Ему также удалось убедить присяжных, что в основе свидетельства служанки – неприязнь к обвиняемому, а не факты.Вызвали главного свидетеля.– Ваше имя Ромейн Хейльгер?– Да.– Вы австрийская подданная?– Да.– Последние три года вы жили с обвиняемым как его жена?На миг Ромейн встретилась глазами с Воулом. Выражение ее лица было каким-то странным…– Да.Допрос продолжался. Ромейн поведала суду ужасную правду: в ночь убийства обвиняемый ушел из дома, прихватив с собой ломик. Двадцать минут одиннадцатого он вернулся и признался в совершенном убийстве. Рубашку пришлось сжечь, так как рукава были черны от запекшейся крови. Угрозами Воул заставил ее молчать.По мере того как вырисовывался страшный портрет обвиняемого, присяжные, настроенные поначалу доброжелательно, резко посуровели. Но было заметно и другое. Отношение к Ромейн тоже изменилось, ибо ей не хватало беспристрастности, злоба сквозила в каждом ее слове.С грозным и важным видом встал защитник. Он заявил, что все сказанное свидетельницей – злобный вымысел. В роковой вечер ее не было дома, и она, естественно, не может знать, когда вернулся Воул. Он также сообщил присяжным, что Ромейн Хейльгер состоит в любовной связи с другим мужчиной, ради него и наговаривает на обвиняемого, обрекая его на смерть за преступление, которого он не совершал.С поразительным хладнокровием Ромейн отвергала все предъявленные ей обвинения.И тогда при полной тишине в затаившем дыхание зале было прочитано письмо Ромейн Хейльгер:
Макс, любимый! Сама судьба отдает его в наши руки. Он арестован! Его обвиняют в убийстве какой-то старухи; его-то, который и мухи не обидит! Ах, наконец пришло время отмщения! Я скажу, что в ту ночь он пришел домой весь в крови и сам во всем признался. Его отправят на виселицу, и он узнает, что это я, Ромейн Хейльгер, послала его на смерть. Воула не будет, и тогда – счастье, мой дорогой! После стольких лет… Наше счастье. Макс!
Эксперты готовы были тут же под присягой подтвердить подлинность почерка, но в этом не было необходимости. Ромейн Хейльгер призналась: Леонард Воул говорил правду, лгала она.Теперь, когда показания главного свидетеля обвинения потеряли силу, ничего не стоили и слова государственного обвинителя.Сэр Чарлз призвал своих свидетелей.Воул был допрошен вторично и ни разу не сбился, не запутался во время перекрестного допроса. И хотя не все факты говорили в его пользу, присяжные, почти не совещаясь, вынесли свой приговор: невиновен!Мистер Мейхерн поспешил поздравить Воула с победой. К нему, однако, было не так-то просто пробраться, и адвокат решил подождать, пока разойдется народ. Судя по тому, как он принялся тереть стекла пенсне, он здорово переволновался. Про себя мистер Мейхерн отметил, что у него, пожалуй, вошло в привычку: чуть что, браться за пенсне. Вот и жена говорит ему то же самое. Ох уж эти привычки, прелюбопытнейшая вещь!Да, все-таки чрезвычайно интересный случай. И эта женщина, Ромейн Хейльгер… Как ни старалась казаться спокойной, а сколько страсти обнаружила здесь, в суде!Едва Мейхерн закрывал глаза, перед ним тотчас возникал образ высокой бледной женщины, охваченной порывом неистовой страсти. Любовь ли., ненависть ли… И это странное движение пальцев…И ведь у кого-то он уже видел точно такое. Но у кого? Совсем недавно…Мистер Мейхерн вдруг вспомнил, и у него перехватило дыхание: мисс Могсон из Степни!Не может быть! Неужели?!К нему подошел сэр Чарлз и положил руку ему на плечо:– Ну что, еще не успели поздравить нашего клиента? Был на волоске от виселицы. Идите к нему.Мистер Мейхерн деликатно снял со своего плеча руку королевского адвоката.Сейчас ему хотелось только одного: увидеть Ромейн Хейльгер.Но встретиться им довелось много позже, а потому место встречи большого значения не имеет.– Итак, вы догадались, – сказала она. – Как я изменила лицо? Это было не самое трудное; при газовом свете разглядеть грим довольно трудно, а остальное… Не забывайте, что я была актрисой.– Но зачем?..– Зачем я это сделала? – спросила она, улыбаясь одними губами. – Я должна была спасти его. Свидетельство любящей и безгранично преданной женщины – кто бы ему поверил? Вы сами дали мне это понять. Но я неплохо разбираюсь в людях. Вырвите у меня признание, уличите в чем-то постыдном; пусть я окажусь хуже, недостойнее того, против кого свидетельствую, и этот человек будет оправдан.– А как же письма?– Ненастоящим, или, как вы это называете, подложным, было только одно письмо, верхнее. Оно и решило дело.– А человек по имени Макс?– Его нет и никогда не было.– И все же, мне кажется, – сухо заметил адвокат, – мы сумели бы выручить его и без этого спектакля, хотя и превосходно сыгранного.– Я не могла рисковать. Понимаете, вы ведь думали, что он невиновен.– Понимаю, миссис Воул. Я думал, а вы знали, что он невиновен.– Ничего-то вы не поняли, дорогой мистер Мейхерн. Да, я знала! Знала, что он… виновен!.. Тайна голубой вазы Первый удар Джек Харингтон смазал и теперь уныло следил за мячом. Мяч остановился. Джек подошел и, оглянувшись на мету, прикинул расстояние. Отвратительное чувство презрения к себе было написано у него на лице. Вздохнув, он достал клюшку и свирепыми ударами снес с лица земли одуванчик и листок травы, после чего решительно занялся мячом.Воистину тяжко служить ради хлеба насущного, когда тебе всего двадцать четыре и предел твоего честолюбия – скостить свой гандикап в гольфе. Пять с половиной дней в неделю Джек прозябал в городе, замурованный, как в могиле, в кабинете красного дерева. Зато половину субботнего дня и воскресенье он фанатично служил истинному делу своей жизни; от избытка рвения он даже снял номер в маленьком отеле в Стортон Хит, близ поля для игры в гольф, вставал в шесть утра, чтобы успеть часок потренироваться, и отправлялся в город поездом в 8.46. Единственной проблемой оставалась его, казалось, врожденная неспособность рассчитать хоть один удар в такую рань. Если он бил клюшкой, предназначенной для средних ударов, мяч весело катился далеко по дорожке, а его четыре «коротких» – с лихвой покрыли бы любое расстояние.Вздохнув, Джек покрепче сжал клюшку и повторил про себя магические слова: «Левую руку до отказа, глаз с мяча не спускать».Он замахнулся… и замер на месте от пронзительного крика, разорвавшего тишину летнего утра.– Убивают… помогите! – взывал кто-то. – Убивают!Кричала женщина. Вопль оборвался, послышался стон.Бросив клюшку, Джек ринулся на крик, раздававшийся где-то рядом. Он оказался в глухой части поля, где почти не было домов. Поблизости находился лишь небольшой живописный коттедж, его старомодная элегантность не раз привлекала внимание Джека. К нему он и бежал. Коттедж укрывал поросший вереском холм. В мгновение ока, обогнув холм, Джек остановился перед закрытой на щеколду калиткой.В саду за калиткой стояла девушка. Джек, естественно, решил, что именно она и звала на помощь, но тут же понял, что ошибся.Девушка держала в руке маленькую корзинку, из которой торчали сорняки, она явно оторвалась от прополки широкого бордюра из фиалок. Джек заметил, что глаза ее похожи на фиалки – бархатистые, темные и нежные, скорее фиолетовые, чем синие. И вся она напоминала фиалку в простом полотняном фиолетовом платье.Девушка смотрела на Джека то ли с раздражением, то ли с удивлением.– Простите, пожалуйста, – сказал молодой человек, – это не вы кричали?– Я? Нет, конечно.Неподдельное удивление девушки смутило Джека. Голос ее звучал нежно, а легкий иностранный акцент добавлял ему прелести.– Неужели вы не слышали? – воскликнул он. – Кричали как раз отсюда.Девушка смотрела на него во все глаза.– Я ровно ничего не слышала.Теперь уже Джек смотрел на нее во все глаза. Не может быть, чтобы девушка не услышала отчаянную мольбу о помощи.Однако ее спокойствие казалось настолько естественным, что заподозрить обман Джек не мог.– Но кричали где-то здесь, совсем рядом, – настаивал он.Девушка насторожилась.– Что же кричали? – спросила она.– Убивают, помогите! Убывают!– Убивают… помогите, убывают, – повторила за ним девушка. – Кто-то пошутил над вами, мсье. Кого бы здесь могли убить?Джек растерянно огляделся, как бы ожидая увидеть труп прямо на садовой дорожке. Ведь он был абсолютно уверен, что крик – реальность, а не плод его воображения. Он взглянул на окна коттеджа. Все дышало миром и спокойствием.– Не собираетесь ли вы обыскать наш дом? – сухо спросила девушка.Ее явный скептицизм усугубил смущение Джека. Он отвернулся.– Простите, – сказал он. – Должно быть, кричали где-то дальше, в лесу.Джек приподнял кепку и удалился. Бросив через плечо взгляд, он увидел, что девушка невозмутимо продолжает полоть цветы.Некоторое время он рыскал по лесу, но ничего подозрительного не обнаружил. И все-таки по-прежнему считал, что слышал крик на самом деле. Наконец, он оставил поиски и поспешил домой проглотить завтрак и успеть на поезд в 8.46, как обычно, за секунду или около того до отправления. Уже сидя в поезде, он почувствовал легкий укол совести: «Не следовало ли ему немедленно сообщить в полицию о том, что он слышал? Если он этого не сделал, то по одной-единственной причине – из-за недоверчивости фиалковой девушки. Она, похоже, заподозрила его в сочинительстве. Значит, и в полиции ему могут не поверить. А насколько он сам уверен в том, что слышал крик?»К этому времени уверенности у него поубавилось, как всегда бывает, когда пытаешься воскресить утраченное ощущение. Может, он принял за женский голос крик дальней птицы? «Нет, – рассердился он, – кричала женщина, он слышал». Тут он вспомнил, что смотрел на часы буквально перед тем, как раздался крик. «Пожалуй, это было в семь часов двадцать минут, точнее не прикинешь. Сей факт мог бы пригодиться полиции, если… что-нибудь обнаружится».Возвращаясь в тот день домой, Джек внимательно просмотрел вечерние газеты – нет ли сообщения о совершенном преступлении. И, ничего подобного не обнаружив, даже не понял, успокоило это его или разочаровало.Следующее утро выдалось дождливым; настолько дождливым, что охладило пыл даже самых заядлых игроков в гольф.Джек валялся в постели до последней минуты, на ходу позавтракал, вскочил в поезд и опять уткнулся в газеты.Никакого упоминания об ужасном происшествии. Молчали и вечерние газеты.Странно, рассуждал сам с собой Джек, но факт.Может быть, кричали сорванцы-мальчишки, игравшие в лесу?На следующий день Джек вышел из отеля вовремя. Проходя мимо коттеджа, он успел заметить, что девушка уже в саду и опять пропалывает цветы. Должно быть, привычка. Он сделал пробный удар, который ему очень удался, и понадеялся, что девушка видела его. Уложив мяч на ближайшую мету, он посмотрел на часы.– Как раз двадцать пять минут восьмого, – прошептал он, интересно…Слова замерли у него на губах. Сзади раздался крик, так напугавший его в прошлый раз. Голос женщины, попавшей в страшную беду. «Убивают… помогите, убивают!»Джек помчался назад. Фиалковая девушка стояла у калитки.Вид у нее был испуганный, и Джек торжествующе подбежал к ней, на ходу выкрикивая: «На этот-то раз и вы слышали».Ее широко открытые глаза смотрели на него со странным выражением, которого Джек не уловил, но заметил, как она отпрянула при его приближении и даже оглянулась на дом, словно раздумывала: не спрятаться ли ей.Не сводя с него глаз, она покачала головой.– Я ровно ничего не слышала, – сказала она удивленно.Ее ответ подкосил Джека. Девушка была так искренна, что он не мог ей не поверить. «Но ведь ему не померещилось, не могло померещиться… не могло…» Он услышал ее голос, спокойный и даже сочувственный: «У вас, наверное, была контузия?»В ту же секунду он понял, что означал ее испуганный вид и почему она озиралась на дом. Она подумала, что он во власти галлюцинаций. Как ледяной душ, обожгла его ужасная мысль: «А если она права? Если он и впрямь страдает слуховыми галлюцинациями?» Ужасное смятение охватило его. Ничего не сказав в ответ, он отошел от калитки и побрел прочь, не разбирая дороги. Девушка посмотрела ему вслед, вздохнула и опять склонилась к цветам.Джек попытался до конца разобраться я себе. «Если я опять услышу проклятый крик в двадцать пять минут восьмого, – сказал он сам себе, – значит, я заболел. Но я не услышу его.»Весь день он нервничал, рано лег спать, твердо решив подвергнуть себя испытанию на следующее утро.Как и бывает, пожалуй, в таких случаях, он долго не мог заснуть и в результате – проспал. Уже было двадцать минут восьмого, когда он выскочил из отеля и побежал на поле для гольфа. Джек понимал, что за пять минут не успеет попасть на то роковое место, но, если голос всего лишь галлюцинация, он услышит его в любом месте. Он бежал, не отрывая глаз от стрелок часов. Двадцать пять минут… Издалека эхом донесся взывающий голос женщины. Слов он не разобрал, но определил, что крик тот же самый и доносится из того же места, со стороны коттеджа.Как ни странно, но это успокоило его. В конце концов, все могло быть и шуткой. Даже, хоть и неправдоподобно, сама девушка могла над ним подшутить. Он решительно расправил плечи и достал из футляра клюшкую «Буду играть на дорожке возле коттеджа», – решил он.Девушка, как обычно, находилась в саду. Сегодня она выглядела веселее и, когда он приподнял кепку, застенчиво поздоровалась. «Сегодня она еще прелестнее», – подумал он.– Хороший день, не правда ли? – бодро начал разговор Джек, проклиная себя за неизбежную банальность.– Да, день, действительно, чудесный.– Вероятно, для сада самая подходящая погода?Девушка чуть-чуть улыбнулась, показав пленительную ямочку на щеке.– Увы, нет! Моим цветам нужен дождь. Взгляните, они засохли.Джек понял ее жест как приглашение, подошел к низкой живой изгороди, отделявшей сад от игровой дорожки, и заглянул через нее.– Вроде все нормально, – заметил он неуверенно, чувствуя в то же время, что девушка оглядывает его с выражением легкой жалости.– Солнце полезно, разве нет? – сказала она. – Цветы ведь можно полить. А солнце дает силы, укрепляет здоровье. Я вижу, мсье, сегодня вам значительно лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26