— Посредством вашего искусства, Габриэль!— Хорошо! Далее?— Я вам даю десять тысяч франков за ваше средство.— Могу ли я видеть графиню, не будучи замеченной?— Если необходимо, да!— Проведите меня к ней; на следующий же день Софья Говард не будет более стеснять императрицу!— Очень хорошо! Я вам назначу вечер, в который мы вместе отправимся в замок Борегар. Возьмите половину платы в задаток, — сказал Бачиоки, подавая отравительнице пачку банковских билетов. — Другую половину вы получите по окончании дела!— Благодарю, граф! — сказала Габриэль, серые глаза которой заблестели в то время, когда она брала деньги. — Укажите мне возможность видеть вас.— Пришлите завтра вечером вашу дочь в Тюильри и вручите ей эту карточку! — Государственный казначей открыл дорогой портфель, вынул одну из карточек и хотел передать Габриэль, но, передумав, опустил ее в портфель. — Нет, — продолжал он, — скажите лучше вашей дочери, чтобы она спросила графа Бачиоки; ее проводят ко мне и я ей сообщу, когда могу вас проводить в замок.— Это невозможно, граф.— Вы меня удивляете! Скажите, почему!— Моя дочь, Маргарита, не должна знать наших переговоров.— Еще менее можно доверить их бумаге! Пришлите вашу дочь! Она не будет знать, в чем дело! Я назначу только день! И вы будете знать, что в назначенный вечер около девяти часов я буду на площади Согласия, откуда мы вместе поедем в замок Борегар. Обо всем остальном я уже позабочусь.В эту минуту тихо постучались в комнату, где происходил этот разговор. Бачиоки вскочил в сильном страхе; отравительница также побледнела, но вскоре к ней вернулось ее хладнокровие.— Оставайтесь на месте, — сказала она графу, удивленному подобным спокойствием.После твердыми шагами она подошла к двери и отворила ее. Толстый хозяин, бледный и взволнованный, дрожа, как осиновый лист, стоял за дверями.— Ваш гость еще не ушел? — прошептал он, входя в комнату. — Да, да, он еще тут! Вы должны бежать! Через час весь дом будет окружен и обыскан! Один из мошенников совершил убийство и скрылся. Везде будут его искать, уходите, иначе с вами случится неприятность.Бачиоки побледнел; во всяком случае, ему было бы неловко и неприятно столкнуться с полицией, хотя ему стоило только сказать свое имя, чтобы его сейчас же освободили.Отравительница вопросительно смотрела на него.— Благодарю за внимание, — сказал он хозяину и затем подошел к Габриэль Беланже.— Я жду завтра вечером вашу дочь, — тихо произнес он.— Она придет! Уходите!— Проведите меня, вам нечего бояться, — сказал Бачиоки домохозяину, который вывел его незаметно через маленькую заднюю дверь. XXV. КАБИНЕТ ИМПЕРАТОРА На следующий день маркиз де Монтолон отправился в Тюильри. Брат его отца был в прежнее время доверенным лицом Людовика Наполеона, и Клод тем более рассчитывал на успех разговора, который он хотел иметь с императором.Дело Камерата, его мнимая смерть и возвращение дали повод к обстоятельным розыскам, и хотя последние не увенчались настоящими объяснениями, однако некоторые чиновники в Ла-Рокетт лишились своих мест, ибо полицейский префект Пиетри и министр серьезно взялись за это дело, так как император высказал им свое неудовольствие и недоверие.Конечно, принц Камерата был снова обезврежен, благодаря предусмотрительности Бачиоки, что еще более упрочило благосклонность к нему Наполеона, но, несмотря на это, дело сохранило свой таинственный характер, и император, равно как и императрица, глубоко ненавидели изгнанного принца.Разговор императора с Клодом был длинным и бурным.Маркиз де Монтолон горячо требовал объяснений по поводу исчезновения Долорес и Камерата, обвиняя в том преимущественно дурных советников императора. Он требовал строгого расследования и просил освободить обе жертвы придворных интриг, убеждая, что император тем докажет, что он далек от происков недостойных доверенных лиц.Наполеон, преодолев свой гнев, выслушал это заявление внешне очень спокойно, но объявил, что дело сеньоры Долорес Кортино его не касается и что он ничего не может сделать для принца Камерата, так как должен уважать законы. Совершая один опрометчивый поступок за другим, принц Камерата должен самого себя винить в последствиях того, что он принял ложное имя и нарушил закон о дуэлях.Маркиз напрасно старался напомнить императору заслуги и подвиги молодого, смелого генерала; Наполеон пожал плечами и снова повторил, что не может отменить судебного приговора и поставить под сомнение авторитет закона.Клод не мог удержаться, чтобы в сильных выражениях не обрисовать беспорядков в управлении, не напомнить о неизбежных дурных последствиях этого и не потребовать улучшений. Людовик Наполеон, чрезвычайно сдержанный в своих ответах, пришел к убеждению, что люди, подобные маркизу, могут быть очень опасны для его правления; про себя он уже решил навсегда оставить принца Камерата в Кайене, так что Клод достиг совершенно противоположного тому, чего желал. Даже благородное хладнокровие этого человека возмутилось скрытой ненавистью, планами и действиями Наполеона; даже Клод увлекся, Клод, который до сих пор был известен как рассудительный и кроткий судья, и это именно указывает наилучшим образом на внутреннее падение человека, «который лжет!»Клод вышел от императора, чувствуя, что совершенно даром тратил слова. Он говорил сам себе, что, хоть и не достиг своей цели, но хорошо узнал императора.Когда он возвратился домой, Хуан, взглянув на его серьезное лицо, угадал, что нет никакой надежды для Камерата. Он подошел к маркизу и протянул ему руку.— Не сердись, если я уеду и попробую освободить несчастного, томящегося в стране лихорадок, если я хитростью или силой вырву его из рук палачей.— Не поступай опрометчиво, Хуан, — уговаривал его маркиз с отеческой любовью.— Надо спасти принца! Я пожертвую для этого своей жизнью. О, Пресвятая Матерь Божья, такова ли награда героям французской армии. Проклятие тому, кто сражается в этих рядах, и наступит наконец время, когда французское войско будет состоять только из неспособных и недостойных людей!— Ты прав, Хуан, наказание не замедлит наступить, — ответил маркиз. — Дай Бог, чтобы оно постигло не отечество мое, а только виновных!Хуан решился во что бы то ни стало освободить изгнанного принца. В продолжение всех следующих недель он составлял планы, которых не сообщал маркизу, пока они не созрели.Когда маркиз вышел из кабинета императора, туда вошел государственный казначей, так называемый двоюродный брат Людовика Наполеона.О чем говорили эти два человека многие часы, что открыл Бачиоки императору, принудил ли он своего благородного родственника исполнить все свои требования, — этого никто не знает, так как никто не слышал их разговора. Также трудно решить, принимали ли Наполеон и Евгения (как носилась потом молва) какое-либо участие в последовавших вскоре гнусных деяниях Бачиоки, но не подлежит сомнению, что они воспользовались последствиями и выгодами этих деяний. Евгения ненавидела Софью Говард, как ненавидел Наполеон принца Камерата, и как последний был в тягость боявшейся его императрице, так точно была в тягость Наполеону англичанка, возведенная в достоинство графини Борегар.Что Бачиоки имел таинственную власть над Людовиком Наполеоном, было видно из полученных графом громадных сумм и почетных должностей, но более всего из того, что все преступления этого человека и его корыстолюбие скрывались и не подвергались наказанию. А может быть, были опасения, что Бачиоки выдал бы своих соучастников, если бы его тогда подвергли суду.После дружественной беседы с императором в его кабинете государственный казначей принял участие в обеде, к которому был милостиво приглашен своим коронованным двоюродным братом. Однако это, по-видимому, имело свое основание, потому что при наступлении вечера Бачиоки ушел опять с императором в его кабинет, приказав слугам провести девушку, которая будет его спрашивать, в императорские покои, но через ту переднюю, где не было камергеров и адъютантов.Впрочем, подобные приказания Бачиоки не были редкостью. Как в Тюильри, так и в Елисейском дворце очень часто проходили Девушки через пустые залы, и в этом отношении Бачиоки был знаток, человек со вкусом и лукавый, эксплуатировавший любовные тайны Тюильри тогда только, когда предвидел в этом выгоду. Он очень хорошо знал, что было по сердцу императору, и был тайным слугой, какого только может желать могущественный человек, любивший удовольствия и обладающий миллионами.Маргарита Беланже отправилась в Тюильри по приказанию своей матери, которой боялась и поручения которой обыкновенно исполняла немедленно. Прелестная девушка надела поверх чистого, светлого платья старый платок, плотно стянув его спереди. Маленькая простенькая шляпа прикрывала ее прекрасные темные волосы.Поднимаясь по лестнице в ту часть дворца, где жил Бачиоки, она дрожала, будто предчувствовала несчастье, медлила войти, но не смела вернуться назад. Она знала строгость и неумолимую жестокость своей матери, знала, какие неприятности ее ожидают, если она вернется, не исполнив поручения. Бедная дрожащая голубка находилась между двумя ястребами — как здесь, так и там участь ее была ужасна.Наконец она решилась и подошла к покоям, чтобы в передней спросить у слуг о графе.Она застенчиво потупила свои прекрасные глаза с длинными ресницами, когда наглые слуги с улыбкой осматривали ее и перешептывались; потом она пошла за одним из них, который повел ее через ряд пустых комнат к императорскому флигелю; она не знала куда шла, она должна была исполнить приказание матери.В салоне, возле кабинета императора, ее принял Бачиоки; он осмотрел хорошенькую. Маргариту и нашел ее очаровательной и вполне соответствующей вкусу его господина, поэтому он предвидел, какое получит вознаграждение.Государственный казначей повел застенчивую и робкую девушку в кабинет, сказав ей, что она получит там ответ. И невинное дитя последовало за Бачиоки, который, введя ее, немедленно вышел из кабинета.Здесь разыгралась одна из бесчисленных Тюильрийских драм.Маргарита Беланже не вымышленное лицо, она жила и страдала, бумаги о ней найдены в 1870 году между секретными документами Тюильри.Что произошло в тот вечер в кабинете, какие предложения и обещания делали бедной девушке, мать которой была настоящая мегера, и какую наконец употребили силу, чтобы овладеть этим прекрасным существом, невинность и непорочность которого мужественно сопротивлялись, — мы предоставляем догадываться нашим читателям.Спустя полчаса Маргарита, без шляпы, с распущенными волосами, с диким взглядом, точно испуганная лань, желающая во что бы то ни стало избегнуть погибели, выбежала из кабинета в пустую переднюю; ничто не могло препятствовать ее бегству. Чтобы спастись от Бачиоки и его людей, она выскочила бы из окна, если бы двери были заперты. Ее невинность и непорочность одержали верх, но она чувствовала, что должна бежать, бежать дальше отсюда, чтобы спастись.Ее маленькие ножки едва касались пола; с бледным, расстроенным лицом, дрожа всем телом, достигла она двери, через которую вошла. Запыхавшись, промчалась мимо слуг, потом добежала до лестницы, быстро спустилась по ступенькам и наконец дошла до наружных дверей; через несколько секунд она стояла у главного подъезда Тюильрийского дворца и вдыхала свежий вечерний воздух.Но она не смела медлить здесь, хотя была утомлена, может быть, ее преследовали.Как тень скользила она вдоль стены через обширный двор, желая достигнуть ворот. Она бежала все дальше, побуждаемая мучительным страхом, и не заметила, в какую улицу повернула; каждый шум позади пугал ее и побуждал бежать еще быстрее; Тюильри остался уже далеко, но она продолжала бежать.Не выбирая дороги, она бежала через темные улицы к Бельвилю и, только приблизившись к совершенно ненаселенной части этого предместья, увидела, что шла по дороге к дому матери; направляло ли ее шаги то влечение ребенка, которое заставляет его обращаться во всех нуждах к матери? Искала ли она у нее защиты и помощи?Бедная Маргарита! Тебе отказано в том, что для других детей так бескорыстно бережется! Ты не найдешь защиты у любящего материнского сердца, ты покинута и беспомощна.Бедная, изнуренная девушка вдруг остолбенела, как преследуемое животное, видящее перед собой новую опасность и стоящее несколько минут неподвижно, чтобы потом еще быстрее продолжать свое бегство.Маргарита задыхалась, ее глаза были широко раскрыты, капли пота выступили на лбу, ноги не двигались, она не смела возвратиться домой к матери, мучительный страх овладел ею; крупные слезы текли по ее лицу. Скорбь и страх почти душили ее, так что она едва могла дышать.Послышались шаги; не оборачиваясь назад, она побежала дальше через пустое пространство около Бельвиля; кругом господствовал глубокий мрак. Она приблизилась к рельсам, проведенным в Париж по всем направлениям, здесь царствовала тишина, могильная тишина. Вблизи ни одного дома, ни одного человека.Она остановилась и несколько минут прислушивалась, колени ее дрожали от усталости; лишившись сил вследствие мучительного страха, борьбы и продолжительного бега, она упала у самых рельсов, не замечая страшной опасности, угрожавшей ей в этом месте. Она не чувствовала холодного железа — она была без чувств.Ночной ветер развевал ее волосы, лицо ее было мертвенно бледно, маленькие ручки и ножки лежали неподвижно. От утомления она перешла из бесчувственного состояния в глубокий, крепкий сон, в котором забыла все перенесенные страдания. Платок согревал ее тело, которое покоилось отчасти на траве, возле рельсов, отчасти на железе.Таким образом Маргарита проспала больше часа; полночь уже миновала, бледная четверть луны выглядывала из-за облаков, бросая таинственный, слабый свет на безлюдную местность и на спящую девушку.Вдали послышался слабый стук колес, рельсы чуть-чуть дрожали; не разбудят ли спящую девушку шум и дрожание земли? О, милосердный Боже, если это поезд, если неудержимо мчащийся локомотив достигнет этого места скорее, чем спящая, проснувшись в последнюю минуту, будет в состоянии оставить его?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69