Никаких нареканий, цены сказка
говорят о том, что многие слова, звучащие одинаково в русском литературном языке и в его диалектах, значительно отличаются друг от друга по своему смыслу. Одни из таких слов только внешне созвучны между собой, имея на самом деле различное происхождение (омонимы). Сюда можно отнести, например, литературное враг и диалектное враг ‘овраг’. В других случаях расхождение значений возникло в результате позднейших семантических изменений. Причём изменения эти очень часто происходили в литературном языке, в то время как диалекты сохраняли более древнее значение слова.
Но в диалектах русского языка сохраняются не только древнейшие значения слов, но также и многие из словообразовательных типов, утраченных в литературном языке.
При разборе этимологии слова коровай, как вы помните, нам большую помощь оказало сходное по своей словообразовательной структуре диалектное слово коротай.
Чередование суффиксов — в-/-т-, хорошо известное во многих индоевропейских языках, почти не сохранило следов в русском литературном языке. А в диалектах мы находим такие примеры, как пе-в-ун/пе-т-ун[81] ‘петух’, чер-в ‘серп’/чер-т-a ‘резец’ и др.
Не менее важное значение, как мы уже видели, имеют также фонетические особенности диалектов русского языка. И здесь диалектные слова часто сохраняют более древний фонетический облик, позволяющий в достаточной мере надёжно решить вопрос об этимологии этих слов.
Домовой и леший
В древности наши предки верили, что вокруг них жили разные духи: одни — добрые, другие — злые. Добрым духом иногда считался дух — хранитель дома, домовой. Недаром его звали ласкательно дедушкой, ботанушкой или уважительно — хозяином.
За пределами своего родного дома в те далёкие времена человек постоянно подвергался различным опасностям: в лесах жили дикие звери, в поле нередко заставала зимняя вьюга, на воде его небольшая лодка-однодревка легко могла перевернуться, а там смотришь — и водяной на дно утащит. Так возникла у человека вера в недобрых духов — водяных, полевых, боровых (духов, обитавших в бору), леших.
Этимологическая связь между словами дом и домовой, вода и водяной, поле и полевой, бор и боровой ни у кого не вызывает сомнений. Слово домовой, например, употребляется в русском языке не только как существительное, но к как обычное прилагательное — правда, с иным местом ударения (по нормам литературного языка): домoвая кухня, домoвая книга. То же самое можно сказать и о других перечисленных словах. Сравните: водяной насос, полевой цветок, боровая дичь.
А вот связь между словами лес и леший далеко не так очевидна. И дело здесь не в том, что корень первого слова содержит — с-, а второго — ш-. Подобное фонетическое чередование легко объяснимо, ибо оно полностью совпадает с такими же чередованиями в случаях: ве-с-на/ве-ш-ний, пи-с-ать/пи-ш-у, вку-с-ить/ вку-ш-ать и т. п.
В семантическом плане связь лешего как ‘лесного духа’ с лесом также вполне естественна. Но почему же этот дух не получил названия лесной (как водяной, домовой и др.)? Может быть, в древности от существительного лес было образовано иное прилагательное — леший? Предположение это вполне правдоподобное. Почему же тогда мы можем встретить в русском языке водяную, полевую и боровую дичь или птицу, но нигде не встретим птицу лешую?
Впрочем, действительно ли нигде? В русском литературном языке слово леший не имеет значения ‘лесной’, а вот в псковском диалекте имеет. Здесь мы можем встретить и леших уток, и лешие яблоки, и леших мух. и лешую землю. И во всех этих случаях слово леший выступает со значением ‘лесной’.
Таким образом, материал псковских говоров русского языка окончательно устраняет малейшие сомнения, которые ещё могли бы остаться при исследовании этимологии слова леший ‘лесной дух’.
Одной из наиболее характерных особенностей диалектов является их удивительная способность сохранять в неприкосновенности в течение многих веков самые архаичные черты, которые по большей части были давно утрачены литературным языком. Эта архаичность диалектов относится и к фонетической, и к словообразовательной, и к семантической стороне языка.
Вот почему материал диалектов, позволяющий вскрыть наиболее древние слои в истории слова, играет столь значительную роль в этимологических исследованиях. Вот почему каждая публикация нового областного словаря всегда вызывает самый живой интерес у историков языка, а особенно, пожалуй, у историков и «биографов» слова — этимологов.
Глава пятнадцатая О заимствованных словах
В каждом языке наряду с исконными словами имеется большое количество древних и поздних заимствований, этимологизация которых имеет свои особенности.
Но так ли уж много заимствованных слов, например, в русском языке? Берем наугад какую-нибудь газету и находим статью, в которой рассказывается о первенстве мира или Европы по футболу. Останавливаемся на слове футбол, которое, как известно, было заимствовано из английского языка: foot [фу: т] по-английски значит ‘нога’, a ball [бо: л] — ‘мяч’. Такие футбольные термины, как форвард, офсайт, пенальти, гол, аут и другие, тоже были заимствованы из английского языка.
Открываем другую страницу газеты. Здесь пишут о соревнованиях по гимнастике, баскетболу и волейболу. Все эти названия спортивных игр также «пришельцы» в русском языке. Заимствованным является и слово спорт, а также слова олимпиада, призер, хоккей, шайба, диск, стадион, матч, тайм, бокс, спринтер, стайер, гроссмейстер, цейтнот, старт, финиш.
Но может быть, такое обилие иноязычных слов встречается только в спортивной терминологии? Возьмём, например, авиационную терминологию: пилот, штурман, радист, стюардесса; фюзеляж, мотор, шасси и т. д. — всё это заимствованные слова.
В больнице или в аптеке мы можем услышать иноязычные по своему происхождению слова: терапевт, хирург, ангина, аппендицит, аспирин, стрептоцид, скальпель, инъещия, донор и др. Кино, радио, телевизор; газета, журнал; геометрия, физика, химия; культура, прогресс, демократия; революция, социализм, коммунизм, партия — эти и перечисленные выше слова — далеко не полный перечень заимствованных слов, которые прочно вошли в наш обиход, став весьма важной и неотъемлемой частью современного русского языка.
Мастер и подмастерье
Но не является ли обилие иностранных слов в языке свидетельством его «неполноценности»? Ничуть не бывало! Как раз наоборот: чем легче язык усваивает международную лексику, чем больше он пополняется за счёт включения в него всего того ценного, что содержится в других языках, тем этот язык совершеннее и богаче.
Язык не просто заимствует слова. Заимствование нельзя рассматривать как чисто механическое включение иностранного слова в состав родного языка. Процесс этот протекает значительно сложнее. Обычно слово, проникая, например, в русский язык, оформляется грамматически как русское слово.
Возьмём в качестве примера явно заимствованное (хотя и не совсем ясно, из какого именно языка) слово мастер. Склоняется оно точно так же, как любое другое русское по своему происхождению слово подобного же типа (например, повар): мастер, мастера, мастеру, мастера, мастером, о мастере. Такие формы склонения можно встретить только в русском языке.
По своему произношению русское слово мастер отличается как от немецкого Meister [мaйстер] или английского master [мa:сте], так и от других иностранных слов, восходящих к общему с ним источнику. Наконец, ни в одном другом языке, кроме русского, мы не встретим такой суммы производных, как мастерство, мастеровой, мастерица, подмастерье, мастерская, мастерить и т. п.
Следовательно, слово мастер является иноязычным только по своему происхождению. По своему же грамматическому оформлению, по словообразовательным связям, по особенностям произношения и, главное, по самому факту употребления в языке — это типично русское слово. Проникновение в наш язык таких слов, как мастер, не привело к «искажению» русского языка, к утрате каких-либо его самобытных черт. Напротив, сами заимствованные слова приспособились к русскому языку, к особенностям его произношения, грамматики, словообразования.
Правда, имеется сравнительно небольшая группа иноязычных слов, которые до сих пор чувствуют себя в нашем языке не совсем «уютно». В отличие от всех других слов они даже не имеют обычных русских окончаний при склонении: кино, пальто, кофе, ралли, радио и некоторые другие. Но подобных слов не так уж много, и не они «делают погоду» в русском языке.
Адмирал Шишков и «дама, приятная во всех отношениях»
Проникновение в русский язык большого количества слов интернациональной лексики (демократия, конституция, культура, прогресс и др.) было воспринято некоторыми реакционными деятелями начала ХIХ века как «засорение» языка «иностранными» словами. Особенно яростным пуристом[82] был министр просвещения адмирал А. С. Шишков. Он предлагал, например, вместо иноязычного слова тротуар употреблять «слово» топталище (выдуманное им самим), вместо галоши — мокроступы, вместо фортепьяно — тихогромы и т. п.
Это стремление Шишкова заменить уже получившие широкое распространение в русском языке иностранные слова своими отечественными «мокроступами» было встречено передовой русской общественностью весьма критически. Так, А. С. Пушкин, употребив в восьмой главе «Евгения Онегина» французское выражение comme il faut [ком иль фо][83], позднее вошедшее в язык русской художественной литературы, иронически заметил:
…Шишков, прости:
Не знаю, как перевести.
Полной противоположностью адмиралу Шишкову была гоголевская «дама, приятная во всех отношениях», которая буквально на каждом шагу, без какой бы то ни было нужды вставляла в свою речь французские слова, основательно к тому же коверкая их. Вот такое неуместное загромождение русского языка иностранными словами и терминами, без которых легко можно обойтись, всегда вызывало справедливый протест тех, кто борется за действительную чистоту родного языка.
О разных типах заимствования
Слова иноязычного происхождения в русском языке могут различаться по источнику заимствования (грецизмы, тюркизмы, германизмы и т. д.), по способу заимствования (устный и письменный пути проникновения иноязычной лексики), по тому, насколько прочно вошли заимствованные слова в лексику нашего языка. Нужно отметить, что грецизмы, например, проникали в русский язык, главным образом, письменным, а тюркизмы — устным путем. Письменные заимствования становились достоянием в первую очередь литературного языка, а устные обычно распространялись через диалекты, оставаясь нередко территориально ограниченными. Источником устных заимствований служило двуязычие, которое часто встречалось в пограничных областях.
Слова иноязычного происхождения принято делить на заимствования и иностранные слова. К собственно заимствованной лексике относятся слова, уже усвоенные языком, которые совсем (или почти совсем) не воспринимаются как слова не исконные: баржа, деготь, кровать, лошадь, пакля, плита, редька, рынок, сарай, свёкла, слесарь и др. В отличие от них иностранные слова не вполне «акклиматизировались» в русском языке. Они ещё ощущаются как слова чужеземного происхождения, почему иногда и называются варваризмами[84]. Именно такие слова входят в состав словарей иностранных слов. Особенно много варваризмов среди интернациональных слов и разного рода специальных терминов — общественно-политических, научно-технических, спортивных и т. д.: коммюнике, интервью, креатура, реле, баттерфляй, ралли. «Чужеродность» этих слов проявляется уже в том, что многие из них не имеют форм склонения. Однако часто провести чёткую границу между укоренившимися заимствованиями и варваризмами бывает трудно. Более того, многие слова, сравнительно недавно усвоенные русским языком, ещё в XVIII–XIX веках ощущались как варваризмы: адмирал, политика, физика (XVIII в.), пейзаж, фрак, жилет (XIX в.). Сравните у А. С. Пушкина:
Но панталоны, фрак, жилет,
Всех этих слов па русском нет[85].
(«Евгений Онегин», глава I)
Вместе с тем многие иностранные «пришельцы» не привились в русском языке и ещё в XIX веке были вытеснены исконными русскими словами: виктория уступила место победе, политес — вежливости, презент — подарку. Широко распространённое ещё в 30-е годы XX века иностранное слово аэроплан было вытеснено давним его конкурентом — словом самолёт[86].
Грецизмы и латинизмы
В современных европейских и некоторых других языках встречается большое количество слов, которые составляют слой интернациональной лексики: фабрика, радио, демократия, социализм, революция и др. Многие из этих слов образованы от греческих и латинских корней или же целиком восходят к соответствующим греческим и латинским словам. Однако, встречаясь с грецизмами и латинизмами, этимолог может попасть в «ловушку». Обнаружив у слова греческие или латинские корни и суффиксы, можно сделать вывод, что оно заимствовано из греческого или латинского языка.
Между тем среди слов греческого и латинского происхождения немало таких, которые не были заимствованы в русский язык из греческого или латинского.
Многие грецизмы и латинизмы проникли к нам не непосредственно из греческого или латинского, а, например, из французского, немецкого, польского или из других европейских языков. Следовательно, заимствованы они были именно из этих языков, а не из греческого или латинского. Во всех этих случаях этимолог должен чётко разграничивать в процессе заимствования язык-источник и язык-посредник. Первый может ответить на вопрос об этимологии слова, второй — указать на конкретные пути проникновения слова в русский язык и объяснить некоторые из его фонетических, словообразовательных и семантических особенностей.
Кроме того, многие слова, содержащие греческие и латинские корни, не могли быть заимствованы из греческого или латинского языка по той простой причине, что этих слов ни в греческом, ни в латинском языке никогда не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Но в диалектах русского языка сохраняются не только древнейшие значения слов, но также и многие из словообразовательных типов, утраченных в литературном языке.
При разборе этимологии слова коровай, как вы помните, нам большую помощь оказало сходное по своей словообразовательной структуре диалектное слово коротай.
Чередование суффиксов — в-/-т-, хорошо известное во многих индоевропейских языках, почти не сохранило следов в русском литературном языке. А в диалектах мы находим такие примеры, как пе-в-ун/пе-т-ун[81] ‘петух’, чер-в ‘серп’/чер-т-a ‘резец’ и др.
Не менее важное значение, как мы уже видели, имеют также фонетические особенности диалектов русского языка. И здесь диалектные слова часто сохраняют более древний фонетический облик, позволяющий в достаточной мере надёжно решить вопрос об этимологии этих слов.
Домовой и леший
В древности наши предки верили, что вокруг них жили разные духи: одни — добрые, другие — злые. Добрым духом иногда считался дух — хранитель дома, домовой. Недаром его звали ласкательно дедушкой, ботанушкой или уважительно — хозяином.
За пределами своего родного дома в те далёкие времена человек постоянно подвергался различным опасностям: в лесах жили дикие звери, в поле нередко заставала зимняя вьюга, на воде его небольшая лодка-однодревка легко могла перевернуться, а там смотришь — и водяной на дно утащит. Так возникла у человека вера в недобрых духов — водяных, полевых, боровых (духов, обитавших в бору), леших.
Этимологическая связь между словами дом и домовой, вода и водяной, поле и полевой, бор и боровой ни у кого не вызывает сомнений. Слово домовой, например, употребляется в русском языке не только как существительное, но к как обычное прилагательное — правда, с иным местом ударения (по нормам литературного языка): домoвая кухня, домoвая книга. То же самое можно сказать и о других перечисленных словах. Сравните: водяной насос, полевой цветок, боровая дичь.
А вот связь между словами лес и леший далеко не так очевидна. И дело здесь не в том, что корень первого слова содержит — с-, а второго — ш-. Подобное фонетическое чередование легко объяснимо, ибо оно полностью совпадает с такими же чередованиями в случаях: ве-с-на/ве-ш-ний, пи-с-ать/пи-ш-у, вку-с-ить/ вку-ш-ать и т. п.
В семантическом плане связь лешего как ‘лесного духа’ с лесом также вполне естественна. Но почему же этот дух не получил названия лесной (как водяной, домовой и др.)? Может быть, в древности от существительного лес было образовано иное прилагательное — леший? Предположение это вполне правдоподобное. Почему же тогда мы можем встретить в русском языке водяную, полевую и боровую дичь или птицу, но нигде не встретим птицу лешую?
Впрочем, действительно ли нигде? В русском литературном языке слово леший не имеет значения ‘лесной’, а вот в псковском диалекте имеет. Здесь мы можем встретить и леших уток, и лешие яблоки, и леших мух. и лешую землю. И во всех этих случаях слово леший выступает со значением ‘лесной’.
Таким образом, материал псковских говоров русского языка окончательно устраняет малейшие сомнения, которые ещё могли бы остаться при исследовании этимологии слова леший ‘лесной дух’.
Одной из наиболее характерных особенностей диалектов является их удивительная способность сохранять в неприкосновенности в течение многих веков самые архаичные черты, которые по большей части были давно утрачены литературным языком. Эта архаичность диалектов относится и к фонетической, и к словообразовательной, и к семантической стороне языка.
Вот почему материал диалектов, позволяющий вскрыть наиболее древние слои в истории слова, играет столь значительную роль в этимологических исследованиях. Вот почему каждая публикация нового областного словаря всегда вызывает самый живой интерес у историков языка, а особенно, пожалуй, у историков и «биографов» слова — этимологов.
Глава пятнадцатая О заимствованных словах
В каждом языке наряду с исконными словами имеется большое количество древних и поздних заимствований, этимологизация которых имеет свои особенности.
Но так ли уж много заимствованных слов, например, в русском языке? Берем наугад какую-нибудь газету и находим статью, в которой рассказывается о первенстве мира или Европы по футболу. Останавливаемся на слове футбол, которое, как известно, было заимствовано из английского языка: foot [фу: т] по-английски значит ‘нога’, a ball [бо: л] — ‘мяч’. Такие футбольные термины, как форвард, офсайт, пенальти, гол, аут и другие, тоже были заимствованы из английского языка.
Открываем другую страницу газеты. Здесь пишут о соревнованиях по гимнастике, баскетболу и волейболу. Все эти названия спортивных игр также «пришельцы» в русском языке. Заимствованным является и слово спорт, а также слова олимпиада, призер, хоккей, шайба, диск, стадион, матч, тайм, бокс, спринтер, стайер, гроссмейстер, цейтнот, старт, финиш.
Но может быть, такое обилие иноязычных слов встречается только в спортивной терминологии? Возьмём, например, авиационную терминологию: пилот, штурман, радист, стюардесса; фюзеляж, мотор, шасси и т. д. — всё это заимствованные слова.
В больнице или в аптеке мы можем услышать иноязычные по своему происхождению слова: терапевт, хирург, ангина, аппендицит, аспирин, стрептоцид, скальпель, инъещия, донор и др. Кино, радио, телевизор; газета, журнал; геометрия, физика, химия; культура, прогресс, демократия; революция, социализм, коммунизм, партия — эти и перечисленные выше слова — далеко не полный перечень заимствованных слов, которые прочно вошли в наш обиход, став весьма важной и неотъемлемой частью современного русского языка.
Мастер и подмастерье
Но не является ли обилие иностранных слов в языке свидетельством его «неполноценности»? Ничуть не бывало! Как раз наоборот: чем легче язык усваивает международную лексику, чем больше он пополняется за счёт включения в него всего того ценного, что содержится в других языках, тем этот язык совершеннее и богаче.
Язык не просто заимствует слова. Заимствование нельзя рассматривать как чисто механическое включение иностранного слова в состав родного языка. Процесс этот протекает значительно сложнее. Обычно слово, проникая, например, в русский язык, оформляется грамматически как русское слово.
Возьмём в качестве примера явно заимствованное (хотя и не совсем ясно, из какого именно языка) слово мастер. Склоняется оно точно так же, как любое другое русское по своему происхождению слово подобного же типа (например, повар): мастер, мастера, мастеру, мастера, мастером, о мастере. Такие формы склонения можно встретить только в русском языке.
По своему произношению русское слово мастер отличается как от немецкого Meister [мaйстер] или английского master [мa:сте], так и от других иностранных слов, восходящих к общему с ним источнику. Наконец, ни в одном другом языке, кроме русского, мы не встретим такой суммы производных, как мастерство, мастеровой, мастерица, подмастерье, мастерская, мастерить и т. п.
Следовательно, слово мастер является иноязычным только по своему происхождению. По своему же грамматическому оформлению, по словообразовательным связям, по особенностям произношения и, главное, по самому факту употребления в языке — это типично русское слово. Проникновение в наш язык таких слов, как мастер, не привело к «искажению» русского языка, к утрате каких-либо его самобытных черт. Напротив, сами заимствованные слова приспособились к русскому языку, к особенностям его произношения, грамматики, словообразования.
Правда, имеется сравнительно небольшая группа иноязычных слов, которые до сих пор чувствуют себя в нашем языке не совсем «уютно». В отличие от всех других слов они даже не имеют обычных русских окончаний при склонении: кино, пальто, кофе, ралли, радио и некоторые другие. Но подобных слов не так уж много, и не они «делают погоду» в русском языке.
Адмирал Шишков и «дама, приятная во всех отношениях»
Проникновение в русский язык большого количества слов интернациональной лексики (демократия, конституция, культура, прогресс и др.) было воспринято некоторыми реакционными деятелями начала ХIХ века как «засорение» языка «иностранными» словами. Особенно яростным пуристом[82] был министр просвещения адмирал А. С. Шишков. Он предлагал, например, вместо иноязычного слова тротуар употреблять «слово» топталище (выдуманное им самим), вместо галоши — мокроступы, вместо фортепьяно — тихогромы и т. п.
Это стремление Шишкова заменить уже получившие широкое распространение в русском языке иностранные слова своими отечественными «мокроступами» было встречено передовой русской общественностью весьма критически. Так, А. С. Пушкин, употребив в восьмой главе «Евгения Онегина» французское выражение comme il faut [ком иль фо][83], позднее вошедшее в язык русской художественной литературы, иронически заметил:
…Шишков, прости:
Не знаю, как перевести.
Полной противоположностью адмиралу Шишкову была гоголевская «дама, приятная во всех отношениях», которая буквально на каждом шагу, без какой бы то ни было нужды вставляла в свою речь французские слова, основательно к тому же коверкая их. Вот такое неуместное загромождение русского языка иностранными словами и терминами, без которых легко можно обойтись, всегда вызывало справедливый протест тех, кто борется за действительную чистоту родного языка.
О разных типах заимствования
Слова иноязычного происхождения в русском языке могут различаться по источнику заимствования (грецизмы, тюркизмы, германизмы и т. д.), по способу заимствования (устный и письменный пути проникновения иноязычной лексики), по тому, насколько прочно вошли заимствованные слова в лексику нашего языка. Нужно отметить, что грецизмы, например, проникали в русский язык, главным образом, письменным, а тюркизмы — устным путем. Письменные заимствования становились достоянием в первую очередь литературного языка, а устные обычно распространялись через диалекты, оставаясь нередко территориально ограниченными. Источником устных заимствований служило двуязычие, которое часто встречалось в пограничных областях.
Слова иноязычного происхождения принято делить на заимствования и иностранные слова. К собственно заимствованной лексике относятся слова, уже усвоенные языком, которые совсем (или почти совсем) не воспринимаются как слова не исконные: баржа, деготь, кровать, лошадь, пакля, плита, редька, рынок, сарай, свёкла, слесарь и др. В отличие от них иностранные слова не вполне «акклиматизировались» в русском языке. Они ещё ощущаются как слова чужеземного происхождения, почему иногда и называются варваризмами[84]. Именно такие слова входят в состав словарей иностранных слов. Особенно много варваризмов среди интернациональных слов и разного рода специальных терминов — общественно-политических, научно-технических, спортивных и т. д.: коммюнике, интервью, креатура, реле, баттерфляй, ралли. «Чужеродность» этих слов проявляется уже в том, что многие из них не имеют форм склонения. Однако часто провести чёткую границу между укоренившимися заимствованиями и варваризмами бывает трудно. Более того, многие слова, сравнительно недавно усвоенные русским языком, ещё в XVIII–XIX веках ощущались как варваризмы: адмирал, политика, физика (XVIII в.), пейзаж, фрак, жилет (XIX в.). Сравните у А. С. Пушкина:
Но панталоны, фрак, жилет,
Всех этих слов па русском нет[85].
(«Евгений Онегин», глава I)
Вместе с тем многие иностранные «пришельцы» не привились в русском языке и ещё в XIX веке были вытеснены исконными русскими словами: виктория уступила место победе, политес — вежливости, презент — подарку. Широко распространённое ещё в 30-е годы XX века иностранное слово аэроплан было вытеснено давним его конкурентом — словом самолёт[86].
Грецизмы и латинизмы
В современных европейских и некоторых других языках встречается большое количество слов, которые составляют слой интернациональной лексики: фабрика, радио, демократия, социализм, революция и др. Многие из этих слов образованы от греческих и латинских корней или же целиком восходят к соответствующим греческим и латинским словам. Однако, встречаясь с грецизмами и латинизмами, этимолог может попасть в «ловушку». Обнаружив у слова греческие или латинские корни и суффиксы, можно сделать вывод, что оно заимствовано из греческого или латинского языка.
Между тем среди слов греческого и латинского происхождения немало таких, которые не были заимствованы в русский язык из греческого или латинского.
Многие грецизмы и латинизмы проникли к нам не непосредственно из греческого или латинского, а, например, из французского, немецкого, польского или из других европейских языков. Следовательно, заимствованы они были именно из этих языков, а не из греческого или латинского. Во всех этих случаях этимолог должен чётко разграничивать в процессе заимствования язык-источник и язык-посредник. Первый может ответить на вопрос об этимологии слова, второй — указать на конкретные пути проникновения слова в русский язык и объяснить некоторые из его фонетических, словообразовательных и семантических особенностей.
Кроме того, многие слова, содержащие греческие и латинские корни, не могли быть заимствованы из греческого или латинского языка по той простой причине, что этих слов ни в греческом, ни в латинском языке никогда не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39