипел барон, словно гадюка.
— В другой раз. — Уэссекс шагнул назад и толкнул слугу в спину. — Пошел отсюда.
Нервы лакея не выдержали. Он повернулся и пустился наутек в ту сторону, откуда приехала карета.
— Позвольте мне помочь вам, — предложил Уэссекс, протягивая руку к плащу Уорлтока.
В плаще ничего не нашлось, и Уэссекс швырнул его на землю. Потянулся было к сюртуку Уорлтока, когда вдруг заметил, как что-то сверкнуло в пене кружевного жабо лорда. Уэссекс быстрым движением сорвал с шеи барона длинную золотую цепь и отступил на шаг, со все возрастающим ужасом и отвращением глядя на то, что держал в руке.
Это был монокль, точно такой же, которым мог бы щеголять любой человек поколения Уорлтока… Но монокль особенный. И Уэссекс точно знал, что барону он не принадлежал.
Антиквар, который один раз видел его, предположил, что камень был отшлифован еще в Риме. Он представлял собой рубиновый диск дюйма в два в диаметре с серебристым изъяном в самом центре, благодаря очертаниям которого и получил свое название. Рубин носил имя Зеркальная Роза. Его несколько раз вставляли в разные оправы, и всегда он служил увеличительным стеклом. Рукоятку опоясывали пять металлических колец с выгравированными на них буквами еврейского, греческого и латинского алфавитов. Стоило повернуть кольца надлежащим образом, и монокль становился устройством для шифровки — или дешифровки — любого документа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45