Разумеется, она слышала о том, что похоронный обряд по эльфийскому обычаю отличается от человеческого, но никогда в жизни ей еще не приходилось присутствовать на таких похоронах. В ярком солнечном свете эльфийские черты лиц усопших — скулы, надбровные дуги, контуры подбородков — казались еще более непохожими на человеческие, чем при жизни. Пакс вздрогнула. Она была уверена, что Ансули в этот момент не без досады думает о том, почему ей удалось выжить, когда его старый боевой товарищ, родственный ему по эльфийской линии, погиб. Она знала, что Ансули наблюдает за ней. Резко повернув голову в его сторону, она встретилась с ним взглядом.
— В тебе ведь нет эльфийской крови? — не столько спросил, сколько повторил для себя Ансули. — Наверное, тебе непонятны наши обряды.
— Я только хотела… Просто мы обычно… У нас принято хоронить погибших и умерших.
— И тебе непонятно, почему мы оставляем лежать наших мертвецов на земле, делая их добычей диких зверей, хищных птиц и довершающих их дело стихий.
Пакс молча кивнула.
— Вы, люди, опасаетесь, что души ваших умерших будут страдать, если кто-то непочтительно отнесется к оставшимся на земле их мертвым костям. Я правильно вас понимаю? Мы, те, в ком течет эльфийская кровь, как, разумеется, и сами эльфы, не испытываем такого страха. Вы, люди, вышли из земли и принадлежите ей. Чем-то вы напоминаете мне душу леса. Да-да, не удивляйся. Как душа каждого места, каждой поляны, каждого отдельного леса может принадлежать только именно этому месту, так и вы, люди, слишком привязаны к своей земной оболочке. Эльфу же, убитому в бою, его земное тело больше не нужно. Что бы ни произошло с этой плотью, никакого оскорбления его душе это не нанесет. Эльфа можно захватить в плен, можно заколдовать, можно обратить в рабство, но только до тех пор, пока он жив. Смерть освобождает эльфа от всех чар. Вот почему мы возвращаем наши тела земле, вскормившей их, не заботясь о том, кто станет нашим могильщиком. В качестве дани памяти и, пожалуй, скорее для нас, остающихся в живых, мы кладем тела покойных прямо, лицом к небу, и собираем для них священные венки.
Пакс кивнула, но смотреть на лежащие на солнце тела ей по-прежнему не хотелось. Ансули продолжил:
— Ты ведь прослужила несколько сезонов в роте одного из друзей Хальверика, и тебе наверняка доводилось терять в бою товарищей.
— Да, — подтвердила Пакс, — но… — Она посмотрела на Ансули, пытаясь понять, какие слова точнее выразят ее мысль. — Но если бы Фаэр…
— Человек, ты можешь успокоиться? Какое-то божество даровало тебе чутье на злые силы и, кроме того, умение выследить, откуда исходит угроза. Зато Фаэр успел всадить в нападающего камнезмея две заколдованные стрелы. За одно это его следует отпеть, как воина и героя. Он поступил так, как считал нужным, и сделал для этого все, что мог. Но получилось так, что одна из пихт, вывороченных чудовищем, упала именно так, а не иначе. Видимо, так было угодно богам. Ведь твое чутье в этот момент не сработало. И что, неужели ты будешь оспаривать решение высших сил?
— Нет конечно. Но…
Ансули рассмеялся, но смех его оборвался очень быстро — видимо, смеяться со сломанными ребрами было больно.
— Вот ведь вы какие, люди! Лишь бы вам с кем-нибудь поспорить. Пойми, Паксенаррион: я ни в коей мере не сержусь на тебя. Неужели ты решила, что мы не рады тому, что ты выжила? Да, мы скорбим по нашим друзьям, но ведь не ты убила Фаэра или Клевиса.
Пакс молчала. Она по-прежнему чувствовала себя чужой в отряде, понимая, что лишь в ее жилах не течет кровь эльфов. А кроме того, с камнезмеем она практически и не сражалась. Пущенную ею стрелу тот даже и не заметил. Ансули слегка откашлялся, видимо, чтобы привлечь ее внимание.
— Я тут подумал, — сказал он, — ну, насчет этого твоего дара. Давно он у тебя открылся?
— Ты о чем?
— Да о твоем умении почувствовать приближение злых сил. Давно ты заметила в себе это? Или оно у тебя с детства?
— Не знаю, — сказала Пакс. — В Фин-Пенире мне рассказывали, что паладины умеют отличать добро от зла. Это дар, предоставленный им Гедом, только его еще надо уметь развить и натренировать. Поэтому существуют специальные заклинания, с помощью которых этому дару помогают проснуться. Но я не уверена…
— Пакс, я спрашивал не обо всех людях и даже не обо всех паладинах. Мне интересно, как этот дар появился у тебя.
— А! Так у меня… это совсем недавно стало заметно. Честно говоря, до вчерашнего дня я и не думала…
Не успев договорить эту фразу, Пакс вспомнила о многих случаях, особенно во время службы в роте у герцога. Наскоро пересказав эти истории Ансули, она все же добавила:
— Скорее всего, главную роль здесь играет медальон Канны, а не мой собственный дар. Да и Верховный Маршал сказала, что это чутье открывается только у тех, кто уже посвящен в паладины Геда.
— То есть ты хочешь сказать, что она отрицает наличие такого дара у паладинов Камвина и Фалька? — В голосе Ансули явно слышались недоумение и даже насмешка.
— Нет конечно, но…
— Знаешь, Паксенаррион, сколько бы мудрости и разнообразных талантов ни было присуще Верховному Маршалу Геда, вряд ли эта женщина столь же мудра и могущественна, как сами боги. И, разумеется, по возрасту она, прямо скажем, помоложе большинства эльфов. Ты, кстати, знаешь, что в Лесу Великой Госпожи живут эльфы, которые лично знали самого Геда? Знали его так, как, например, Адхиэл знает тебя.
— Нет, — протянула Пакс, которой до сих пор не приходило в голову посмотреть на почти бесконечную продолжительность жизни эльфов с этой точки зрения. Не без любопытства взглянув на Ансули, она как бы невзначай осведомилась:
— А ты его знал?
— Кто, я? Да что ты! Не забывай, во мне ведь только половина эльфийской крови и мне не дано прожить столько, сколько живут настоящие эльфы. Но мне доводилось пообщаться с одним из тех, кто знал Геда. А вот женщине, которую вы называете Верховным Маршалом, такой удачи в жизни не выпало. И я не думаю, что она имеет право судить, у кого есть божественный дар, а у кого нету. Мне кажется, спроси ты ее об этом напрямик, она бы сказала тебе то же самое. Вполне возможно, что в ее времена в Фин-Пенире боги даровали эту чувствительность на присутствие зла некоторым избранным, тем, кого здесь, на земле, назвали паладинами. Но в другие времена, в других местах боги могли распорядиться своей милостью по-другому. Например, наградить этим даром тебя. Медальон твоей погибшей подруги мог сконцентрировать силу этого дара в человеке, не знающем о его наличии и, естественно, не умеющем с ним обращаться. Я имею в виду тебя. Но сам по себе дар принадлежал тебе, и только тебе.
На Пакс нахлынули сложные, противоречивые чувства. Ей хотелось плакать и смеяться одновременно. И сквозь весь этот калейдоскоп эмоций в ней росла, усиливалась, уверенность в том, что ей действительно принадлежит дар отличать добро от зла. Но все же привычка подвергать все сомнению взяла верх. Пакс осторожно спросила:
— Но ведь я… такая, какой я стала сейчас?..
— А, так ты об этом! Джайрон ведь не единственный, до кого доходили разные слухи. Что я могу сказать? Ты смогла победить свою болезнь и свою немощь. Я смотрел — в твоем колчане не хватает стрел. Судя по всему, ты тоже стреляла в камнезмея.
— Стрелы сломались или отскочили от его брони, — шепотом произнесла Пакс, глядя в землю.
— А чего ж ты хотела? Так и должно было случиться, если учесть, с какой тварью ты вступила в бой. В следующий раз, воин, надеюсь, у тебя будет более подходящее оружие под рукой. Так что не хватило тебе не навыка, не храбрости, а даскинских стрел. — Ансули усмехнулся и тотчас же снова поморщился от боли. Потом он подмигнул Пакс и сказал:
— Интересно, в чем еще проявляется снизошедшая на тебя милость богов? Какие еще способности они даровали тебе, да так, что ты об этом до сих пор не догадывалась? Ты, часом, свет творить не умеешь? А исцелять? Может быть, тебе дано источать воду из камней или направлять ветер в паруса кораблей?
— Я… Да нет! У меня совсем… Этого просто не может быть! Понимаешь, это бы значило…
— Это бы значило только одно: то, что тебе предстоит много работать над теми способностями, которыми наградили тебя боги. И что тебе придется научиться пользоваться ими, не тратя при этом попусту слов, сил и времени на отрицание очевидного. — Ансули вынужден был прервать свой монолог, потому что к ним приблизились Джайрон и Тамар, негромко напевающие траурную песню.
Не прерывая пения, Джайрон помог Ансули встать. Тамар, в свою очередь, протянула руку Пакс. Все вместе они подошли к центру поляны и возложили венки, сплетенные из ветвей ивы, кедра, рябины и дуба, на грудь покойным. Пакс молча с почтением наблюдала за незнакомым ей похоронным ритуалом.
Когда все было закончено, Тамар помогла Пакс добраться до лагеря. Оставшуюся часть дня и всю ночь Пакс проспала. На следующее утро она уже могла встать без посторонней помощи, хотя все еще пошатывалась от слабости. Синяки и ссадины на ее теле болели гораздо меньше, чем накануне. Ансули лежал на земле в полусне-полубреду. Его сильно знобило. Когда Пакс позавтракала, Джайрон и Тамар подошли к ней и сели рядом.
— Есть ли у тебя дар целителя? — спросил Джайрон так спокойно, словно бы речь шла о том, нравится ли Пакс походная баранья похлебка.
Она, в свою очередь, постаралась ответить так же спокойно:
— Однажды я попыталась попросить у богов исцеления для подруги, используя при этом медальон Геда. Я даже не знаю, сработало это или нет…
— Что нужно было исцелить — рану или болезнь?
— Рану. От стрелы. Но вполне возможно, что помогли не столько мои молитвы, сколько мазь. У нас был флакон с лечебной мазью, и, разумеется, мы накладывали ее на рану.
— Шрам остался?
— Дело в том, что… просто через несколько дней моя подруга погибла. Я даже не знаю, излечилась бы она до конца или нет. — Пакс произнесла это, глядя себе под ноги.
— Тогда понятно, — сказал Джайрон. — И больше ты ни разу не пробовала?
Пакс покачала головой.
— А почему?
Она пожала плечами:
— Просто как-то не доводилось. Не было особой необходимости. У нас в роте были врачи, маги…
— Для того чтобы развить дар целительства, требуется много времени и применять его надо очень осторожно, — негромко произнесла Тамар. — По крайней мере, так мне всегда говорили. Не зная, как им распорядиться, можно не только не помочь, но и навредить тому, кого хочешь излечить.
— Все это понятно, — со вздохом сказал Джайрон. — Слушай, Пакс, а тебя ведь лечили когда-нибудь таким образом — ну, другие, кто обладает этим даром?
— Да. — Пакс вспомнила о Леваде в Ааренисе, об Адхиэле и, конечно, о киакдане, лечение которого, разумеется, отличалось от того, что практиковали все остальные, но тем не менее в чем-то было и схоже.
— Ну что ж, значит, можно рискнуть. Ты должна попробовать.
Пакс удивленно посмотрела на Джайрона и Тамар, только что говоривших ей, что, не умея исцелять наверняка, лучше не пробовать делать это наугад. Джайрон ободряюще улыбнулся ей:
— Рано или поздно тебе все равно придется попробовать. Так почему бы не начать прямо сейчас? Раны Ансули оказались серьезнее, чем твои. Ему теперь совсем плохо. Попытайся излечить его. Посмотрим, что у тебя получится.
— Но ведь… — Пакс посмотрела на Тамар, которая в ответ только улыбнулась.
— Мы не собираемся никому рассказывать об этом, — заверил ее Джайрон. — Если у тебя нет такого дара, стыдиться тут нечего. Мы тоже не умеем исцелять других, как и большинство людей и эльфов. Если ты когда-нибудь все же станешь паладином, умение исцелять окажется для тебя нелишним. Но здесь и сейчас ты можешь просто попытаться. Никто не смотрит на тебя умоляющим взглядом. А что касается высших сил — по крайней мере, ни один из богов, которым поклоняемся мы, не осудит тебя за попытку вылечить боевого товарища. Если же у тебя что-то получится, ты будешь знать, что имеешь эти способности и что тебе нужно над ними работать, а наш друг Ансули сможет вновь вернуться к нормальной жизни.
— Я не молилась Геду уже несколько месяцев, — шепотом проговорила Пакс. — Не будет ли проявлением самонадеянности и алчности с моей стороны просить его сейчас…
— А если попытаться обратиться не к Геду? Ты рассказывала, что сам Гед служил Верховному Господину. Обратись к нему, если ты решишься попробовать излечить Ансули.
Пакс поежилась. Она побаивалась обнаружить в себе этот дар, но еще больше она боялась узнать, что никаких способностей к исцелению у нее нет. Посмотрев в глаза Джайрону, она сказала:
— Я попытаюсь.
Джайрон поднял ее на руки и положил рядом с Ансули. Пакс опустила руку ему на бок, туда, где, по ее предположению, должны были находиться сломанные ребра. Чего ждать, что должно последовать теперь, она не знала.
Поначалу ничего особенного не произошло. Пакс не знала, что именно ей нужно делать. Мысли были слишком запутанны и беспорядочны, и ей никак не удавалось сосредоточиться на Геде или Верховном Господине. То и дело она вспоминала о киакдане, о герцоге, о Сабене и Канне. Неужели тогда ей действительно удалось излечить Канну с помощью силы, дарованной ей Верховным Господином? Пакс попыталась вспомнить, что она тогда делала. Она держала в кулаке медальон, но сейчас медальона Геда с ней не было. Она посмотрела в лицо Ансули, покрытое потом и горевшее в лихорадке. Об ознобах и лихорадках она не знала ничего, кроме того, что они долго мучают людей после некоторых ранений. Еще она вспомнила, как Джайрон при первой же встрече сказал, что им не хватает людей. Теперь, когда их отряд стал на двух человек меньше, эта нехватка будет ощущаться еще сильнее. Однако Джайрон не стал ей напоминать об этом в последнем разговоре. Пакс почувствовала, что она нужна здесь, нужна в этом отряде, и тем более сейчас, когда они только что похоронили двоих товарищей и остались с тяжелораненым на руках. Пакс попыталась представить себе, что она проникает вглубь раны Ансули сквозь покрытую синяками кожу.
Вдруг, совершенно неожиданно для нее, синяк, оказавшийся под ее ладонью, стал бледнеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107