— На первый взгляд практически не отличается от любого другого дуба. Эльфы называют это дерево огненным дубом. А вот пара кусочков черного дерева. Да ты не волнуйся — из этих огрызков лука на смастеришь, даже детского. Как бы ни был я далек от оружейных дел, но сжечь кусок черного дерева, пригодный для изготовления лука, не пришло бы в голову даже мне. Так, а теперь нам нужно закончить композицию. Дай-ка подумать: яблоня или рябина? Скажи мне, Паксенаррион, что тебе больше всего запомнилось с того раза, когда ты пришла сюда по весне? Что первым придет тебе в голову?
Пакс задумалась и тотчас же вспомнила пчел, которые прилетели на соты с медом.
— Пчелы, — сказала она. — Вы еще что-то прожужжали, и они улетели.
— Ага, пчелы и яблоневый мед. Очень хорошо. Киакдан разгреб угли и еще не догоревшие дрова в очаге и в середине сложил пирамидкой отобранные поленья. Затем он поднес к ним огонь, и выбранные колдуном дрова вспыхнули так, будто были пропитаны маслом. Пламя они при этом давали куда более яркое, чем обычные сложенные в очаг дрова.
— Времени у тебя мало. Прогорит этот костер очень быстро, — твердо сказал киакдан, оборачиваясь к Пакс. — Ты должна произнести имена своих богов — можешь про себя — и протянуть руки в огонь. Пылающая сердцевина огненного дуба придаст тебе мужества. Черное дерево — крепости духа и воли к сопротивлению. А цветущая яблоня — это символ верного служения силам добра. Вперед, Пакс! Действуй быстро. Решайся.
Мгновение Пакс оставалась неподвижной. Слишком ярко и жарко пылало колдовское пламя. Она почувствовала, как пот сначала выступил у нее на лице, а затем полился ручьями. Она ощутила, что от ужаса сводит живот, словно гигантский удав страха сжимал ее своими кольцами. Собравшись с силами, она вытянула руки перед собой и шагнула к огню.
Пламя метнулось ей навстречу. Пакс даже не пыталась отпрянуть — настолько быстро и мощно охватил ее огненный ореол. «В конце концов, если мне суждено сгореть, — Успела подумать Пакс, — то уж лучше погибнуть мгновенно, чем остаться калекой». Она сама удивилась своей доверчивости и тому, что шагнула в огонь, не спросив у колдуна, что с ней будет и как себя вести, если чары не подействуют и пламя начнет сжигать ее. Впрочем, менять что-либо было уже поздно. Беззвучно, одними губами Пакс прошептала имя Геда — защитника слабых. В тот же миг ей показалось, что сильный, высокий, широкоплечий человек встал между ее руками и языками пламени. А затем в памяти Пакс всплыло другое имя. «Великий Господин», — так же молча взмолилась она. И вот тот первый человек отступил на несколько шагов назад, прозвучали фанфары, и огонь обернулся чашей из чистого серебра, в которой лишь отражалось пламя костра. Сама же чаша, наполненная какой-то ледяной жидкостью, легла в протянутые руки Пакс.
— Пей, — прозвучал откуда-то незнакомый голос. Пакс повиновалась. Пламя металось вокруг нее, горячее и ледяное одновременно. Она чувствовала, как его языки облизывают ее руки и ноги, как огненные волны пробегают по ее телу. Затем порыв ураганного ветра на миг отбросил пламя в сторону. Под ногами Пакс словно застучал барабан. Перед ее мысленным взором пронеслись лошади и все, что было связано с ними в ее жизни: сами лошади, Сабен, его подарок и многое другое. Она скакала верхом на Скакуне Ветра сквозь пламя, перепрыгивая через пропасти, проваливаясь в никуда. Затем последовали бескрайние цветущие поля, цветы, в которые, остывая, обращалось пламя. Воздух наполнился пряными ароматами трав, волны мяты сменялись шафраном и едва уловимым запахом свежей родниковой воды. «Алиания, — подумала Пакс. — Алиания, Госпожа Мира и спокойствия. Странная покровительница для воина». В ответ раздался добрый звонкий смех, а потом Пакс ощутила исцеляющее прикосновение трав Госпожи Мира. Пакс повторила два эти имени вместе, и пламя вспыхнуло с новой силой, словно огромное опахало из хрустальных разноцветных лепестков. На миг этот сверкающий смерч скрыл от нее весь окружающий мир, а затем унесся ввысь, к небу, где и рассыпался веером сияющих звезд. Пакс последовала за ними — туда же, ввысь, к усеянному звездами небосводу…
Очнулась она, сидя на холодном полу у самого очага в доме киакдана. Все дрова, колдовские и обычные, прогорели до тонкого слоя пепла. Даже в полной темноте она ощутила рядом присутствие колдуна. Пакс глубоко вздохнула.
— Паксенаррион! — раздался в темноте голос киакдана, ждавшего ее возвращения к реальности. Никогда раньше его голос не звучал столь призывно.
— Да, — ответила Пакс. Говорить ей было трудно, думать тоже. Что с ней произошло, сколько времени все это продолжалось — она сказать не могла.
Киакдан тяжело вздохнул.
— Я уже начал волноваться. Я испугался, что с тобой что-то случилось, когда ты не вернулась сюда сразу же после первых вспышек пламени.
— Я, честно говоря… даже не знаю, где я была.
— Сейчас речь не о том, где ты была и почему там оказалась. Скажи мне, как ты себя чувствуешь?
Пакс попыталась со всей серьезностью отнестись к предложению почувствовать себя. Через несколько секунд она ответила:
— Ну, по крайней мере, вроде бы не обожглась. Киакдан рассмеялся.
— Не обожглась — мягко сказано. Не сгорела дотла, и то слава богу. Надо посмотреть, как ты выглядишь. Сейчас я зажгу свечи.
Пакс, не задумываясь над тем, что делает, подняла руку, чуть напряглась, и над кончиками ее пальцев зажегся луч света.
— Великая Мать Всех Деревьев! — В голосе киакдана слышалось нескрываемое изумление. — Вот оно как дело обернулось!
Пакс сама с неменьшим удивлением смотрела на пробивающий темноту луч.
— Я и сама не понимаю, как это получилось. И вообще — что происходит?
— Как что? Зажегся свет. Есть такое заклинание — «порождение света». Некоторые паладины умеют освещать пространство вокруг себя, даже не прибегая к долгому ритуалу. Разве тебе не доводилось видеть таких фокусов?
Пакс чуть встряхнула свою память и тотчас же вспомнила о том, как паладины распространяли вокруг себя сияние.
— Да, конечно, но…
— Какие еще «но»? Ах, вот ты о чем! Ну, как я и подозревал в какой-то степени, мы можем назвать тебя паладином вне закона. Ты не бойся, что это так странно звучит. л имею в виду закон, установленный людьми, закон посвящения в это братство. Это никак не мешает тебе быть истинным паладином.
— Но ведь так… я не смогу… не умею… И в конце концов, как все это делается и как это прекратить?
Пакс по-прежнему неподвижно сидела на полу, глядя на луч света, поднимавшийся от ее руки. Она боялась отвести взгляд или пошевелиться.
— Подожди-ка.
Киакдан встал и достал откуда-то огарок свечи. Им он прикоснулся к руке Пакс. Ничего не произошло.
— Ага, — удовлетворенно сказал киакдан.
— Что — ага?
— А то, что это настоящий волшебный свет, а не ведьмино пламя. От ведьминого пламени загораются свечи, а то и целые дома. Волшебный свет в этом отношении безопасен.
Пакс услышала, как киакдан стал возиться, высекая искры кремнем. Вскоре его усилия увенчались успехом, он зажег свечу, и рядом с рукой Пакс заплясал знакомый огонек.
— Ну все, твой свет нам больше не нужен. Попроси, чтобы он погас.
— Кого попросить? — Пакс почувствовала себя полной дурой.
— Как кого? Тех, чьи имена ты произносила в огне. С кем ты? Под чьим ты покровительством? Ты же паладин, не забывай. Не колдунья и не волшебница. Ты не приказываешь, ты просишь.
«Пожалуйста», — мысленно произнесла Пакс, все еще не понимая толком, что и как нужно делать. Свет исчез, а где-то внутри нее пробежал добродушный смех.
— Неужели вы это и имели в виду? — не веря сама себе, спросила Пакс киакдана, зажигавшего одну за другой свечи в настенных канделябрах. — Неужели вы и вправду хотите сказать, что я — настоящий паладин, после всего того, что… — Она замолчала, не договорив фразу.
— По паладинам я не специалист, — твердо заявил колдун, — но что-то с тобой действительно произошло. Я могу с уверенностью сказать тебе, что ты ни в коем случае не киакдан. Мы оба знаем, что ты не маршал Геда. Ты не колдунья. Не эльф. Остается не так много вариантов, объясняющих наличие у тебя некоторых особых дарований. И, по-моему, паладин — это то звание, которое подходит тебе лучше всего.
— Но я же была… — Она запнулась на полуслове, но киакдан ее понял.
— Видишь ли, — сказал он, — мне всегда было непонятно, как паладины Геда могут считаться защитниками слабых и обделенных, если сами они никогда не были ни слабыми, ни обделенными в чем-либо. Сокол не сострадает мыши, волк не сочувствует овце. Если даже случится чудо и удастся приручить волка, он станет отличной овчаркой, но никогда не узнает, что чувствует при его появлении овца и как вообще она живет в этом мире. Тебе, Паксенаррион, повезло гораздо больше. Тот период твоей жизни, когда ты была трусливой, не способной сражаться, поможет тебе понять других. Тебе знакомо горькое чувство собственной беспомощности, и ты знаешь, какое зло делает человека таким. А значит, ты гораздо больше приспособлена к тому, чтобы сражаться против этого зла. По крайней мере, мне кажется, что дело обстоит именно так.
Пакс по-прежнему не могла прийти в себя. Она сосредоточенно разглядывала палец, из которого только что исходил свет. Она хотела возразить киакдану, сказать ему, что все это не может быть правдой, что ее душа была слишком, слишком глубоко ранена, что ей еще нужно много времени и сил, чтобы просто залечить эти раны, не говоря уже о каком-то шаге вперед… Но одновременно в глубине ее души росла уверенность в том, что она обладает какой-то новой огромной силой. Радость и упоение наполнили ее. Чем-то это было похоже на упоение битвой, но ощущалось сильнее и ярче, как сильнее и ярче пламени свечи был свет, исходивший из ее руки.
Глава VII
Дорога от Вереллы была Пакс знакома. Несмотря на то что с последнего перехода по этому пути прошло уже три года, Пакс помнила каждый изгиб дороги и большинство придорожных деревушек. В этих деревнях на постоялых дворах она в основном и ночевала, потому что с наступлением осени ночи в этих краях становились уже довольно холодными. Днем Пакс делала хорошие переходы, но старалась не слишком торопиться, чтобы не измотать себя вконец этой дорогой.
Когда она подходила к последнему холму, загораживавшему от нее панораму городка у Восточной крепости герцога, пошел холодный мелкий дождь, сразу же притушивший яркие краски золотой осени. Пакс усмехнулась, вспомнив о том, как когда-то мечтала вернуться сюда на коне в прямом и переносном смысле, во всем блеске славы и обязательно в яркий солнечный день. Теперь же ей пришлось даже снять с лука тетиву и спрятать ее в поясной кошель, чтобы та не намокла. Будучи одиноким путником, Пакс, к своей радости, могла хотя бы идти по менее раскисшей от дождя обочине, чего нельзя было делать во время следования в колонне. Она надвинула капюшон и стала подниматься в гору. Быстро холодало. Каждые несколько минут Пакс приходилось промаргиваться, чтобы стряхнуть с ресниц набегавшие дождевые капли. На вершине холма ее чуть не сдуло встречным ветром. Дождь пошел еще сильнее. К счастью, дальше дорога шла под гору и идти по ней было легче. Вот впереди показался и сам городок. По правую руку от дороги, как и прежде, стоял каменный домик, за которым простирался огромный яблоневый сад. За домом Коулы показался мост и чуть выше по течению реки — мельница.
Пакс критически посмотрела на свой промокший плащ, на сапоги с налипшей на них глиной и решила идти на постоялый двор. Коула не ждала ее появления и, может быть, даже не узнает ее. Пакс прошла мимо ворот ее дома и направилась дальше к центру городка. Вода в речке поднялась высоко и была очень мутной. Судя по всему, выше в горах дожди шли уже не один день. Как показалось Пакс, камни, из которых был сложен мост, приобрели более выраженный синий оттенок, чем в былые годы.
Несмотря на то что еще не стемнело, на улицах было очень мало людей. За занавешенными окнами почти везде горели свечи. С рыночной площади она свернула налево, в сторону постоялого двора. Вот и знакомый дом, к которому Пакс подходила, мечтая о теплом очаге и горячем ужине. Дверь была прикрыта от дождя и ветра, но легко распахнулась, стоило Пакс надавить на нее плечом. Проскользнув внутрь дома, Пакс поспешила закрыть дверь за собой. Большой зал был освещен несколькими масляными лампами и огнем, пылавшим в большом камине. От промокшего плаща Пакс тотчас же стали подниматься струйки пара. Проморгавшись и стряхнув с лица дождевые капли, Пакс откинула капюшон.
— Добро пожаловать, путник. Могу ли я чем-нибудь быть вам полезен?
Трактирщик выглядел точно так же, как в тот год, когда Пакс в последний раз была здесь. Тогда сама она была едва оперившимся новобранцем, мечтавшим о том времени, когда будет запросто приходить в харчевню, как это делали старшие товарищи по службе.
— Пожалуй, что да, — улыбнулась трактирщику Пакс. — Я бы хотела поесть, помыться и…
— Наверное, вам потребуется и комната для ночлега?
— Пока точно не знаю, — пожав плечами, ответила Пакс и повесила плащ на крюк у двери.
— Поздновато отправляться в дорогу вечером в такую погоду, — начал было убеждать ее трактирщик и вдруг замолчал. Пакс посмотрела на него и заметила, что он с изумлением рассматривает кольцо на ее правой руке. Он поднял взгляд и, нахмурившись, поинтересовался:
— Разве вы из герцогских…
Пакс кивнула.
— Да. Я служила в роте герцога Пелана. Это кольцо герцог вручил мне, когда мы виделись в последний раз, и сказал, чтобы я возвращалась, когда я… если и когда я… в общем, когда я разберусь со своими делами.
Трактирщик кивнул.
— Тогда понятно. И вы собирались добраться до его крепости еще до темноты?
— По правде говоря, нет. Для начала я хотела зайти в гости к одной старой подруге. Она живет здесь, в городе. Это Коула Министьера.
— Коула? Так она ваша подруга? Тогда разрешите узнать ваше имя, если, конечно, это не секрет.
— Да какой же секрет? Меня зовут Паксенаррион. Пакс даже не стала пытаться понять, какие чувства отразились при этом сообщении на лице трактирщика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107