https://wodolei.ru/catalog/mebel/steklyannaya/
Да, он сам создал эти путы, не богатство само по себе, а любовь к богатству стала его оковами.Теперь он окончательно осмыслил то, что с ним происходит. Две силы борются в его душе: тяжкая, заволакивающая любовь ко всему материальному, которая тянет его вниз, и противостоящая ему любовь к духовному – Зов крыльев, как он назвал ее.И если первая сила сражалась за него, не желала выпускать его из своей власти, то другая не снисходила до борьбы. Она только звала – кротко, но настойчиво. Он слышал ее так ясно, будто она разговаривала с ним.«Ты не сможешь договориться со мной, – казалось, говорила она. – Ибо я превыше всего сущего. Если ты последуешь моему зову, ты должен от всего отказаться и оборвать путы, которые удерживают тебя. Ибо только свободному открыта дорога, по которой я поведу…»«Я не могу! – закричал Хэмер. – Не могу!..»Несколько человек обернулось на его крик, но он этого не заметил.Итак, от него требовалась жертва, причем пожертвовать он должен был самым дорогим, тем, что было частью его самого.Частью его самого – он вспомнил человека без ног…
– Какими судьбами вас занесло сюда? – спросил Борроу. Действительно, визит в Ист-Энд, отнюдь не респектабельный, никак не соотносился с характером Хэмера.– Я слышал множество всяких проповедей, – сказал миллионер, – их смысл таков: «Помоги ближнему своему». Обычно ваши коллеги расписывают, как бы они осчастливили страждущих, будь у них деньги. Так вот: деньги у вас будут.– Очень мило с вашей стороны, – ответил Борроу с некоторым удивлением. – И большая сумма, сэр?Хэмер усмехнулся.– Все, что у меня есть. До единого пенни.– Не понял.Хэмер четко и деловито изложил все детали. У Борроу пошла кругом голова.– Вы.., вы хотите передать все ваше богатство в пользу бедных в Ист-Энде? И сделать меня своим доверенным лицом?– Вот именно.– Но почему?.. Почему?– Я не могу объяснить, – проговорил медленно Хэмер. – Помните тот наш разговор о… видениях? Ну, считайте, что это видение мне посоветовало.– Это замечательно. – Глаза Борроу засияли.– Ничего в этом нет замечательного, – сказал мрачно Хэмер. – Мне, в сущности, нет дела до ваших бедных. Все, в чем они нуждаются, – это выдержка. Я тоже был беден, но я выбрался из нищеты. А теперь я хочу избавиться от денег, и побуждают меня к этому вовсе не дурацкие благотворительные общества. А вам я действительно могу доверять. Накормите на эти деньги голодных и их души – лучше первое. Я голодал и знаю, каково это, но вы действуйте так, как считаете нужным.– До сих пор ни с чем подобным я не сталкивался, – запинаясь, произнес Борроу.– Дело сделано, и покончим с этим, – продолжил Хэмер. – Юристы все оформили, я все подписал. Мне пришлось полмесяца возиться с бумажками. Избавиться от имущества почти так же трудно, как и приобрести его.– Но вы.., вы хоть что-то себе оставили?– Ни пенни, – сказал Хэмер радостно. – Нет, соврал. У меня в кармане завалялась пара пенсов. – Он засмеялся.Попрощавшись со своим совершенно озадаченным другом, он вышел из здания миссии на узкую, дурно пахнущую улицу. Сразу вспомнились слова, только что произнесенные им с такой радостью, но теперь он испытал горечь – горечь потери. «Ни пенни!» У него не осталось ничего от всего его богатства. Ему стало страшно – он боялся нищеты, голода и холода. Жертва не принесла ему удовлетворения.Тем не менее он понимал, что избавился от гнета ненужных обременительных вещей, что ничто больше не связывает его с прежней суетной жизнью. Освобождение от цепей оказалось болезненным, но предвкушение свободы придавало ему силы. Но свалившееся на него чувство страха и дискомфорта могло только приглушить Зов, но не уничтожить его, ибо он знал: то, что бессмертно, не может умереть.В воздухе уже чувствовалась осень, и ветер был резким и холодным. Хэмера пробрала дрожь, к тому же ему страшно хотелось есть – он забыл сегодня позавтракать. Его будущее слишком быстро на него надвигалось. Просто невероятно, что он отказался от всего, что имел: от покоя, комфорта, теплоты. Все его тело вопило от отчаяния и безнадежности… Но тут же он ощутил радость и возвышающее чувство свободы.Проходя мимо станции метро, он замедлил шаг. У него в кармане было два пенса – можно было доехать до Парка, где две недели тому назад он позавидовал лежащим на газонах бездельникам. Он доедет до парка, а дальше.., что ему было делать дальше, он не знал… Теперь он окончательно уверился в том, что он ненормальный – человек в здравом уме не поступил бы так, как он. Однако если это так, то его сумасшествие было прекрасной и удивительной вещью.Да, теперь надо отправиться именно в парк, с его просторными полянами – и именно на метро. Ибо метро для него было олицетворением всех ужасов заточенной в склепе жизни, могилой, в которую люди сами себя загнали. Из этого плена он поднимется на волю – к зеленой траве, к деревьям, за которыми не видно было давящих громад домов.Эскалатор быстро и неумолимо нес его вниз. Воздух был тяжелым и безжизненным. Хэмер остановился у края платформы, в отдалении от остальных. Слева от него чернел туннель, из него, извиваясь, вот-вот выбежит поезд.Он почувствовал, сам не зная почему, какую-то тревогу. Вблизи, на скамейке, сгорбившись сидел парень, казалось, погруженный в пьяное забытье.Издали приближался смутный рокот. Парнишка поднялся и тоже подошел к краю платформы, и, чуть наклонившись, стал вглядываться в туннель.И вдруг – все произошло так быстро, что невозможно было это сразу осмыслить – он потерял равновесие и упал на рельсы. Сотни мыслей разом пронеслись в мозгу Хэмера. Ему вспомнилась бесформенная куча под колесами автобуса и хриплый голос стоявшего рядом работяги:«Не переживай, начальник. Ты бы ничего не смог поделать». Но этого парня он еще мог бы спасти, только он… Больше никого не было рядом, а поезд уже рокотал совсем близко. Все это в какую-то долю секунды пронеслось в его сознании. Мозг работал четко и спокойно.Ему потребовалось буквально мгновение, чтобы принять решение, и он понял в этот момент, что от страха смерти он все же не смог избавиться. Уже не имея ничего, он все равно ужасно боялся.Испуганным людям на другом конце платформы казалось, что между падением мальчика и прыжком мужчины вслед за ним не прошло и секунды – поезд уже вынырнул из туннеля и на всех парах мчался к платформе.Хэмер схватил паренька. Он так и не испытал прилива храбрости – его дрожащая плоть повиновалась приказу невидимого духа, который звал к жертве. Последним усилием он бросил парня на платформу и – упал.И тут внезапно умер Страх. Материальный мир больше не удерживал его. Упали последние оковы. На миг ему показалось, что он слышит ликующую мелодию Пана, его нежную свирель. Затем – все ближе и громче – затмевая и заглушая все, возник радостный наплыв бесчисленного множества крыльев.., они подхватили его и понесли… Последний сеанс Рауль Добрюль перешел по мосту через Сену, насвистывая себе под нос. Это был молодой французский инженер приятной наружности, со свежим лицом и тонкими темными усиками. Вскоре он добрался до Кардоне и свернул к двери дома под номером 17. Консьержка высунулась из своего логова, сердито обронив «доброе утро», и Рауль ответил ей жизнерадостным приветствием. Затем он поднялся по лестнице на третий этаж. Стоя под дверью в ожидании ответа на свой звонок, он еще раз просвистел полюбившуюся мелодию. Нынче утром Рауль Добрюль пребывал в особенно приподнятом настроении.Дверь открыла пожилая француженка. Ее испещренное сеточкой морщин лицо расплылось в улыбке, когда она увидела, кто пришел.– Доброе утро, месье!– С добрым утром, Элиза, – поздоровался Рауль, входя в переднюю и стягивая перчатки. – Госпожа ждет меня, не правда ли? – бросил он через плечо.– О, да, разумеется, месье, – Элиза прикрыла дверь и повернулась к гостю. – Если месье пройдет в малую гостиную, госпожа через несколько минут выйдет к нему. Она прилегла.– Ей нехорошо? – Рауль поднял глаза.– «Нехорошо»?! – Элиза негодующе фыркнула. Она распахнула перед Раулем дверь малой гостиной. Он шагнул внутрь, и служанка вошла следом за ним. – «Нехорошо»? – повторила она. – Как же она, бедняжка, может чувствовать себя хорошо? Вечно эти сеансы! Это никуда не годится, это противоестественно! Разве такое предназначение уготовил нам милостивый Господь? Не знаю, как вы, но я прямо скажу: все это – общение с лукавым!Рауль успокаивающе похлопал ее по плечу.– Полноте, Элиза, – увещевающим тоном проговорил он. – Не заводитесь. Слишком уж вы склонны видеть происки дьявола во всем, чего не в силах постичь умом.– Ладно уж, – Элиза с сомнением покачала головой. – Что бы там ни говорил месье, а не по нутру мне все это. Взгляните на госпожу! День ото дня она все больше бледнеет и худеет. А эти ее головные боли! – Элиза взмахнула руками, – Ох, не к добру он, спиритизм этот. Духи – поди ж ты! Все добрые духи давно уже пребывают на небесах, а остальные – в преисподней!– Ваш взгляд на загробную жизнь прост до безмятежности, – заметил Рауль, опускаясь на стул.– Я добрая католичка, месье, только и всего. – Женщина расправила плечи. Она осенила себя крестным знамением и двинулась к двери. Взявшись за ручку, Элиза остановилась. – Месье, – с мольбой обратилась она к Раулю, – ведь все это прекратится после вашей свадьбы?Рауль слабо улыбнулся в ответ.– Вы – славное и верное существо, Элиза, и вы преданы своей хозяйке. Не опасайтесь: после того, как госпожа станет моей женой, всем этим «спиритическим делишкам», как вы их называете, придет конец. У мадам Добрюль не будет никаких сеансов.Элиза просияла.– Честное слово?Ее собеседник кивнул с серьезным видом.– Да, – отвечал он, обращаясь скорее к самому себе, нежели к ней, – да, пора с этим кончать. Симонэ наделена дивным даром, которым вольна пользоваться по собственному усмотрению, но она уже сыграла свою роль! Как вы только что заметили, Элиза, госпожа чахнет и бледнеет не по дням, а по часам. Самое трудное и мучительное в жизни медиума – страшное нервное напряжение. Вместе с тем, Элиза, ваша хозяйка – лучший медиум в Париже, если не во всей Франции. К Симонэ стремятся попасть люди со всего света, ибо знают, что с ней можно не опасаться ни ловкого надувательства, ни шарлатанства.– «Надувательства»! – презрительно процедила Элиза. – Еще чего! Мадам не способна провести и младенца, даже пожелай она этого!– Она – сущий ангел! – пылко воскликнул молодой француз. И я.., я сделаю все, что в силах сделать мужчина, чтобы дать ей счастье. Вы мне верите?Элиза расправила плечи и заговорила просто, но с некоторым достоинством:– Я служу у госпожи не первый год, месье, и не кривя душой могу сказать, что люблю ее. Если б я не верила, что вы обожаете ее, как она того достойна, я бы разорвала вас в клочья!– Браво, Элиза! – Рауль рассмеялся. – Вы – настоящий друг и, должно быть, одобрите мое решение настоять, чтобы ваша хозяйка бросила всех этих духов и прочий спиритизм.Он ожидал, что женщина воспримет это шутливое замечание с улыбкой, но ее лицо почему-то сохранило мрачно-серьезное выражение, и это удивило Рауля.– А что, если… – нерешительно молвила Элиза, – что, если духи так и не оставят ее, месье?– О! Что вы хотите этим сказать? – Рауль вытаращил на нее глаза.– Ну.., я говорю, что будет, если вдруг духи так и не отвяжутся от нее? – повторила служанка.– Вот уж не думал, что вы верите в духов, Элиза. А я и не верю. – В голосе Элизы зазвучали непреклонные нотки. – Какой дурак в них поверит! И все-таки…– Так-так.– Мне трудно объяснить вам это, месье. Понимаете, я.., мне всегда казалось, что эти медиумы, как они себя величают, – просто хитрые прохиндеи, которые надувают несчастных, лишившихся своих близких. Но госпожа совсем не такая. Госпожа хорошая. Она честная и… – Элиза понизила голос, в ее речи зазвучали нотки благоговейного трепета: – Ведь все получается. Никакого обмана. Все выходит, и именно этого я боюсь. Потому что, я уверена, месье, все это не к добру. Это противно природе и всемилостивейшему Господу нашему. И кому-то придется за это расплачиваться.Рауль поднялся со стула, подошел к служанке и потрепал ее по плечу.– Успокойтесь, милая Элиза, – с улыбкой сказал он. – У меня есть для вас добрая весть: сегодня – последний сеанс. С завтрашнего дня их больше не будет.– Выходит, один сеанс назначен на сегодня? – В вопросе пожилой женщины сквозила подозрительность.– Последний, Элиза, последний.– Госпожа не готова, ей нездоровится… – Элиза сокрушенно покачала головой.Договорить ей не удалось: распахнулась дверь, и вошла высокая, красивая женщина. Она была изящна и грациозна, а ее лицо напоминало лик мадонны Боттичелли. Рауль прямо-таки засиял от радости, и Элиза тихонько вышла, оставив их одних.– Симонэ! – Он взял ее длинные белые руки в свои и принялся целовать их.Женщина нежно произнесла его имя:– Рауль, милый!Он вновь осыпал поцелуями ее руки, потом пытливо вгляделся в лицо хозяйки.– Как ты бледна, Симонэ! Элиза говорила мне, что ты прилегла. Уж не захворала ли ты, любовь моя?– Нет.., не захворала. – Она замялась.Рауль подвел ее к кушетке и усадил рядом с собой.– Тогда в чем дело?Девушка-медиум тускло улыбнулась.– Ты будешь думать, что все это глупости, – пробормотала она.– Я? Буду думать, что это глупости? Никогда!Симонэ высвободила руки, замерла и минуту-другую молча смотрела на ковер. Потом глухой скороговоркой проговорила:– Я боюсь, Рауль.Он молча ждал продолжения, но девушка безмолвствовала. Тогда он ободряюще сказал:– Ну, и чего же ты боишься?– Просто боюсь… Боюсь, и все.Он изумленно взглянул на нее, и девушка поспешила ответить на этот его взгляд:– Да, это вздор, не так ли? Но я чувствую себя именно так. Боюсь, просто боюсь. Не знаю, в чем тут причина, но меня ни на миг не оставляет мысль, что со мной должно случиться нечто ужасное.Взор ее был устремлен вперед, в пространство. Рауль мягко обнял ее.– Нельзя поддаваться смятению, милая, – сказал он. – Я знаю, в чем тут дело, Симонэ. Это все напряжение, нервное напряжение, в котором живет медиум. Все, что тебе нужно, – это отдых, отдых и покой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Какими судьбами вас занесло сюда? – спросил Борроу. Действительно, визит в Ист-Энд, отнюдь не респектабельный, никак не соотносился с характером Хэмера.– Я слышал множество всяких проповедей, – сказал миллионер, – их смысл таков: «Помоги ближнему своему». Обычно ваши коллеги расписывают, как бы они осчастливили страждущих, будь у них деньги. Так вот: деньги у вас будут.– Очень мило с вашей стороны, – ответил Борроу с некоторым удивлением. – И большая сумма, сэр?Хэмер усмехнулся.– Все, что у меня есть. До единого пенни.– Не понял.Хэмер четко и деловито изложил все детали. У Борроу пошла кругом голова.– Вы.., вы хотите передать все ваше богатство в пользу бедных в Ист-Энде? И сделать меня своим доверенным лицом?– Вот именно.– Но почему?.. Почему?– Я не могу объяснить, – проговорил медленно Хэмер. – Помните тот наш разговор о… видениях? Ну, считайте, что это видение мне посоветовало.– Это замечательно. – Глаза Борроу засияли.– Ничего в этом нет замечательного, – сказал мрачно Хэмер. – Мне, в сущности, нет дела до ваших бедных. Все, в чем они нуждаются, – это выдержка. Я тоже был беден, но я выбрался из нищеты. А теперь я хочу избавиться от денег, и побуждают меня к этому вовсе не дурацкие благотворительные общества. А вам я действительно могу доверять. Накормите на эти деньги голодных и их души – лучше первое. Я голодал и знаю, каково это, но вы действуйте так, как считаете нужным.– До сих пор ни с чем подобным я не сталкивался, – запинаясь, произнес Борроу.– Дело сделано, и покончим с этим, – продолжил Хэмер. – Юристы все оформили, я все подписал. Мне пришлось полмесяца возиться с бумажками. Избавиться от имущества почти так же трудно, как и приобрести его.– Но вы.., вы хоть что-то себе оставили?– Ни пенни, – сказал Хэмер радостно. – Нет, соврал. У меня в кармане завалялась пара пенсов. – Он засмеялся.Попрощавшись со своим совершенно озадаченным другом, он вышел из здания миссии на узкую, дурно пахнущую улицу. Сразу вспомнились слова, только что произнесенные им с такой радостью, но теперь он испытал горечь – горечь потери. «Ни пенни!» У него не осталось ничего от всего его богатства. Ему стало страшно – он боялся нищеты, голода и холода. Жертва не принесла ему удовлетворения.Тем не менее он понимал, что избавился от гнета ненужных обременительных вещей, что ничто больше не связывает его с прежней суетной жизнью. Освобождение от цепей оказалось болезненным, но предвкушение свободы придавало ему силы. Но свалившееся на него чувство страха и дискомфорта могло только приглушить Зов, но не уничтожить его, ибо он знал: то, что бессмертно, не может умереть.В воздухе уже чувствовалась осень, и ветер был резким и холодным. Хэмера пробрала дрожь, к тому же ему страшно хотелось есть – он забыл сегодня позавтракать. Его будущее слишком быстро на него надвигалось. Просто невероятно, что он отказался от всего, что имел: от покоя, комфорта, теплоты. Все его тело вопило от отчаяния и безнадежности… Но тут же он ощутил радость и возвышающее чувство свободы.Проходя мимо станции метро, он замедлил шаг. У него в кармане было два пенса – можно было доехать до Парка, где две недели тому назад он позавидовал лежащим на газонах бездельникам. Он доедет до парка, а дальше.., что ему было делать дальше, он не знал… Теперь он окончательно уверился в том, что он ненормальный – человек в здравом уме не поступил бы так, как он. Однако если это так, то его сумасшествие было прекрасной и удивительной вещью.Да, теперь надо отправиться именно в парк, с его просторными полянами – и именно на метро. Ибо метро для него было олицетворением всех ужасов заточенной в склепе жизни, могилой, в которую люди сами себя загнали. Из этого плена он поднимется на волю – к зеленой траве, к деревьям, за которыми не видно было давящих громад домов.Эскалатор быстро и неумолимо нес его вниз. Воздух был тяжелым и безжизненным. Хэмер остановился у края платформы, в отдалении от остальных. Слева от него чернел туннель, из него, извиваясь, вот-вот выбежит поезд.Он почувствовал, сам не зная почему, какую-то тревогу. Вблизи, на скамейке, сгорбившись сидел парень, казалось, погруженный в пьяное забытье.Издали приближался смутный рокот. Парнишка поднялся и тоже подошел к краю платформы, и, чуть наклонившись, стал вглядываться в туннель.И вдруг – все произошло так быстро, что невозможно было это сразу осмыслить – он потерял равновесие и упал на рельсы. Сотни мыслей разом пронеслись в мозгу Хэмера. Ему вспомнилась бесформенная куча под колесами автобуса и хриплый голос стоявшего рядом работяги:«Не переживай, начальник. Ты бы ничего не смог поделать». Но этого парня он еще мог бы спасти, только он… Больше никого не было рядом, а поезд уже рокотал совсем близко. Все это в какую-то долю секунды пронеслось в его сознании. Мозг работал четко и спокойно.Ему потребовалось буквально мгновение, чтобы принять решение, и он понял в этот момент, что от страха смерти он все же не смог избавиться. Уже не имея ничего, он все равно ужасно боялся.Испуганным людям на другом конце платформы казалось, что между падением мальчика и прыжком мужчины вслед за ним не прошло и секунды – поезд уже вынырнул из туннеля и на всех парах мчался к платформе.Хэмер схватил паренька. Он так и не испытал прилива храбрости – его дрожащая плоть повиновалась приказу невидимого духа, который звал к жертве. Последним усилием он бросил парня на платформу и – упал.И тут внезапно умер Страх. Материальный мир больше не удерживал его. Упали последние оковы. На миг ему показалось, что он слышит ликующую мелодию Пана, его нежную свирель. Затем – все ближе и громче – затмевая и заглушая все, возник радостный наплыв бесчисленного множества крыльев.., они подхватили его и понесли… Последний сеанс Рауль Добрюль перешел по мосту через Сену, насвистывая себе под нос. Это был молодой французский инженер приятной наружности, со свежим лицом и тонкими темными усиками. Вскоре он добрался до Кардоне и свернул к двери дома под номером 17. Консьержка высунулась из своего логова, сердито обронив «доброе утро», и Рауль ответил ей жизнерадостным приветствием. Затем он поднялся по лестнице на третий этаж. Стоя под дверью в ожидании ответа на свой звонок, он еще раз просвистел полюбившуюся мелодию. Нынче утром Рауль Добрюль пребывал в особенно приподнятом настроении.Дверь открыла пожилая француженка. Ее испещренное сеточкой морщин лицо расплылось в улыбке, когда она увидела, кто пришел.– Доброе утро, месье!– С добрым утром, Элиза, – поздоровался Рауль, входя в переднюю и стягивая перчатки. – Госпожа ждет меня, не правда ли? – бросил он через плечо.– О, да, разумеется, месье, – Элиза прикрыла дверь и повернулась к гостю. – Если месье пройдет в малую гостиную, госпожа через несколько минут выйдет к нему. Она прилегла.– Ей нехорошо? – Рауль поднял глаза.– «Нехорошо»?! – Элиза негодующе фыркнула. Она распахнула перед Раулем дверь малой гостиной. Он шагнул внутрь, и служанка вошла следом за ним. – «Нехорошо»? – повторила она. – Как же она, бедняжка, может чувствовать себя хорошо? Вечно эти сеансы! Это никуда не годится, это противоестественно! Разве такое предназначение уготовил нам милостивый Господь? Не знаю, как вы, но я прямо скажу: все это – общение с лукавым!Рауль успокаивающе похлопал ее по плечу.– Полноте, Элиза, – увещевающим тоном проговорил он. – Не заводитесь. Слишком уж вы склонны видеть происки дьявола во всем, чего не в силах постичь умом.– Ладно уж, – Элиза с сомнением покачала головой. – Что бы там ни говорил месье, а не по нутру мне все это. Взгляните на госпожу! День ото дня она все больше бледнеет и худеет. А эти ее головные боли! – Элиза взмахнула руками, – Ох, не к добру он, спиритизм этот. Духи – поди ж ты! Все добрые духи давно уже пребывают на небесах, а остальные – в преисподней!– Ваш взгляд на загробную жизнь прост до безмятежности, – заметил Рауль, опускаясь на стул.– Я добрая католичка, месье, только и всего. – Женщина расправила плечи. Она осенила себя крестным знамением и двинулась к двери. Взявшись за ручку, Элиза остановилась. – Месье, – с мольбой обратилась она к Раулю, – ведь все это прекратится после вашей свадьбы?Рауль слабо улыбнулся в ответ.– Вы – славное и верное существо, Элиза, и вы преданы своей хозяйке. Не опасайтесь: после того, как госпожа станет моей женой, всем этим «спиритическим делишкам», как вы их называете, придет конец. У мадам Добрюль не будет никаких сеансов.Элиза просияла.– Честное слово?Ее собеседник кивнул с серьезным видом.– Да, – отвечал он, обращаясь скорее к самому себе, нежели к ней, – да, пора с этим кончать. Симонэ наделена дивным даром, которым вольна пользоваться по собственному усмотрению, но она уже сыграла свою роль! Как вы только что заметили, Элиза, госпожа чахнет и бледнеет не по дням, а по часам. Самое трудное и мучительное в жизни медиума – страшное нервное напряжение. Вместе с тем, Элиза, ваша хозяйка – лучший медиум в Париже, если не во всей Франции. К Симонэ стремятся попасть люди со всего света, ибо знают, что с ней можно не опасаться ни ловкого надувательства, ни шарлатанства.– «Надувательства»! – презрительно процедила Элиза. – Еще чего! Мадам не способна провести и младенца, даже пожелай она этого!– Она – сущий ангел! – пылко воскликнул молодой француз. И я.., я сделаю все, что в силах сделать мужчина, чтобы дать ей счастье. Вы мне верите?Элиза расправила плечи и заговорила просто, но с некоторым достоинством:– Я служу у госпожи не первый год, месье, и не кривя душой могу сказать, что люблю ее. Если б я не верила, что вы обожаете ее, как она того достойна, я бы разорвала вас в клочья!– Браво, Элиза! – Рауль рассмеялся. – Вы – настоящий друг и, должно быть, одобрите мое решение настоять, чтобы ваша хозяйка бросила всех этих духов и прочий спиритизм.Он ожидал, что женщина воспримет это шутливое замечание с улыбкой, но ее лицо почему-то сохранило мрачно-серьезное выражение, и это удивило Рауля.– А что, если… – нерешительно молвила Элиза, – что, если духи так и не оставят ее, месье?– О! Что вы хотите этим сказать? – Рауль вытаращил на нее глаза.– Ну.., я говорю, что будет, если вдруг духи так и не отвяжутся от нее? – повторила служанка.– Вот уж не думал, что вы верите в духов, Элиза. А я и не верю. – В голосе Элизы зазвучали непреклонные нотки. – Какой дурак в них поверит! И все-таки…– Так-так.– Мне трудно объяснить вам это, месье. Понимаете, я.., мне всегда казалось, что эти медиумы, как они себя величают, – просто хитрые прохиндеи, которые надувают несчастных, лишившихся своих близких. Но госпожа совсем не такая. Госпожа хорошая. Она честная и… – Элиза понизила голос, в ее речи зазвучали нотки благоговейного трепета: – Ведь все получается. Никакого обмана. Все выходит, и именно этого я боюсь. Потому что, я уверена, месье, все это не к добру. Это противно природе и всемилостивейшему Господу нашему. И кому-то придется за это расплачиваться.Рауль поднялся со стула, подошел к служанке и потрепал ее по плечу.– Успокойтесь, милая Элиза, – с улыбкой сказал он. – У меня есть для вас добрая весть: сегодня – последний сеанс. С завтрашнего дня их больше не будет.– Выходит, один сеанс назначен на сегодня? – В вопросе пожилой женщины сквозила подозрительность.– Последний, Элиза, последний.– Госпожа не готова, ей нездоровится… – Элиза сокрушенно покачала головой.Договорить ей не удалось: распахнулась дверь, и вошла высокая, красивая женщина. Она была изящна и грациозна, а ее лицо напоминало лик мадонны Боттичелли. Рауль прямо-таки засиял от радости, и Элиза тихонько вышла, оставив их одних.– Симонэ! – Он взял ее длинные белые руки в свои и принялся целовать их.Женщина нежно произнесла его имя:– Рауль, милый!Он вновь осыпал поцелуями ее руки, потом пытливо вгляделся в лицо хозяйки.– Как ты бледна, Симонэ! Элиза говорила мне, что ты прилегла. Уж не захворала ли ты, любовь моя?– Нет.., не захворала. – Она замялась.Рауль подвел ее к кушетке и усадил рядом с собой.– Тогда в чем дело?Девушка-медиум тускло улыбнулась.– Ты будешь думать, что все это глупости, – пробормотала она.– Я? Буду думать, что это глупости? Никогда!Симонэ высвободила руки, замерла и минуту-другую молча смотрела на ковер. Потом глухой скороговоркой проговорила:– Я боюсь, Рауль.Он молча ждал продолжения, но девушка безмолвствовала. Тогда он ободряюще сказал:– Ну, и чего же ты боишься?– Просто боюсь… Боюсь, и все.Он изумленно взглянул на нее, и девушка поспешила ответить на этот его взгляд:– Да, это вздор, не так ли? Но я чувствую себя именно так. Боюсь, просто боюсь. Не знаю, в чем тут причина, но меня ни на миг не оставляет мысль, что со мной должно случиться нечто ужасное.Взор ее был устремлен вперед, в пространство. Рауль мягко обнял ее.– Нельзя поддаваться смятению, милая, – сказал он. – Я знаю, в чем тут дело, Симонэ. Это все напряжение, нервное напряжение, в котором живет медиум. Все, что тебе нужно, – это отдых, отдых и покой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26