к небу взметался из тысяч грубых, охрипших
глоток благодарственный гимн в честь Аполлона. Но Согдиана молчала.
Во дворце Оробы, развалившись на багровых азиатских коврах, десяткм
македонских и греческих военачальников, персидских, бактрийских и
согдийских вельмож смаковали дорогое вино, ели плоды, нежное мясо фазанов
и возносили хвалу отпрыску бога Аммона. Но Согдиана, лишившаяся своего
сына, скорбно молчала.
Вдруг загудел медный гонг. Все оставили чаши и встали. В длинных
восточных одеждах, в золотой короне, украшенной огромными рогами барана, в
зале появился, окруженный толпой телохранителей, царь царей Искендер
Зулькарнейн. Десятки людей дружно пали ниц. Своды зала потряс единодушный
крик:
- Слава Александру!!!
Александр величественно прошествовал к бронзовому алтарю богини
Астарты и совершил жертвоприношение вином и плодами граната. Послышался
звон серебряных колокольчиков. Тихо и нежно зазвучал хор девушек.
Александр сел на трон. Снова загудел медный гонг. Вход зала широко
распахнулся; в сверкающем хитоне, красивая и благоухающая, вошла Зара,
дочь Оробы. Волосы женщины, умащенные ароматной водой, ярко блестели под
красочным венком из живых цветов. На запястьях и лодыжках сияли браслеты.
Зара шла быстро; мягко развевались за нею белоснежные ленты и прозрачные
складки голубого покрывала, и Зара казалась богиней Афродитой, рождающейся
из волн и морской пены.
Она держала в вытянутых руках большое золотое блюдо, накрытое узорным
платком. За нею торопливо следовали Тигран, слуга Оробы, массагет Дейока и
толпа угрюмых, загорелых сородичей. "Эх, глупец, - подумал Ороба о муже
своей дочери. - Чего искал? К чему стремился? Мог бы жить сто лет и
радоваться! Сам вырыл себе яму. Через месяц уже никто не вспомнит о
Спантамано..."
Александр махнул жезлом. Пение смолкло. Зара подошла к трону и
опустилась перед ним на одно колено. Преклонили колени Тигран, Дейока и
другие массагеты. Александр наклонился вперед, осторожно приподнял край
платка, наброшенного на золотое блюдо, и улыбнулся. Такой откровенно
радостной, низменной, не подобающей "сыну бога" была его улыбка, что
вокруг сразу наступила глубокая тишина.
Александр уловил в этой тишине угрозу и поднял глаза. Словно холодный
ветер прошел по залу - все замерло, потускнело, потемнело там, где
мгновение назад от веселых криков буйно колебалось пламя самого большого
факела. Хмурился Койнос. Недобро щурился Кратер. Сдвинул брови Аминта.
Крепко сжал зубы Мелеагр. Закусил губу Гефестион. Онемел Фарнух. Пусть
Спантамано был их врагом. Но врага убивают в открытой битве. Улыбка
Александра затронула их совесть; им стало невыносимо стыдно за те скотские
вопли, которые они исторгали за минуту до этого.
Но еще более грозным было молчание там, за окнами, за стенами города,
по всей долине Золотоносной Реки. Великое молчание. Перед ним и крики на
перекрестках и угодливое бормотание Оробы казались жалким писком комара.
Через открытые окна в зал глядели мириады сверкающих звезд, и
похолодевшему Александру почудилось, что на него смотрят осуждающе десятки
Спантамано, сотни Спантамано, тысячи Спантамано, сотни тысяч живших
когда-то, живущих сейчас, еще не родившихся будущих потомков Сиавахша.
Съежился бледный Тигран. Сгорбились массагеты, уничтоженные собственной
подлостью, и Александр отрезвел.
Что делать? Жениться на Заре? Согдиана никогда не простит ему этого.
Наказать ее, как наказал Бесса за убийство Дария? Тогда взбунтуется Ороба.
Если даже и не взбунтуется, доверять ему будет уже нельзя. А он нужен,
очень нужен Александру. Что же делать? Взгляд Александра упал на Дракила.
Марафонец не отрывал от Зары своих черных жадных глаз. Позади него
пресмыкался рябой Лаэрт. А если?.. Александр судорожно вздохнул, откинулся
назад и поднял руку. Люди молча глядели на царя.
- Братья! - Александр обвел всех беспокойным взглядом. - Спитамен
убит. Это был храбрый человек, достойнейший из мужей Согдианы. Но он
выступил против нас и понес наказание. Вы сами знаете, сколько он причинил
зла. Однако вознесемся выше мелочей. Окажем Спитамену посмертную почесть,
какую заслуживает потомок Сиавахша. Птолемайос Лаг! Артабаз! Отвезите
голову Леопарда в Бахар и погребите на холме, где обитали его прародители.
Птолемайос Лаг благоговейно взял блюдо из рук Зары и удалился.
- Так как дочь достославного сатрапа Оробы, - продолжал сын Филиппа,
- оказалась виновницей добра для нас, македонцев, было бы недостойно царя
царей обойти ее наградой.
Он отстегнул на груди тяжелую золотую цепь, надел на шею Зары, потом
окликнул марафонца:
- Дракил!
Марафонец встрепенулся, не понимая, зачем его зовут, потом, точно
боров, ринулся к трону.
- Все вы знаете, братья, главного гиперета нашего войска,
мужественного и преданного человека, не раз отводившего опасность от
священной головы вашего государя. Достоин ли он стать супругом дочери
достославного сатрапа Оробы?
Македонцы разгадали замысел повелителя. Дракил - низкий человек;
отдать ему Зару - все равно что бросить ее на потеху грубым служителям
обоза. Значит, Александр не одобряет ее поступка. Македонцы облегченно
вздохнули и дружно закричали:
- Достоин!
- Зара, дочь Оробы, - обратился Александр к сидевшей неподвижно
женщине, - согласна ли ты стать супругой почитаемого эллинами героя
Дракила?
При слове "герой" Мелеагр прыснул в кулак. Фарнух перевел слова
повелителя Заре. Она слышала их как сквозь сон. Все дни после смерти
Леопарда ей казалось, будто она о чем-то забыла и никак не может
вспомнить. Женщину радовало возвращение домой, приводили в трепет нарядные
одежды, возбуждало сияние золотых светильников, веселил звон серебряных
чаш, она часто смеялась: но вдруг на Зару что-то находило - все вокруг
делалось расплывчатым, смутным и непонятным. То же случилось с ней и
сейчас. И лишь тогда, когда Фарнух еще раз повторил: "Согласна?", дочь
Оробы ответила: "Да", хотя и не соображала, с чем ей надо соглашаться.
- Ороба, сатрап Согдианы! - громко сказал Александр. - Согласен ли ты
отдать дочь за грека Дракила?
- Да! - твердо произнес польщенный Ороба. Для него Дракил являлся
важным человеком, другом Искендера. Породнится с высокопоставленным греком
- великое счастье. Он видел, кроме того - с Зарой творится неладное, лучше
отдать, пока берут, иначе потом станешь отдавать, да не возьмут.
- Обними же, Дракил, свою жену и поцелуй при всех, как полагается по
обычаям Востока! - приказал Александр.
Дракил, без ума от счастья (он стал зятем сатрапа!), обхватил Зару
толстыми руками и страстно поцеловал в теплый рот. Жирное "чмок"
разнеслось по всему залу.
Александр опять взмахнул жезлом. Музыканты ударили по литаврам.
Начался свадебный пир.

ВОСЕМЬДЕСЯТ ЛЕТ СПУСТЯ
Покинем свет, - а миру хоть бы что!
Исчезнет след, - а миру хоть бы что!
Мы отошли, - а он и был и будет.
Нас больше нет, - а миру хоть бы что!
Омар Хайям, "Четверостишия"
Миновало восемьдесят лет. Немало воды утекло за это время из Вахша в
озеро Вурукарта, немало событий произошло на земле.
На другой же год после убийства Спантамано македонцы осадили скалу
Шаш-и-Михра, где скрывался жрец Вахшунварта. Не спасли осторожного
бактрийца ни глубокие снега, ни крутые утесы. В ночной темноте, помогая
себе железными кольями и льняными веревками, триста македонцев поднялись
по обледенелому склону на вершину скалы и одним ударом опрокинули отряд
Вахшунварты. Сам он сдался на милость победителей; его дочь, прекрасная
Рохшанек стала женой Александра. Затем по доброй воле сдал свое горное
гнездо Хориен. Так завершился поход на Согдиану.
Летом Александр отправился в Индию и спустя еще год разбил на реке
Гидасп царя Пора. Он мечтал дойти до Ганга, но уже немного македонцев
осталось к тому времени в живых, да и те были близки к полному отчаянию.
Копыта лошадей стерлись от бесконечных походов по горам и пустыням.
Затупилось оружие в многочисленных сражениях. Износились македонские и
греческие хитоны. Разодрались в труднопроходимых лесах добытые на Востоке
азиатские одежды. Семьдесят дней, не переставая, лил страшный тропический
дождь. Буря срывала и уносила шатры, опрокидывала на стоянки громадные
деревья. Людей трясла желтая лихорадка. Воины бряцали мечами и угрожали
царю. И Александр повернул обратно. Через десять лет после начала этого
небывалого похода македонцы вернулись к стенам Вавилона. Здесь, тридцати
трех лет от роду, Александр умер, так и не завоевав даже сотой части мира.
Захватить Азию оказалось не так легко, как разрубить мечом Гордиев узел.
После его смерти великое государство, которое он создал с таким
трудом, распалось, как башня от землетрясения. Отпали от македонцев
Бактрия и Согдиана. Дах Аршак, потомок тех дахов, которые помогали
Спантамано, изгнали завоевателей из Парфин. Прав был старый Танаоксар - на
смену одному пришли сотни тысяч Спантамано. И они-то и стали хозяевами
своей страны.
Постепенно, один за другим, уходили в мрачное царство Аида все те,
кто попирал землю Согдианы. Погибла в Пеллах, далеко от родины дочь
Вахшунварты, красавица Рохшанек. Умер Ороба, смещенный Фердиккой, ставшим
после Александра первым человеком государства. Исчезли, как дым,
Птолеймаос Лаг, Аминта, Кратер, Мелеагр и другие сподвижники Александра,
которые когда-то гонялись за Леопардом, или за которыми гонялся Леопард.
Лишь один человек из всех, кто видел живого спантамано, еще ходил по
земле. То была Зара. Недолго блаженствовал с ней Дракил: хотя она и
отличалась дивной красотой, на нее часто находило что-то непонятное, она
становилась злой и кровожадной. Дракил терпел, пока войско стояло в
Согдиане. Но когда македонцы выступили в поход на Индию, хитрый мегарец
продал жену рябому Лаэрту. Лаэрт, разбогатевший благодаря пронырливости,
вернулся домой, покинул Танагру и уехал в Сицилию, где обитали греческие
колонисты. Здесь в городе Катане, он открыл притон. При первой Пунической
войне карфагенян и римлян его убили наемники-самниты, возвращавшиеся со
службы из Сиракуз. Зара осталась одна. Постепенно она одряхлела,
состарилась.
Эту старуху знала вся Катана. Ей шел, кажется, девяносто восьмой год.
С тупым лицом, приплюснутым носом и тонкими губами, вытянув длинную
морщинистую шею, нищенка медленно и неуклюже, словно черепаха, ковыляла
возле домов и протяжным голосом просила кусок хлеба. Но ее колотили
палками и гнали отовсюду, ибо она была азиаткой. Дети швыряли ей в голову
огрызки овощей. Собаки хватали за бока и раздирали и без того ветхий
клетчатый плащ. Нищенка безропотно терпела удары и заискивающе улыбалась
беззубым ртом в ответ на проклятия - она хотела есть. Когда ей ничего не
давали, она рылась в кучах отбросов, добывала из них полусгнившие
капустные листья и поддерживала ими свою никому не нужную жизнь.
Совершенно позабыв родной язык, она в своих скитаниях по городу часто
произносила по-гречески стихи из Эврипида:
А под землей так страшно... О, безумен,
Кто смерти жаждет. Лучше жить в невзгодах,
Чем в самой яркой славе умереть.
Точно жалкий полураздавленный червяк, ползала Зара по каменистым
улицам чужого ей сицилийского города и молча переносила страдания. Но
иногда, при восточном ветре, с ней происходила странная перемена. Старуха
торопилась к гавани, садилась у бушующего моря и долго смотрела в сторону
солнечного восхода. Волны, словно тараны, то откатывались назад, то
яростно обрушивались на берег, и груды мокрых утесов тяжко вздрагивали и
гудели, словно крепости при осаде.
Над скалистым хаосом прибрежных гор стремглав пролетали обрывки туч.
И в шуме расходившегося моря слышался далекий, протяжный, долгий-долгий
крик:
- Зара-а-а-а!..
Глаза безумной старухи начинали сверкать. Она вскакивала на свои
кривые ноги, взмахивала клюкой и приступала к рассказу о гневном солнце
юга, о сыпучих песках, о священных плясках у кочевых костров, и голос
попрошайки напоминал тогда рычание леопардов, обитающих на ее далекой
родине. Она повествовала о небывалых походах, погонях и засадах. Она с
упоением произносила имена восточных царей. Она утверждала, что была женой
великого человека. Но кто бы поверил этой дряхлой, лишившейся разума
старухе?

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36