Такие обстоятельства и были как раз сегодня.
– Привет… – сказал он Мари Эймис, которая сидела там в ожидании его.
Она нашла оставленную им записку.
– Ну и суматоха… – добавил он.
– Ты ее видел? – спросила она без формальных приветствий.
– У-гу, – ответил Тигр, усаживаясь за стол.
– Школу будут закрывать? – спросила Мари, и не без оснований.
– У-гу, – ответил он этой проницательной мисс.
– Думаешь, они посмеют?…
– Нет, не думаю.
– Хотя сложилась довольно опасная ситуация.
– Видишь ли… так-то оно так… – спокойно сказал Тигр. – Но… вся жизнь – довольно опасная вещь… Не так ли? – И, выдержав паузу, он добавил: – Давай больше об этом не думать… дорогая Мари. – И он умолк.
Несколько секунд Мари сидела спокойно, уставясь на Тигра. Конечно же, она много думала об этом. Тигр знал, и поэтому сидел и смотрел на нее: если кто-нибудь, возможно, кроме Рошелл, и мог серьезно думать о таких вещах, то это, безусловно, эта красавица, эта милая девушка. Мечта. В ней рано проявился редкий дар сочетать холодную рассудочность и горячность чувств. И еще у нее незаурядный талант, что сказалось в ее активном участии в постановке пьес и в других делах, вообще в отношении к жизни. Поэтому-то Тигр и назначил ее своим помощником по руководству драматическим кружком, советуясь с ней при постановке пьес. Они уже долго и успешно сотрудничали, и было печально, если не сказать сильнее, что она заканчивает в этом году школу и поступает в университет штата, в школу драматического искусства. Она будет успешно учиться там, в этом Тигр не сомневался. И в один прекрасный день, несомненно, мир услышит о ней… если она не выйдет замуж, не народит кучу детей. Такая возможность совсем не исключается. И это не самый плохой путь для нее, размышлял Тигр, глядя на девушку с любовью и нежностью. Он знал, что любая нормальная женщина мечтает именно об этом. Кто может возражать против этого? Тигр знал в чем они могут наиболее полно выразить себя, достичь совершенства. Он очень хорошо знал сущую правду на этот счет и не питал особых иллюзий. Об этом не стоило даже говорить, он знал это так же хорошо, как и Мари.
– Я думаю, ты прав, – наконец, сказала она, с нескрываемой грустью посматривая на него. – Наши болельщики остались совсем без лидеров.
Тигр кивнул, думая об этом же. Несомненно, их болельщики потеряли всех своих лидеров. Он, конечно же, сожалел об этом, так как команда имела действительно выдающихся лидеров среди болельщиков. Кого сейчас можно поставить на их место? Может быть, Барбару Брук? Про себя он подумал, что необходимо как-нибудь, как бы между прочим, предложить ей эту должность. Это, понятно, не входило в зону его интересов, он не мог прямо повлиять на выбор главы болельщиков, он в этом отдавал себе полный отчет. Но это его, тем не менее, не могло не волновать. Он очень хорошо относился к дружной команде болельщиков, и очень высоко ценил их вклад в спортивные успехи футболистов школы.
– Из тебя бы вышел неплохой лидер болельщиков, – сказал он Мари без особого энтузиазма. Он знал, что она не подходит для этой роли.
– Разве я смогла бы?… – спросила она, ошеломленная этим неожиданным предложением.
– Конечно, – очень серьезно уверил он.
– О, Тигр… – мягко рассмеявшись, сказала она.
Теперь он тоже рассмеялся. Он тоже перевел все в шутку.
– Как ты? – спросил он.
– Я чувствую себя неплохо.
– Что слышно от твоего брата?
– Он ненавидит эту авантюру во Вьетнаме.
– Я не сомневался, что он будет относиться к Вьетнаму именно так.
– Он утверждает, что это преступление, Тигр, а как ты считаешь?
– Это, действительно, грязная война.
– А что ты думаешь о тех, кто открыто выступает против этой войны?
– Видишь ли… я не знаю… Мари… – Он помолчал, рассуждая над этой проблемой. – Я не знаю, должны ли американцы протестовать против этой войны? – Он остановился, не зная, чем аргументировать это свое утверждение.
– Почему же нет, Тигр?
– Ну… мы все вовлечены в эту войну… – Он снова осекся.
– Она довольно несправедливая…
– Да, я все это знаю… – Он сделал паузу. – Все это мне хорошо известно, Мари.
На мгновение возникло неловкое молчание. Они просто смотрели друг на друга.
– В любом случае, Ти1р… – спокойно сказала она. – У нас в Соерсвилле никто открыто не протестует против этой войны… – Она сделала паузу. – Не так ли?
Тигр криво усмехнулся. Он боролся с этой войной. Но в душе, открыто он не решался высказать свое мнение о Вьетнаме. И то, что сказала она, было, к сожалению, сущей правдой, независимо от того, что и кто чувствовал в душе. Что за мир! Какой жестокий мир! В этом нет никакого сомнения. Он подумал о Далласе, об убийстве президента. Это ведь произошло не на другой планете, а здесь, в Америке. Разве что-нибудь изменилось с тех пор? Хотел бы он знать, глядя на нее. Он думал о ее брате. Обо всем. Он перевел разговор на другую тему.
– Как насчет пьесы? – спросил он.
– А разве у нас осталось время говорить о пьесе? – заметила она.
Она совершенно права. Что за девушка!
– О чем же нам говорить? – спросил он, – Мне очень нравится твоя блузка, – сказал он.
– Мне замкнуть дверь? – спросила она.
– Я уже это сделал, – он улыбнулся ей.
– Ты все продумаешь заранее…
– Ты – моя мечта…
– Давай помечтаем…
Она наклонилась и дотронулась до него. Он любовался ее рыжими волосами. Какие роскошные волосы! Она нежно шептала ему и гладила его лицо. Что за девушка!
– О чем ты думаешь? – спросила она.
– Будешь послушной девочкой? – спросил он, и с улыбкой коснулся ее носа.
Слегка зардевшись, она улыбнулась в ответ. Она наклонилась к нему поближе и потерлась носом о его нос. Он увидел рядом с собой ее зеленые глаза, он никогда не мог вдоволь налюбоваться ими. От нее веяло свежестью и лаской. У нее хорошее настроение, и это настроение передалось ему. Он снова ожил…
– Я всегда очень послушная девочка, – сказала она, целуя его, закрыв глаза.
Он обнял ее и горячо поцеловал эти любимые глаза.
– Что я буду делать без тебя? – мягко прошептала она в его объятиях.
– У нас есть с тобой впереди еще целый год, – шепотом ответил он, гладя ее тело.
– Он пройдет так быстро… очень быстро… – заметила она.
– Такова уж жизнь… ничего не поделаешь… Я тоже буду очень скучать по тебе… – сказал он, помогая ей освободиться от блузки, восхищаясь ее обнаженной грудью.
У нее очень белая кожа. Ее комбинация очень тонкая, прелестная. На ней больше ничего не было, кроме комбинации. Он нежно гладил ее груди через тонкую шелковую материю. Она выскользнула из юбки. Она обхватила его страстными объятиями, шепча его имя. Она прижалась к нему. Так она поступала с ним всегда, подумал Тигр, лаская ее бедра… Девушка со своим собственным мнением, с независимым умом. И какая еще умница! Таких еще надо поискать… Он нежно ласкал прильнувшее к нему девичье тело…
– Единственный мой, желанный мой… Тигр… милый… – взахлеб говорила Мари, прижимаясь к нему всем телом, чувствуя, как его фаллос упирается в ее тело, готовый войти в нее…
– Я очень люблю тебя, единственный мой… – пробормотала она жарким шепотом… – Милый Тигр… – Она целовала его, тесно прильнув к нему всем своим горячим телом.
Кто еще мог так целоваться?…
– Я постараюсь, чтобы тебе было хорошо… – тихо прошептал Тигр, стягивая с нее комбинацию.
55
Серчеру все это было не по душе. Он освободил Джима Грина, адвокат которого, фил Марло, пообещал разнести в клочья полицию штата. Серчер не сомневался, что тот эту угрозу способен выполнить, если бы предоставилась такая возможность. Он арестовал мистера Маммера согласно навету Мак-Дрю (через Цонса де Леона), и вынужден освободить его также, после нескольких часов допроса, поскольку не получил ни одной зацепки, указывающей на участие Маммера в убийстве Джилл. Не говоря уже о том, что сам он ни на йоту не сомневался в неспособности Маммера к подобным «подвигам», каким бы он ни был «голубым» – активным или пассивным (в этой своей слабости Маммер вынужден был признаться). Слишком хлипок был Мам-мер для таких дел. Мужчина или парень, которые перетаскивали погибших девушек, были, безусловно, мощного телосложения. В любом случае, Маммер явно не подходил на роль преступника. Он был бы последним в списке Серчера, если бы только он не поймал бы его на месте преступления. И даже в этом случае он отказался бы поверить своим глазам. Очевидно, в школе орудовал какой-то очень ловкий пройдоха, находящий удовольствие в убийстве красоток и не оставляющий после себя никаких следов. Что помогло бы Серчеру напасть на его след? Опять же, кроме идиотской записки без отпечатков пальцев, у Серчера ничего абсолютно не было. И он очень сожалел, что пришлось освободить этого парня, Грина, так как тот был самой подходящей кандидатурой на роль преступника. Но у него не было выбора.
Убийство второй девушки, когда Джим Грин сидел в каталажке, сняло с него все подозрения. Теперь на Серчера нажимали со всех сторон. Он знал, что скоро сам губернатор штата всунет нос в это дело, боясь потерять голоса избирателей на предстоящих выборах. Не говоря уже о генеральном прокуроре, который вот-вот сядет ему на хвост. Да и уйма журналистов просто не дает ему прохода. Хорошо, у него хватает полицейских, чтобы отбиться от назойливых репортеров. Он думал о последнем убийстве. Он знал определенно только то, что девушку задушили. Да еще то, что в ней нашли много мужской спермы, кто-то хорошенько позабавился с ней. Но, безусловно, это совсем не походило на изнасилование. Патологоанатом начисто отметал даже подозрение на это. Не было никаких знаков борьбы, девушку убили без применения насилия, казалось даже… при ее содействии… как это ни странно. Конечно, все это выглядело непонятно и – необъяснимо. Серчер горестно покачал головой. Кто же был этим «психом»? Скольким еще девушкам Соерсвилля суждено погибнуть от рук этого идиота? Не лучше ли было бы рекомендовать закрыть школу вообще? Последний вопрос особенно мучил его и возбуждал в нем противоречивые чувства и мысли. Родители, вероятно, захотят, чтобы школу закрыли. Если ее не закроют, они могут просто держать детей дома и не пускать их в такую зловещую школу. Он не мог бы осуждать их за это. Бог свидетель, он не имел права осуждать родителей, опасающихся за жизнь своих детей. Но… с другой стороны… он также знал, что это был самый надежный путь для преступника, или скорее, сумасшедшего избегнуть наказания, кем бы он ни был на самом деле. Кто он? Серчер медленно опустил сжатый кулак на стол из орехового дерева в кабинете Проффера, четыре или пять раз, по крайней мере. Был ли это парень? Или учитель? Он уже вычеркнул имя одного учителя из своего списка подозреваемых. А как насчет других? Может быть, Проффер? Он подумал несколько минут и начисто отверг это подозрение. Он даже слегка усмехнулся. Затем, снова став серьезным, он понял, что обязан проверить, не является ли один из учителей сумасшедшим убийцей. Кто бы это мог им быть? Кто этот преступный безумец? Серчер крутанулся в кресле Проффера и посмотрел в окно. Он увидел широко раскинувшиеся спортивные площадки… футбольный стадион… один из лучших в этом регионе… тренировочное поле… баскетбольную площадку. Все-таки какой красивый город Соерсвилль, раздумывал он над прекрасным видом, открывающимся из кабинета. Он подумал о Джиме Грине. Он почувствовал себя не очень хорошо. Он надеялся, что не причинил парню особого вреда. Конечно же, он подверг парня суровым испытаниям. И совершенно напрасно, как сейчас выяснилось. Нужно обязательно встретиться с ним и попросить у него прощения… если к этому времени Марло со своей бандой не уволит, его с работы, подумал он, слегка улыбнувшись, вспомнив про этого настырного борца за права человека.
Но кто же все-таки этот кровожадный безумец? Как найти его? Переждать еще немного, пока тот сам не обнаружит себя? Сколько еще цветущих соерсвилльских красавиц он успеет прикончить, пока его не споймают? Усмешка совершенно исчезла с лица Серчера. Он неподвижно сидел в кресле, бессмысленным взглядом уставившись на спортивные площадки из окна директора школы…
Понс, опустив голову, смотрел себе под ноги. Он находился в школьной библиотеке, откуда только что ушла Мона. Она здорово помогла ему освоить премудрости ненавистной ему математики. Если все пойдет и дальше так же успешно, он скоро догонит своих одноклассников и будет понимать новый материал, который объяснял Маммер на уроке. Но она ушла, и Понс уставился себе под ноги. Он мысленно погрузился в те события, происшедшие сегодня. Он уже знал, что освободили Маммера. Ну, что ж, Серчеру и его команде, видимо, лучше знать, виновен Мам-мер или нет. Интересно, вернулся ли этот Маммер в школу или нет. Он поговорит о нем с Тигром, он еще выждет и посмотрит. Конечно, только несколько человек знали теперь тайну Маммера. Понс продолжал смотреть себе под ноги. Не нужно притворяться, что он может высоко держать голову. Единственная отрадная новость – это то, что освободили Джима Грина, хотя он еще не появлялся в школе. Возможно, завтра он придет сюда. Он находился под тяжестью невеселых дум. Он подумал о старике Билле Ханивелле и посочувствовал ему. Он наверняка знал, что тот почувствовал, когда открыл дверь той кладовки. Какое тяжелое испытание! А как насчет команды? Он еще не получал указаний от Тигра к сегодняшней тренировке. А игра? Бедная Ивонн… Дважды он был у кабинета Тигра, и дважды видел на кабинете записку «Идет экзамен». Он чуть было не решился нарушить правило и не вошел в кабинет главного воспитателя, проигнорировав записку. Ему до смерти хотелось увидеть Тигра и поговорить с ним обо всем, что произошло сегодня. Он чувствовал себя отвратительно. Действительно, он сперва воспринял известие о смерти Ивонн, как настоящий мужчина. Ему помогла надежда, что они поймали преступника. Теперь же – жесткая правда происшедшего навалилась на него всей тяжестью, и он чувствовал себя совершенно опустошенным. И что в этом плохого? Как он должен вести себя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63