Сара с интересом осмотрела оружие. Винтовка заряжалась не с дула, а с казенной части, как те, с которыми Сара встречалась прежде.
Кто-то потерял этот трофей, а Встречающий Рассвет его нашел. Порох и патроны, лежавшие в протянутой ей сумке, были почти такими же, как для ее «бэйкера», и она не сомневалась, что эта винтовка будет стрелять ничуть не хуже.
— Прекрасный подарок, — сказала Сара. — Я в долгу перед тобой.
Она понимала, что побудило Встречающего Рассвет так поступить. По обычаю племени было принято, чтобы мужчина, ухаживая за девушкой, дарил ей ценные подарки. Хотя он и не надеялся увидеть Сару снова, он ухаживал за ней так, словно бы она была свободна.
Свободна! Этого она жаждала всю свою жизнь, но только сейчас поняла, что вся эта свобода — химера, иллюзия. Нет свободы, есть только долг. Никто из тех, кто живет, дышит и думает, не может быть свободен от обязанности судить и выбирать, на чью сторону встать.
Она всегда думала о Мириэль как о скромной маленькой мышке, но, оказывается, подруга была готова подвергнуть себя величайшей опасности и даже умереть ради своей веры. Сара долго думала: а за что она сама могла бы умереть, и в конце концов пришла к выводу — за то, за что сражались ее отец и муж.
За справедливость, выражением которой является милосердное конституционное правление истинного короля. Без справедливости нет закона, а без закона и справедливости остается только хаос, в котором верховодят жестокая сила и прихоти. И чтобы не допустить этого, герцогиня готова была отдать жизнь.
Итак, несмотря на то, что поверила предостережениям Сахойи, Сара решила, что поможет Мириэль доставить ее ношу в Новый Орлеан.
Теперь они шли быстро, и незримые помощники торили им путь. Четыре для они двигались вдоль реки и наконец увидели деревню дружественных натчезов, где Сахойя попросила снабдить их всем необходимым для раздельного путешествия. Сахойя и Встречающий Рассвет направились на северо-восток, в принадлежавшую англичанам Трансильванию, а Сара и Мириэль поплыли вниз по реке на пассажирской барже, палуба которой была почти такой же широкой, как на том корабле, который привез Сару из Англии.
Никто не узнал бы в них англичанок — обе были одеты как индейцы. Сара выдавала себя за молодого охотника. Ее одеяло было свернуто и переброшено через плечо, а сумка с порохом и патронами висела у бедра. Волосы ее были намазаны жиром, туго заплетены и почти на всю длину перевязаны полосками оленьей кожи.
Мириэль была одета скромнее — в рубаху чуть ниже колена и высокие мокасины. Сейчас она была в красном плаще нумакики, а ее драгоценная ноша лежала в крепкой плетеной корзине, прикрепленной за спиной. Волосы ее, как и у Сары, были смазаны жиром и заплетены, а на шее висел вырезанный из кости крест на замысловато сплетенном шнурке, поскольку многие натчезы были крещены и она получила у них символ своей веры. С расстояния они казались молодой индейской парой, сплавляющейся по реке по своим делам.
Вскоре они достигнут Нового Орлеана… и что тогда?
На этот вопрос могла ответить только Мириэль.
«Скоро все кончится».
Эта мысль была сейчас главной в голове Мириэль, поскольку как только они с Сарой снова пустились в путь, ее опять начали посещать видения. Только на сей раз они были не о Граале, а о месте, куда она должна его отнести. В снах она видела высокое здание в готическом стиле, возвышавшееся над деревянными и кирпичными домами вокруг него, — собор Людовика Святого в Новом Орлеане. На его высокий алтарь она должна была поставить свою ношу.
Почему именно ей выпала миссия спасти Святой Грааль из города нумакики и почему она должна теперь отнести его в Новый Орлеан? Мириэль молила об ответе, но ответа не было. Ей оставалось только полное повиновение. Но этого было недостаточно.
Конь, как всегда, ждал его в конюшне «Облаков». Корде возвращался в город в странном смятении ума. Маскарад, в который превратилась его жизнь, подходил к концу. Ему полагалось бы ощущать радость и облегчение, особенно после стольких напряженных месяцев службы в качестве личного секретаря де Шарантона, когда он в то же самое время занимался объединением всех группировок, боровшихся за освобождение Луизианы, но сейчас он чувствовал только нечто сродни тупому отчаянию.
«Это все нервы. Этот английский герцог сказал — де Шарантон и ангела в ужас приведет».
К счастью, дряхлый стервятник вряд ли заметил отсутствие Корде. В эти последние недели он все больше занимался своими мерзкими ритуалами и проводил долгие часы в застенках Кабильдо и собора вместе с Дельфиной Маккарти, истязая все более юных и невинных жертв.
«Но если он только заподозрит…»
Корде решительно отбросил эту мысль. Нельзя так думать, иначе можно навлечь беду. Он слишком много знает — тайные явки, пароли, места встреч, имена слишком многих, чтобы разрушить всю сеть. Он был самым слабым звеном, потеря которого может погубить всех, но другого пути не было. Именно он связал всех воедино, используя данные, полученные из секретных папок Талейрана, так что он просто не мог не знать всего.
Корде не верил до конца в то, что Черный жрец не выдаст его де Шарантону. Но Новый Орлеан, согласно плану, должен был стать убежищем для Талейрана в случае неудачи его хозяина, и Корде не думал, что Талейран пойдет на компромисс, не получив взамен что-нибудь более ценное.
Корде верил в то, что герцог Уэссекский обладает почти сверхъестественными способностями. Много лет Корде и Уэссекс оба были пешками на одной и той же огромной шахматной доске, и Корде делал все, что в его силах, чтобы не привлекать внимания Уэссекса. Поскольку их пути неизбежно должны были пересечься, Корде обнаружил, что его противник, пусть и англичанин, оказался человеком великодушным и честным — а эти качества совсем не подходили для Игры Теней, бесконечного шпионажа между нациями.
Так что же получит взамен Уэссекс, если он рискует всем дорогим для него, занимаясь своим, презираемым всеми, делом? Корде понимал, что может никогда не найти ответа на этот вопрос, но все же любопытство продолжало терзать его. Может, герцог ждет того дня, когда оставит маскарад и снова будет открыто ходить под лучами солнца? Или он тоже, как и Корде, считает, что такой день никогда не настанет?
Вблизи города Гамбита остановил патруль солдат генерала Виктора. Корде без всякого удивления предъявил документы — патрули, как и вечерний комендантский час, были частью нового режима — и после краткой проверки въехал в город. Корде видел наполеоновский Париж и другие столицы Европы. Он видел даже Лондон, который местные жители называли Великим Дымом. По сравнению с ними Новый Орлеан был всего лишь пограничным городом с деревянными белеными домами и немощеными улицами, испанским городом на высоком берегу Миссисипи. Но для Корде он был родным домом и казался прекраснее всех блистательных столиц.
В Кабильдо он прибыл в полдень. Он опоздал, но де Шарантон простит его, если у него будет достаточно бледный вид. Де Шарантон прощает слабости плоти, считая их священными, но все ритуалы должны выполняться точно, так что Корде не стал медлить по прибытии и, даже не стряхнув с себя дорожную пыль, явился к дверям личного кабинета губернатора.
— Шарль Корде, к его светлости императорскому губернатору.
Дверь охраняли солдаты в роскошных ливреях личной гвардии губернатора, один из стражников отворил дверь, и Корде ступил внутрь. Де Шарантон поджидал его, как паук в глубине своей паутины. Он встал из-за стола навстречу вошедшему.
— Добрый день, Шарль. Нам надо поговорить. И в это мгновение Корде понял, что совершил страшную, непростительную ошибку.
Возвращение на борт «Гордости Баратарии» прошло в неловком молчании. Лафитт вроде бы совершенно спокойно воспринял знакомство с двумя английскими шпионами — причем Уэссекс был еще и герцогом, — и Руперт прекрасно понимал, что пиратскому главарю ни в коем случае нельзя показывать, что они с Костюшко действуют не заодно. Лафитт прежде хотел стать правителем Луизианы, а теперь хочет стать в ней по крайней мере вторым. Нужно присмотреться к нему повнимательнее, поскольку, как хорошо понимал Уэссекс, Лафитт на самом деле ведет куда более запутанную игру, не брезгуя шантажом и предательством.
Поэтому Уэссекс оставил Костюшко продолжать пустой светский разговор и сделал вид, что его мысли заняты собственной его ролью в грядущей революции — убийством де Шарантона.
Когда они добрались до корабля, Лафитт, к счастью, решил на какое-то время предоставить гостей самим себе. Найдя укромный уголок, Уэссекс приступил к вопросам.
— Ты мог бы и поделиться со мной информацией, знаешь ли, — насмешливо-виноватым тоном сказал Костюшко. — В смысле, что у тебя секретный приказ.
— Между прочим, ты тоже мог бы поделиться со мной причиной, ради которой тебя послали в Луизиану, — парировал Уэссекс. — Мирные переговоры? Правда, Илья, ты мог бы и не скрывать.
— Это был миг божественного озарения, вот и все, — ответил Костюшко. — Сначала я просто хотел выкрасть Луи у Лафитта и спрятать в «Облаках».
— Бароннер был бы в восторге. И что потом?
— Потом я хотел узнать, что расскажет наш местный агент — как оказалось, это наш старый приятель Корде — о положении в стране. Мне хотелось узнать, зачем на самом деле приехал сюда де Шарантон.
— Я сам бы хотел знать ответ на этот вопрос, — задумчиво заметил Уэссекс. — Талейран послал его за Граалем — по крайней мере, мы так думаем, — но Талейран не знал, что Луи здесь, готов жизнью поклясться! Похоже, что де Шарантон ни слова не сказал своему личному секретарю о Граале. Кстати, как ты собирался уничтожить де Шарантона, если бы я тебе не подвернулся?
— Любимым своим способом — отвез бы его в Англию, а там уж о нем позаботились бы. Но ты считаешь, что леди Уэссекс может быть в Новом Орлеане? В Баратарии ее точно нет, — извиняющимся тоном сказал Костюшко.
— Если Луи здесь, почему бы и другим не быть? Луизиана ничем не лучше и не хуже прочих мест.
— Ты можешь не найти ее здесь, — деликатно намекнул Костюшко. — Ни в Новом Орлеане, ни где-либо еще.
Уэссекс повернулся к другу и посмотрел ему прямо в лицо.
— Нет. Это невозможно. Где бы Сара ни была, я ее найду.
12 — НАПАДЕНИЕ НА КОРОЛЕВУ
ЛУИ С НЕТЕРПЕНИЕМ ожидал возвращения Лафитта и Костюшко, однако его охранника снедало еще большее нетерпение. Роби просто не мог усидеть на месте. Весь долгий день до самого вечера он ходил туда-сюда, садился лишь для того, чтобы сразу же снова вскочить, переставлял с места на место всякие мелочи в библиотеке и гостиной, пока у Луи не кончилось терпение.
— Ты когда-нибудь прекратишь или нет? — сказал он наконец, пересек комнату, вырвал из рук Роби пресс-папье и снова со стуком опустил его на стол.
Роби злобно уставился на него широко раскрытыми бледно-голубыми глазами.
— О да, ваше величество. Как скажете, ваше величество. Еще чего-нибудь желаете, ваше величество?
— Заткнись. Я не король, — устало ответил Луи.
— Ну, вы же родились королем, — сказал Роби так, словно обвинял Луи в каком-то преступлении.
— Я родился принцем и видел, как все, кого я любил, были истреблены канальями еще до того, как мне исполнилось девять лет. Если этого достаточно, чтобы стать королем, тогда я король, но пока я не заметил, чтобы была хоть какая-то разница. И в конце концов, я тут под стражей. Ты мой тюремщик.
— Вы в плену у Жана, а не у меня. Я бы вас акулам скормил сразу. От вас одни хлопоты. Вы заставили его… заставили мечтать о слишком многом.
Значит, Роби бесится от страха за своего хозяина.
— Все мечтают, — негромко сказал Луи. — С ним будет все в порядке. Костюшко — хороший человек.
— Хороший англичанин. Или если не англичанин, так работает на Англию. Как думаешь, чьи корабли мы потрошим в заливе? Английский король повесит Жана, если схватит его! — яростно выкрикнул Роби.
— Но он его не схватит, Роби. Ты слышал, что сказал Костюшко. Лафитт будет первым министром Луизианы и верным союзником Англии. И он будет мне нужен. Несомненно, он куда лучше, чем я, знает, как управлять страной.
— Жан Лафитт — великий человек! Вы ему не нужны!
— Прямо уж! — огрызнулся Луи, окончательно выведенный из себя. — Я здесь король, и я имею право покрывать его темное прошлое, чтобы он выглядел человеком респектабельным. То же самое может сделать раскрашенная статуя, но я нужен ему для успеха, будь уверен.
Оба готовы были уже вцепиться друг другу в глотку, но тут как раз появился Лафитт.
— Спокойно, mes enfants ! — весело сказал он. — Роби, малыш, ты не держишь себя в руках. Слишком давно никого не убивал? Ничего, скоро придется драться — причем убивать мы будем во имя справедливости, конечно же, — добавил он, быстро оглядываясь на своих спутников.
Луи посмотрел на двоих пришедших с Лафиттом. Одним из них, как он с облегчением увидел, был Костюшко. Вторым — герцог Уэссекский. Поначалу Луи обрадовался было, что ему не придется убивать де Шарантона, поскольку это наверняка сделает Уэссекс. Затем он подумал, что Уэссекс, скорее всего, получил письмо Мириэль, поскольку его супруга и герцогиня были близкими подругами и Мириэль могла после исчезновения Луи обратиться к леди Уэссекс за помощью.
— Ваша светлость, мне нужно поговорить с вами, — сказал Луи, подходя к герцогу.
— Простите, Луи, я не знаю, где она, — тихо ответил Уэссекс.
Говорят, что если все сказать сразу, то будет не так тяжело, но все равно слышать эти слова было крайне больно. Луи потупил голову и постарался взять себя в руки.
— Женщина? — Хотя Лафитт вроде и был занят разговором с Роби, но ухо держал востро.
— Моя жена, капитан, — ровным тоном ответил Луи. — Она была со мной в Балтиморе, когда меня похитили, и я не знаю, что с ней.
Лафитт посмотрел на Уэссекса.
— После того как леди Мириэль поняла, что вы исчезли, она послала леди Уэссекс письмо с просьбой о помощи. Конечно же, ее светлость приехала быстро, как смогла. Но к тому времени, когда я добрался сюда вслед за ней, обеих уже след простыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45