Опять слова-«гибриды»
Мы уже видели, что слова-«гибриды» образуются часто в полукальках. Так, наше слово телевидение, образованное на основе английского television [тeлевuжн], состоит из двух разных частей: греческой теле- и русской — видение. Однако и само английское слово также является «гибридом», но только греческо-латинским. Особенно много таких «гибридных» слов среди искусственных образований нового времени. Возьмите, к примеру, такие привычные нам слова, как оптимизм и оптимист, пуризм и пурист, нигилизм и нигилист. Все они образованы на базе латинских слов (optimus [oптимус] ‘наилучший’, purus [пy:рус] ‘чистый’, nihil [нuхиль] ‘ничто’), но суффиксы (-изм и — ист) у них — греческого происхождения. Напротив, в слове архитектура мы имеем дело с сочетанием греческой основы и латинского суффикса, причём слово это возникло ещё в Древнем Риме, a не относится к числу поздних искусственных образований.
Одно время часть учёных резко возражала против «незаконных браков» разноязычных слов или их составных элементов. Но постепенно узус восторжествовал, и противники слов-«гибридов» вынуждены были смириться. Теперь уже никого нельзя удивить такими словами, как акваланг (от латинского aqua [aква] ‘вода’ и английского lung [ланг] ‘лёгкое’) или козлетон (просторечно-ироническое слово с русским первым и заимствованным вторым компонентом).
Рождение или возрождение слова кибернетика!
Обычно авторы разного рода словарей и справочников без колебаний называют как год рождения слова кибернетика, так и его создателя. Слово это получило широкое распространение после выхода в 1948 году книги американского учёного Норберта Винера, которая так и называлась; «Кибернетика». Считается, что новое слово Н. Винер образовал от греческого существительного kybernetes [кюбернe:те: с] ‘кормчий, ’ а этимологическое значение вновь образованного слова кибернетика может быть передано словами ‘наука управления’. Сомневаться в правильности подобного объяснения, казалось бы, у нас нет никаких оснований — хотя бы потому, что именно так объяснял происхождение слова кибернетика сам Н. Винер.
И всё же, недаром говорится, «ничто не ново под луной». Слово кибернетика (kybernetike [кюберне: тикe:]) ‘искусство управления’ мы находим, например, в диалоге древнегреческого философа Платона «Горгий», написанном более 23 веков тому назад. Интересно отметить, что здесь также наблюдается семантическое развитие от конкретного (‘управление кораблём’) к абстрактному (‘управление’ вообще). Хотя в древнегреческом языке скорее нужно говорить о переносе значения из одной конкретной сферы (‘управление кораблём’) в другую конкретную же сферу (‘управление государством’).
Именно последняя сфера стала обычной у соответствующих слов новогреческого языка: kybernetes [кивернuтис] ‘правитель’ (но также и ‘капитан’), kybernetikos [кивернитикoс] ‘правительственный’, kybernese [кивeрниси] ‘правительство’. Это направление в семантическом развитии слова было, видимо, использовано почти два столетия тому назад французским учёным А. М. Ампером, который употреблял слово кибернетика в значении ‘наука об управлении государством’ (то есть в платоновском смысле).
Следовательно, едва ли будет правильным утверждение, что Н. Винер «изобрёл» или «создал» слово кибернетика. Для того, чтобы столь удачно создать искусственное греческое слово, нужно хорошо знать греческий язык. А хорошее его знание предполагает знакомство со словом kybernetike, которое можно найти даже в гимназических словарях и пособиях. Скорее всего, Н. Винер подсознательно помнил греческое слово, действительно образованное от существительного kybernetes, и воспользовался этим словом для образования нового научного термина, обозначающего новую научную область.
Но даже если Н. Винер совершенно заново создал слово кибернетика, мы должны говорить о возрождении старого слова, в которое американский учёный вложил новое современное содержание (случай, когда вино молодое вливают в мехи старые). Успех быстрого распространения слова кибернетика был обеспечен колоссальными достижениями, которых добилась эта наука в 50-60-е годы XX века.
Несколько совсем новых слов
Русский язык, как и всякий другой, постоянно обновляет и пополняет свой словарный запас. Все лексические «новинки», как правило, фиксируются словарями. Но количество новых слов в наш космический век растёт с поистине «космической» быстротой. Не случайно у нас время от времени выходят издания типа «Новые слова и значения».
Среди этих новых слов немало заимствований из других языков, но есть здесь также и незаимствованные слова. Сравнительно новыми являются слова, «стаж» которых обычно не превышает 40–50 лет: лавсан (I956)[121], круиз (1957), бионика, бистро, лазер (I960), бадминтон, джинсы (1963), акваланг, бикини, хобби (1964), болонья, прессинг, ралли, смог, цунами (1965), венерианский, субъядерный (1966), колготки, сенаж (1967). А вот слова, появившиеся в русском языке ещё позднее: лизинг, маркетинг, интернет, пейджер, бутик, памперсы и многие другие.
С этимологической точки зрения эти слова составляют довольно «разношёрстную» массу. С некоторыми из них мы уже знакомы (лавсан, акваланг, сенаж). Из остальных слов одни этимологизируются предельно ясно: венерианский, болонья (от названия итальянского города Болонья), субъядерный, другие — не столь просто. Например, заимствованное из английского языка слово смог ‘густой туман, смешанный с дымом и копотью’ мы тщетно пытались бы отыскать в английских словарях, вышедших, скажем, до 1940 года. Дело в том, что и в самом английском языке слово smog представляет собой неологизм, появившийся в результате контаминации (скрещивания) слов fog [фог] ‘туман’ и smoke [смoук] ‘дым, копоть’. Следовательно, и самые новые слова могут представлять определённый интерес для этимолога.
История слов майка, кибернетика и др. показывает, что, занимаясь происхождением новых слов в языке, этимолог может столкнуться с массой неожиданных трудностей. Примеры с этимологиями подобного рода должны предостеречь от пренебрежительного отношения к «ближней» этимологии, которая имеет такое же право на существование, как и «дальняя», базирующаяся на изучении родственных связей между отдельными индоевропейскими языками.
Глава двадцать вторая «Враги» этимолога
Жизнь этимолога была бы ясной и безмятежной, если бы в истории слов проявлялись одни лишь регулярные закономерности. Восстановил на основании известных фонетических законов древнейшую форму слова, по таблице звуковых соответствий выявил ближайших «родственников» (в тех индоевропейских языках, где они сохранились), определил словообразовательную модель, реконструировал (на основе типичных семантических изменений) древнейшее значение слова — и готова этимология! Всё было бы хорошо и просто.
Но дело в том, что каждый язык содержит большое количество заимствований и калек. А здесь уже действуют свои особые закономерности, к тому же не всегда столь же строгие, как в лексике исконного происхождения. Но и это не всё. Значительное число древнейших глаголов, которые могли бы явиться «ключевыми» при раскрытии этимологии многих слов, безвозвратно исчезли из языка. И этимологу вместо прямых доказательств часто приходится прибегать к косвенным аргументам, то есть идти к раскрытию этимологии слова окольным путем.
Какая-то часть слов в языке вообще «выпадает» из обычных норм фонетического, словообразовательного и семантического развития. Каждое из таких слов является уникальным в своём роде, не отражая общих закономерностей развития языка (вспомните слова кворум, омнибус и другие примеры, рассмотренные нами в X главе).
Однако всем этим отнюдь не исчерпываются неожиданности, с которыми приходится сталкиваться исследователю, занимающемуся вопросами происхождения слов. Немало и других подводных рифов ожидает этимологический корабль на его нелёгком пути по безбрежным просторам моря слов. Именно о подобного рода этимологических «рифах» у нас и пойдёт речь в настоящей главе.
Пилигрим и каннибал
Нет, это не рассказ о том, как каннибал съел пилигрима, а всего лишь разбор соответствующих слов, в которых произошли фонетические изменения нерегулярного типа. Такого рода явления, когда в одних и тех же условиях фонетическое изменение то происходит, то не происходит, встречаются в языке достаточно часто. К их числу относятся ассимиляция (уподобление) и диссимиляция (расподобление). Причём ассимиляция (как и диссимиляция) может быть полной или частичной.
Примером частичной ассимиляции может служить слово свадьба, которое образовалось из *сватьба (сравните слова сват, сватать). Под влиянием звонкого б глухой звукт перешёл у этого слова в д. Иначе говоря, звук т уподобился звуку б в отношении его звонкости. Произошла так называемая частичная ассимиляция по степени звонкости.
Особенно часто ассимиляция происходит у приставочных образований: раз-украсить, но рас-писать, рас-творить. Поскольку слова с приставками обычно представляют собой сравнительно поздние образования, ассимиляция в большинстве случаев не доставляет слишком больших хлопот этимологу. Иное дело — диссимиляция. Здесь изменения, как правило, бывают более «разнонаправленными», а подчас и несколько неожиданными.
Старое наше слово феврарь (из латин. Februarius [фебруa:риус]) перешло в февраль в результате расподобления: р ? р > р ? л. Между прочим, в древнерусском языке сохранились следы несколько иной диссимиляции: феуларь. Древнерусское слово вельблюдъ одно из своих л изменило в р (> верблюд). Выше мы уже видели, что в немецком языке слово Tartuffel изменилось в Kartoffel (t? t > k ? t). Латинское слово *medidianus [медидиa:нус] ‘полуденный’ (от medius [мeдиус] ‘средний’ и dies [дuэ: с] ‘день’) в результате диссимиляции превратилось в meridianus (d ? d > r? d); сравните наше слово меридиан. В латинском языке слово peregrinus [перегрu:нус] ‘чужеземец’ было образовано с помощью приставки per- ‘через, сквозь’, существительного ager ‘поле, земля’ и суффикса — in-. Буквальное этимологическое значение этого слова: ‘за полями, за землями (находящийся)’ или ‘по полям, по землям (странствующий)’ — к латинскому per agros [пер aгрос] ‘за поля, земли’ или ‘по полям, землям’. В поздней латыни слово peregrinus подверглось диссимиляции (r— r> l? r), и его новая форма pelegrinus послужила в конечном счёте источником русского слова пилигрим (сравните русские просторечные образования колидор и секлетарь, в которых произошло аналогичное фонетическое изменение).
Интересна история слова каннибал, которое к нам пришло через западноевропейские языки из туземных языков Вест-Индии. В Европу это слово было принесено испанцами, в языке которых слово canibal [кaнибал] ‘людоед, каннибал’ первоначально имело значение ‘кариб, житель Карибских островов’. Слово canibal возникло из caribal ‘кариб’ в результате диссимиляции: r — l (два плавных звука) > n — l. Мена r и n в процессе диссимиляции хорошо известна и из других языков. Например, латинское слово carmen [кaрмен] ‘песня’ возникло из *canmen (n— n> r— n). сравните глагол cano [кaно:] ‘пою’.
Однако не нужно думать, что диссимиляция, затрудняющая этимологический анализ, встречается только в словах иноязычного происхождения. Наше исконное слово блин(ъ) возникло из млинъ в результате расподобления двух носовых звуков: м — н > б — н. Слово млинъ относится к глаголу молоть так же, как клинъ относится к колоть, и этимологически означает: ‘(испечённый) из молотого’ (то есть из муки). Кстати, слово млинъ имеет также значение ‘мельничный жернов’, ‘мельница’. В диалектах русского языка подобное же фонетическое изменение (м — н > б — н) можно отметить у слова бладень ‘младенец’ (из младень).
«Усечённые» слова
Среди разного рода сокращений, которым подвергаются слова в процессе своего развития, можно отметить явление, обозначаемое словом греческого происхождения: гаплология. Вторая половина этого слова (-логия) нам хорошо известна, а первая (гаппо-) образована от греческого прилагательного haplos [хаплoс] ‘простой’.
Гаплология — это упрощение слова, при котором опускается один из соседних одинаковых слогов: *знаменоносец > знаменосец, *близозоркий —> *близоркий, с последующим переосмыслением: близорукий. Немецкое слово *tragikokomisch [трагикокoмиш] изменилось в tragikomisch (сравните в русском языке: трагикомический, а не *трагикокомический). Интересно отметить, что в самом слове гаплология не произошло гаплологии в отличие, например, от *минералологии, где двойное — лоло- упростилось, дав современное минералогия.
Немало сокращений различного типа произошло в русском и в других языках уже в XX веке: метрополитен > метро, кинематограф > кино; сравните английское сокращение: cinema [сuнимэ] ‘кино’; таксо-мотор > такси; английское laboratory [лэбoрэтри] > lab, professor [прэфeсэ] > prof, doctor [дoктэ] > doc и т. п.
Иногда сокращается только часть нового слова, явившегося результатом словосложения: зарплата, промтовары, хозрасчёт. Сокращаться слово может не только за счёт своей конечной, но и начальной части: английское history [хuстори] > story [стo:ри] ‘рассказ’ (с этимологической точки зрения: ‘история’).
Разумеется, большинство приведённых здесь примеров относится к позднему времени и не вызывает почти никаких затруднений у этимолога. Но можем ли мы быть уверены в том, что подобные явления не встречались также и в глубокой древности?
Что такое синкопа?
Распространённым типом сокращения слова является синкопа — выпадение звука или звуков внутри слова (от греч. synkope [сюнкопe:] ‘рубка’, из слова как бы «вырубается» его часть)[122]. Выше, на примере с этимологией слова луна, мы убедились в том, что у этого слова подверглись выпадению звуки *k и *s перед n (*louksna > луна), а именно эти важные звуки позволяют выявить этимологию данного слова. Синкопа редуцированных гласных ь и ъ, вместе с превращением их в гласные полного образования (е и о) в ударном положении, привела к наличию так называемых беглых гласных в современном русском языке: день, но дня, сон — сна, лоб — лба и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39