— Сара тоже пропала? — ошеломленно произнес Луи. Он не мог себе представить, чтобы кто-то мог вот так легко справиться с блистательной леди Уэссекс. Лицо герцога Уэссекского было бесстрастным, хотя глаза горели жестокой решительностью.
— Нам очень помогло бы, если бы мы знали, как вы попали сюда, — сказал Костюшко.
Луи пожал плечами.
— Капитан Лафитт был столь любезен, что освободил меня от некоего джентльмена, общество которого стало мне надоедать. Некто капитан Франклин с корабля «Торговая удача». Больше о нем ничего не знаю. Думаю, меня в Балтиморе чем-то напоили, и я проснулся уже тогда, когда «Удачу» брали на абордаж.
Уэссекс посмотрел на Лафитта. Пиратский король очень быстро понял, о чем хочет спросить его герцог.
— По мне, день был обычный. Корабль шел под голландским флагом, но — eh been — если мы не воюем сейчас с Голландией, то уж когда-нибудь точно будем воевать, так что осторожный человек постарается обезопасить себя, когда подвернется возможность. Покойный капитан Франклин сказал, что действует по указанию де Шарантона, но, возможно, он просто хотел произвести на меня впечатление. — Хотя Лафитт говорил вполне серьезно, в глазах его плясали искорки самодовольства.
— Значит, агенты де Шарантона похитили Луи из Балтимора, но его жену не тронули. Леди Мириэль и ее светлость исчезли из Балтимора позже, порознь или вместе, — сказал Костюшко, подводя итог.
— Вероятно, надо спросить об этом де Шарантона, — произнес Уэссекс как бы между прочим, но Луи внутренне содрогнулся. Герцог и пират — слишком опасные люди. Люди, которые способны убивать.
— А у вас наверняка будет возможность задать ему этот вопрос, — заметил Лафитт, — но прежде вы просто обязаны воспользоваться скромным гостеприимством моего Шанделера. Мы вас обоих превратим во французов, так что вы спокойно сможете ходить по улицам Нового Орлеана. И для уверенности я пошлю малыша Роби в город за свежими новостями. Видишь, мой дорогой? — добавил он, обращаясь к Роби. — Никакое заточение не длится вечно.
— Ну, наконец-то я свободен, — выдохнул Роби. — Отправлюсь вечерком. Не затевайте ничего веселого без меня! — Юный пират почти выбежал из комнаты. Светлая коса подпрыгнула у него за спиной.
— О времена, о нравы! — возопил Костюшко.
— Он молод, — снисходительно улыбнулся Лафитт. — И он не любит большие дома. Даже мой. У него с ними связаны дурные воспоминания. Однако идемте. Мы ныне товарищи в великом приключении, и нам многое надо обсудить прежде, чем занавес последнего акта поднимется.
Роби задержался в Баратарии ровно настолько, чтобы поесть и найти способ переправиться на материк. Большая Земля была в двух часах езды в карете от Нового Орлеана, так что пешком идти слишком долго. Он мог бы взять одну из лошадей Жана, но моряк, появившийся в городе на взмыленной лошади, привлечет внимание. Если ему придется срочно бежать из города, он просто возьмет одну из лошадей из кузницы на улице Филиппа Святого, поскольку и кузница, и все, что в ней было, служило лишь прикрытием бизнеса, который вел в Новом Орлеане Лафитт.
***
Роби не опасался ходить по городу ночью. Он беззаботно помахивал фонариком. Наряду с ножами и пистолетами у него под рубахой был еще и сильный гри-гри, так что он не боялся ни призраков, ни магии вуду. На пантеру у него найдется пистолет, а если держаться подальше от стоячей воды, то нечего бояться и Господина Бревно — так местные звали аллигатора.
Он знал, какие сведения нужны Жану, поскольку собирал такую информацию во многих городах залива и Карибского моря с первого дня их с Лафиттом совместной работы. Но как только добрался до города, он понял, что это путешествие не будет похоже на прочие.
Вставало солнце, разгоняя туман, и Город-Полумесяц — так его называли, поскольку он изгибался полумесяцем между рекой и озером, — начал пробуждаться. Когда Роби миновал таможню, солдаты охраны показались ему раскрашенными игрушками — так неподвижно они стояли. Какая-то немая тоска окутывала этот самый яркий на свете город. У Роби волосы на затылке встали дыбом. Что-то было не так, что-то гораздо более страшное витало в воздухе, чем просто недовольство города своим новым хозяином. Но первые настоящие новости он получил на французском рынке.
Хозяйка кофейни Дюлана не захотела разрешить Роби сидеть просто так как завсегдатаю, но женщина она была добрая и подала парню чашечку дымящегося кофе — черного, как ад, и горячего, как любовь, по словам местных жителей, — и позволила ему постоять у стойки, пока он пил. Ему пришлось пустить в ход все свое обаяние, которое он сумел перенять у Жана, чтобы добиться даже этого, поскольку Дюлан обслуживала свободных цветных, а Роби даже отдаленно не мог сойти хотя бы за мулата. Но в белых заведениях ему и этого не позволили бы, поскольку в Новом Орлеане положение в обществе играло даже большую роль, чем цвет, а Роби не принадлежал ни к одному миру, бедных или богатых, будь они цветными или белыми.
Будь погода получше, завсегдатаи кофейни сидели бы на улице, но сейчас подходил к концу октябрь, и жалюзи, закрывавшие фасад кофейни, были опущены и заперты изнутри, так что посетители кофейни Дюлана сидели внутри. Роби это было даже на руку. Так легче подслушивать. Хотя за столами в этот час сидело мало народу, зато многие пришли сюда именно перекинуться словом за чашечкой кофе или бутылкой.
— Говорят, герцог хочет его сжечь. Жаль. Такой красавчик!
Внимание Роби привлекли обрывки разговора между хозяйкой и красивой молоденькой негритянкой в нарядном зеленом платье и замысловатом тюрбане, которая пришла сюда с корзиночкой и бутылкой. Несмотря на роскошь ее одеяния, Роби знал, что это не женщина-змея. Такие сейчас еще нежатся в постелях после ночных утех и до полудня не поднимутся. Эта красавица была в лучшем случае служанкой, одетой в старое платье госпожи и посланная купить что-нибудь к завтраку. «Забавно, разве можно отличить рабыню от свободной по внешнему виду? — Он усмехнулся про себя. — Если бы я не знал — никогда бы не отличил».
— Хуже всего, что он хочет, чтобы мы пришли и смотрели на все это, — говорила мадам Дюлан. — Это переходит всяческие рамки понимания! И если бы я узнала о таком скандале у себя дома, я бы не стала выносить грязное белье на обозрение всего города! Ни в коем разе!
— Он хочет, чтобы все мы знали, что он очень бдительный. Наверное, потому так и делает, — ответила служаночка. — Но бедняжка мсье Корде! Какая ужасная смерть! — И красотка в зеленом удалилась, покачивая юбками.
— Ну, ты закончил, разбойник? — сурово вопросила Роби мадам Дюлан.
— Да, мэм, — смиренно протянул парень и отдал ей пустую чашку. — А правда, что секретаря Корде сожгут? — спросил он, как любой жадный до слухов бездельник.
— Завтра вечером, — мадам готова была уже рассказать побольше, но тут в кофейню вошел один из французских солдат, патрулировавших город. Роби и мадам Дюлан замерли с выражением тревоги на лице.
— Доброе утро, мадам.
Снаружи послышались удары молотка.
— Доброе утро, капитан. Что-то вы рановато сегодня.
— У меня плохие вести, мадам. Всякая торговля в городе закрывается впредь до особого распоряжения его превосходительства. Люди должны оставаться дома.
Роби заморгал, стараясь скрыть ужас. Неслыханный приказ, такого прежде не бывало.
— Но почему? Я же от голода умру! А мои посетители…
— Идите домой, мадам Дюлан. — Капитан произнес эти слова так, что стало понятно — всякие пререкания бесполезны. — Все должны идти по домам. Таков приказ губернатора.
Он повернулся было к Роби, но у того был большой опыт ухода от прямого столкновения с властями. Он оказался за дверьми прежде, чем капитан шагнул к нему.
По всей улице Декатура Роби видел солдат, закрывавших магазины. Обстановка накалялась, поскольку солдаты требовали, чтобы торговцы оставили без присмотра свои магазины и конюшни — а с ними и все добро. Внезапно Роби увидел армейский фургон, стоявший на улице в окружении весьма настороженных солдат.
Фургон был набит бочонками с порохом и бухтами запального шнура. Этого хватило бы, чтобы поднять на воздух всю улицу. Роби огляделся вокруг и быстро пошел, почти потрусил вверх по улице. Если тут будет взрыв, то простой воронкой не обойдется. Все строения поблизости были деревянными.
А дерево, как знал Роби, горит.
Поскольку известия были важными — по крайней мере он знал, что Жан сочтет их таковыми, — Роби быстро обежал город, чтобы посмотреть, везде ли творится нечто подобное. Улицы были полны солдат, зачитывавших приказ губернатора потрясенным горожанам. На центральных улицах стояли такие же фургоны, хотя здесь они были покрыты брезентом и Роби не мог видеть, что в них.
Но он догадывался. «Жану это не понравится».
— Эй! Парень! — окликнул его солдат, и Роби замер. Он-то думал, что его никто не заметит, но слишком замешкался.
— Да, сэр? — робко ответил он и незаметно сунул руку в карман, ощупывая сквозь разрез в подкладке нож, прикрепленный к бедру. Если придется, то он сумеет перерезать солдату глотку и удрать.
— Ты уже должен дома сидеть. Если, конечно, у тебя есть дом. А если нет, то губернатор его тебе предоставит.
— Нет, сэр. Есть, сэр. То есть спасибо, сэр, но не надо. У меня есть дом, — быстро пробормотал Роби. Помятый вид, который в прежние времена служил ему прекрасным прикрытием, теперь работал против него. У него был вид бездомного бродяги.
— Да неужто? — подозрительно прищурился солдат.
— Да, сэр. Спасибо, сэр. Я живу на улице Филиппа Святого, — тараторил Роби, всеми силами стараясь выдать себя за перепуганного насмерть городского парнишку.
— Тогда вали домой, — пробурчал солдат, намереваясь поддать ему. Роби не раздумывая увильнул и пустился бежать.
«Они хотят завтра вечером сжечь Корде. Худо дело. А что они город закрывают — еще хуже. И зачем весь этот порох, хотелось бы мне знать. Что бы тут ни затевалось, лучше мне быть подальше отсюда, когда все случится…»
Лафитт устроил великолепный стол, а после трапезы пестрая компания заговорщиков долго сидела за портвейном, наслаждаясь последней передышкой перед решающими событиями.
«Революция…»
Для герцога Уэссекского это слово всю его сознательную жизнь означало жестокость, предательство и смерть. Французская Революция унесла его отца, швырнула его самого в кошмар Игры Теней. Она была единственной на свете вещью, которую он хотел бы уничтожить. А теперь, против всех ожиданий, он сам стал революционером, снова поклялся убить человека — на сей раз ради этой кровожадной, всепожирающей богини. Но это в последний раз.
Жан Лафитт сидел во главе стола, полуприкрыв глаза, как дремлющий кот. Уэссекс смотрел на молодого человека, которому предстояло стать королем новой независимой нации, если их заговор удастся, и не мог избавиться от мысли, что Луи совершенно не подготовлен для этого.
— Где она? — в отчаянии спрашивал Луи. Его мучительный вопрос отвлек Уэссекса от размышлений.
— Не знаю, — честно ответил герцог. — Но где бы она ни была, Сара рядом с ней. — И это тоже было правдой, к добру ли, к худу.
— Де Шарантон захватил ее, — сказал Луи, слишком погруженный в свои страхи, чтобы что-то слышать. Хрупкий хрустальный бокал задрожал в его руке, и он отставил его, словно в нем было горькое лекарство.
— Нет, — ответил Уэссекс. В этом он был уверен. — Корде его личный секретарь и, насколько я понимаю, весьма доверенное лицо. Если ваша — или моя — жена оказалась бы в руках де Шарантона, Корде обязательно сообщил бы об этом.
— И никто из Братства их не захватывал, — сказал Лафитт, кладя руку на плечо Луи каким-то доверительным жестом, который показался Уэссексу на диво убедительным. Мало на свете есть людей, которые могут так убедительно разыгрывать сострадание, если хотят побольнее кольнуть человека. — Я бы услышал об этом, уж поверьте мне, mon pauvre petit . Но я все равно проведу расследование. Мы найдем вашу королеву. А сейчас мне надо идти. Нужно еще много сделать до отплытия моего флота.
Король Баратарии встал и откланялся.
От трудов Лафитта зависел успех всего предприятия. Если капитаны его буйного флота не смогут задержать корабли адмирала Бонапарта и дадут им подойти к городу, восстание захлебнется.
— Королева, — Луи вздрогнул от этого слова, словно даже и не думал сейчас о том, что ему предстоит стать королем. Помотал головой. — Она должна быть в безопасности. Нельзя было разрешать ей следовать за мной. Какой же я дурак…
«Если ты дурак, Луи, то и я тоже», — сказал себе Уэссекс.
Казалось, Уэссекс только-только заснул, как стук в дверь разбудил его. Он мгновенно сел на постели. Часы на камине показывали десять — слишком рано для отправления. Он вскочил, схватил рапиру и подбежал к двери.
— Уэссекс! — послышался голос Костюшко. Герцог отодвинул задвижку. Его напарник, такой же растрепанный и полуодетый, как и он сам, стоял в дверях босиком, кутаясь в роскошный халат.
— В чем дело? — спросил Уэссекс. Снизу доносился какой-то шум, но по нему нельзя было понять, почему Костюшко так взбудоражен.
— Роби вернулся. Корде арестован. Вот тебе и хорошие новости.
— Город минируют.
Роби лежал на кушетке в гостиной. Лицо его посерело от боли и усталости. Луи и Жан Лафитт стояли над ним, Лафитт разрезал синий кафтан Роби. Когда его сняли, показалась кровь.
— Да перестань ты, — раздраженно проговорил Роби. — Это все пустяки.
— Ты можешь отправиться на тот свет прежде, чем успеешь нам все рассказать, — ласково ответил Лафитт. — Выпей-ка немножко бренди.
— Я, видать, загнал кобылу. Прости, Жан. Но надо было добраться как можно скорее. Дело худо. Очень худо. — Роби взял кружку здоровой рукой и отхлебнул.
— Что случилось? — Уэссекс успел кое-как привести себя в порядок и надеть сапоги. Он влетел в комнату с рапирой в ножнах. Костюшко тем временем пошел взглянуть, нельзя ли помочь лошади, на которой Роби вернулся. Как парень и сказал, она была на последнем издыхании. — Кто в тебя стрелял?
— Солдаты у ворот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45