Послышались громкие голоса, вслед за ними подавленный, тихий, раздирающий душу крик. Гости заволновались. Мужчины хотели проникнуть в зал, но Бачиоки загородил им дорогу.Княгиня кончила песню; по знаку государственного казначея загремели трубы, заглушая шум и смятение; в комнату вошла инфанта и приблизилась к Евгении.— Принц Камерата, — прошептала она, — о, это ужасно! Его несут, весь ковер в зале забрызган его кровью!Императрица поднялась со своего места, с холодной принужденной улыбкой. Все остановили на ней свои взоры; ее хладнокровие и улыбка окончательно успокоили гостей. Они продолжали весело болтать, как будто ничего не случилось.В соседнем зале разыгралась между тем ужасная сцена.Принца Камерата, которому удалось пробраться в Фонтенбло, окружили люди, лица которых не оставляли сомнений в их намерениях. Агенты Лагранж и Мараньон оттеснили его назад; он хотел проложить себе дорогу, тогда опустили портьеру и Бачиоки дал знак; обнажились шпаги. Лагранж и Эндемо пронзили ими Камерата. Принц тихо захрипел, его кровь залила ковер, на который он упал.Все это было делом нескольких секунд.Агенты вынесли труп в отдаленный кабинет; Бачиоки приказал сбежавшимся лакеям убрать окровавленный ковер.В зале же раздавалась музыка, слышались шутки и остроты…Такова была идиллия в Фонтенбло, таков был конец одного из возлюбленных Евгении!.. XIII. РАМИРО ТЕБА Мы оставили принца с Хуаном в то время, когда они боролись с бушующим морем и, казалось, утратили всякую надежду на спасение. Бегство с острова им удалось, но кругом была смерть.Гроза утихла, но ветер поднимал огромные пенящиеся валы, и Море как будто хотело показать свою силу и могущество, перед которыми храбрость и энергия человека слабы и бесполезны.Маленькая лодка, на которой оба беглеца отправились с Чертова острова, скоро опрокинулась и была затоплена гигантскими волнами.Несмотря на это, принц и Хуан не потеряли присутствия духа и судорожно уцепились за борта.Волны уносили лодку, а вместе с ней и обоих несчастных. Лодка то поднималась на водяные горы, то снова погружалась в темную морскую бездну. Беглецы обеими руками уцепились за дерево, но надолго ли хватит у них сил.Ничто не предвещало скорого приближения утра — страшная ночь, казалось, была бесконечной. Камерата и Хуан неслись все дальше по бурным, разъяренным волнам моря. Они не знали, куда прибьют их эти волны, и думали только о том, чтобы остаться вживых.Наконец на востоке показалась заря; разорванные облака неслись по небу, волны стихали; казалось, что море истощило все свои силы. Лодка тихо покачивалась на волнах.— Я не могу держаться более, — проговорил Хуан, — еще одна минута и я пойду ко дну!— Ради всего святого, потерпи немного! Уже светло, буря стихла.— Руки мои окоченели и омертвели от напряжения, я это чувствую! Прощайте, принц.— Я умру вместе с тобой, Хуан, благороднейшая душа, пожертвовавшая собой для меня, — вскричал Камерата, — но употребим последние усилия, чтобы спасти нашу жизнь. Ты видишь, что волны уже не заливают нас и наша лодка плывет на поверхности. Взберись на киль, я помогу тебе, а потом и сам влезу за тобой. Сидя наверху, мы можем надеяться на спасение, если только есть вблизи земля.При утреннем свете утопающие могли ясно разглядеть очертания опрокинувшейся лодки. Хуан собрал последние силы и с помощью Камерата доплыл до киля лодки, куда немедленно взобрался, едва переводя дух от усталости и напряжения.— Благодарю Пресвятую Богородицу, — вскричал Камерата, видя своего спасителя на киле, — теперь и я последую за тобой.С величайшим трудом, так как платье его намокло и было тяжело, Камерата взобрался на лодку.Так друзья сидели на опрокинутой лодке, которую волны продолжали качать, так что они были вынуждены держаться за гладкое дерево.Первые лучи солнца проникли сквозь облака и осветили далекое беспредельное море. Не было ни малейшего следа Чертова острова или другой какой-либо земли — вода и небо слились, и беглецы, спасшиеся от бури, должны были погибнуть, потому что им неоткуда было ждать помощи.— Всюду море! — проговорил Камерата, и эти слова прозвучали как смертный приговор.— По крайней мере мы спаслись от сыщиков, которые, поймав нас, заковали бы в цепи и отправили в более ужасное место, нежели Чертов остров!— Ты прав, Хуан, лучше погибнуть в море, чем влачить жизнь в болотах Гвианы. Но зато из-за меня гибнешь ты! Ты бы должен был предоставить меня моей злосчастной доле.— Не говорите этого, принц! Величайшим моим желанием было вырвать вас из заточения — мне удалось это! Теперь смело взглянем в глаза всякой опасности.Уже совсем рассвело; солнечные лучи разгоняли тучи; море сверкало, облитое ярким сиянием; опрокинутая лодка колыхалась на волнах и неслась все дальше и дальше; ни одного паруса не было на горизонте, ни малейшего следа дыма, доказывающего близость парохода, — ни тени надежды на спасение.Ничто не может быть ужаснее и безутешнее бесконечной водной дали. День уже клонился к вечеру, а помощь не являлась! Голод и жажда мучили несчастных, которые не могли помочь друг другу. Что если наступит ночь — длинная, бесконечная ночь, — и никто не придет к ним на помощь?Полные страха и отчаяния, Хуан и Камерата с напряженным вниманием смотрели на поверхность воды: быть может, мелькнет вдали луч надежды. Лица их носили на себе отпечаток голода, глаза впали, руки и ноги дрожали от истощения и усталости.— Хуан, — проговорил Камерата, когда наступил вечер, не принеся с собой ничего утешительного, — покончим наши мучения.Что будет завтра, послезавтра? Если им суждено умереть с голоду, то не лучше ли броситься в море, от которого они старались спастись?Подобные мысли овладевали беглецами по мере приближения ночи.Какой конец легче, какой мучительнее, какой же из них выбрать?Молча смотрели они на спокойную поверхность моря; над ними простиралось южное звездное небо. Надежда на спасение постепенно угасла, они уже готовились умереть в волнах.Наступившее утро снова ободрило их. Они решили подождать до следующей ночи, и тогда, если никто не явится к ним на помощь, броситься в море.Волны увеличились и закачали лодку, угрожая потопить беглецов в морской бездне. Любовь к жизни так сильна в каждом человеке, что даже в самые трудные минуты он не теряет надежды и хватается за малейший луч спасения!— Я готов! — отвечал юноша глухим голосом. — Простимся и погибнем вместе.— Дай мне твою руку, чтобы я еще раз мог пожать ее! Наступает ночь. Прощай, Олимпио! Прощай, Клод! Тщетно будете вы ожидать нашего возвращения. Никто не известит вас о нашей смерти, но вы сами догадаетесь о ней, когда пройдет много лет после нашего исчезновения. Простим врагов наших, Хуан, я хочу умереть без злобы. Даже тебя, коварная, лицемерная Евгения, прощаю за то, что ты предала меня на погибель в руки презренного. Ни одно проклятие не сорвется с моих губ! Если бы я живым вернулся в Париж, т. о явился бы к тебе призраком, предстал бы пред тобой среди вихря удовольствий, — теперь же пусть совесть напомнит тебе о моей гибели. Не старайся заглушить ее молитвами и вакханалиями; тени твоих жертв последуют за тобой и к подножию креста, и в пышный зал, и к изголовью! Имя Камерата будет вечно раздаваться в твоих ушах; ты услышишь шум страшной бури, которая со временем низвергнет и погребет тебя. Теперь, Хуан, с Богом!Принц протянул своему товарищу руку; глубоко тронутый Хуан горячо пожал ее. Еще раз взглянули они на море, над которым расстилалась темная ночь. Но в ту минуту, когда они готовы были броситься в пучину, из груди Хуана вырвался радостный, торжественный крик.— Смотрите! Смотрите туда! Я вижу свет вдали на горизонте.— Это звезда, Хуан.— Нет, нет! За минуту там было совершенно темно; неужели вы не видите красной точки? Это не звезда, принц, это фонарь на корабле!— Он не спасет нас и пройдет мимо, потому что мы не в состоянии подать ему знака.— Будем надеяться, — вскричал Хуан после небольшой паузы, во время которой не сводил глаз с блестящей точки, — не будем отчаиваться, принц; точка растет и приближается; это корабль, который, быть может, приблизится настолько, что наши крики будут услышаны. Сила и мужество как будто снова вернулись ко мне!Камерата тоже стал следить за блестящей точкой и должен был сознаться, что Хуан прав и что звезда приближается.Но допустить мысль о надежде на спасение в кромешной темноте было почти невозможно. Звездное небо слабо освещало поверхность моря. Разглядеть с корабля две фигуры, сидящие на обломке лодки, было очень трудно. Если бы судно приблизилось с наступлением утра, тогда совсем дело другое, но на это была слабая надежда, потому что красная точка удалялась очень быстро.— Это пароход, — проговорил Хуан, глаза которого заблестели; молодость смелее в своих надеждах, — посмотрите, мне кажется, что я вижу остов и дым!— Если бы мы могли подать сигнал.— У меня есть револьвер, — отвечал Хуан, вынимая из кармана оружие, — но он, вероятно, намок и не выстрелит.— Дай его сюда, может быть, солнечные лучи за день высушили порох, — сказал Камерата, взяв револьвер. — Действительно, это пароход; будем надеяться, что на нем услышат наш выстрел.Оба несчастных всматривались в темный силуэт парохода; дым подымался все выше и выше к звездному небу.— Спасены! — радостно вскричал Хуан, взволнованный видом парохода; казалось, что само небо послало беглецам эту неожиданную помощь; они невольно прошептали молитву; вскоре они услышали шум и плеск воды от колес парохода.Размахивая руками, Хуан крикнул изо всех сил; настала решительная минута; оба они, воодушевленные новой надеждой, уже разглядели мачту, трубу и шканцы, но крик Хуана не был услышан на пароходе.Камерата поднял револьвер.— Решается наша судьба! — вскричал он и спустил курок.Над морем раздался выстрел. Принц и Хуан с лихорадочным нетерпением ожидали его последствий.На пароходе услышали сигнал о помощи; колеса начали работать медленнее; с борта смотрели во все стороны в зрительную трубу и потом спустили лодку.Беглецы громко вскрикнули от радости; лодка направилась к ним и скоро достигла несчастных. Их перевезли на пароход, отправлявшийся из Рио в Кадикс.Капитан пригласил Хуана и Камерата в свою каюту и предложил подкрепиться вином с небольшим количеством пищи, потом выслушал историю их страданий.— Вы спасены чудом, — сказал он, — подумайте только, что вы на пятнадцать миль удалились от Кайены и три дня пробыли на обломках лодки.Хуан и Камерата бросились друг другу в объятия, потом горячо пожали руку капитану, который с радостью согласился отвезти их в Кадикс и с гневом отвергнул их предположение о том, что он будто бы выдаст бегство Камерата.— Нет, господа, — отвечал он, — вы имеете дело с честным человеком, со старой морской крысой, и я счастлив, что могу вам помочь. Благодарите одного Всевышнего, так неожиданно спасшего вас. Теперь же ложитесь спать, вам необходимо восстановить силы. Пробыть три дня на обломках!Трудно передаваемое чувство удовлетворения и счастья наполнило души беглецов, когда они успокоились после трехдневных нестерпимых пыток. Минуту спустя они спали как убитые, и старый морской волк был прав, сказав, что организм их необыкновенно силен и крепок.Беглецы постоянно испытывали чувство голода, но осторожный капитан не позволил им удовлетворить его разом; он ограничился только тем, что давал им по нескольку глотков вина и небольшое количество пищи; благодаря умеренности, силы новоприбывших быстро восстановились, и уже на третий день они, хотя и были немного бледны, но совершенно довольны и счастливы.Когда пароход благополучно прибыл в Кадикс, Хуан и Камерата, поблагодарив еще раз капитана, простились с ним. Честный моряк отказался от денег, которые принц одолжил у одного из банкиров Кадикса.— Нет, — отвечал он, — или вы хотите оскорбить меня, господа?Это такая ничтожная услуга с моей стороны. Но советую вам быть в другой раз осторожнее, потому что корабль мой не всегда будет у вас под руками!Он крепко пожал руки друзьям, пожелав им всего хорошего.Через несколько дней Хуан и Камерата отправились в Мадрид, а потом во Францию. Но это путешествие представляло затруднения, потому что у них не было с собой паспортов. Перебравшись через границу, они медленно и осторожно продвигались по направлению к Парижу.Близость французской столицы возбудила в них странные чувства. Хуан радовался не только тому, что спас принца, но и скорому свиданию с маркизом и доном Олимпио. Камерата был угрюм и молчалив; он хотел явиться к Евгении, но ни одним словом не намекнул об этом Хуану.Они благополучно достигли Парижа. Добравшись до отеля Монтолона, они узнали обо всем случившемся. Валентино с беспокойством рассказал им о том, что произошло в соборе Богоматери и прибавил, что оба друга заключены в Консьержери.Тогда Камерата утвердился в своем решении. Черты лица его приняли мрачное, угрожающее выражение; он не высказал своих планов, но позаботился только о том, чтобы Хуан поселился в испанском посланническом отеле на улице д'Орсей, № 25, пока сам искал квартиру, в которой был бы в безопасности от преследований тайных агентов.Хуан познакомился с молодым графом Рамиро Теба, и вскоре между юношами завязалась дружба, искренность которой росла с каждым днем. Оба они были молоды, восприимчивы к любви и дружбе, поэтому союз их становился все теснее и неразрывнее. Олоцага был доволен этой дружбой, так как полюбил Хуана и старался быть ему полезным.В испанский отель не доходило ни одной вести о Камерата; он в уединении разрабатывал свои планы, дав себе слово не доверять их никому до тех пор, пока они не осуществятся. Хотя Хуан и подружился с Рамиро, но неизвестность о судьбе принца, которого он напрасно разыскивал, сильно его беспокоила. Он не подозревал о замыслах Камерата и продолжал свои тайные поиски, не имевшие однако успеха.Принц исчез без следа, и сердце Хуана наполнилось грустью, которую с ним разделял Рамиро.На другой день после идиллии в Фонтенбло Олоцага решился открыть своему сыну Рамиро тайну его рождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69