– А я ни о чем не догадывался!
– Еще бы, вы же не называете себя хирургом, как некоторые! – с пугающей ухмылкой ответил доктор. – На этот раз мы оставим рану открытой, будем промывать ее четыре раза в день терпентиновым спиртом. – Он со стуком поставил на бюро возле кровати бутылку черного цвета и продолжал: – Ваш герцог будет орать, как ненормальный, когда придет в себя. Так что приготовьтесь, это будет нелегко. Я пробуду тут до завтрашнего вечера. Если он доживет до того времени, то, наверное, сможет выжить. Или умрет.
– Святые угодники, сейчас же Рождество! – застонал Финчли.
– Еще нет, – поправил его Треглоун. – До Рождества осталось несколько дней. Думаю, вскорости вы сами поймете, испортит его светлость праздники своей кончиной или нет. Еще раз промойте рану через шесть часов. Это надо делать и ночью.
– Да, сэр, – ответил камердинер, – все будет исполнено.
– Интересно, когда приедут хозяева и остальные гости? Мы, здешние жители, еще не видели супругу нашего герцога. Восемь лет назад она уехала в Париж, так и не побывав в загородных владениях. Все мои пациенты вне себя от нетерпения, так хотят ее увидеть.
– Через несколько дней увидят, как я понимаю.
Треглоун хмыкнул.
– Этот рождественский прием – просто из ряда вон, доложу я вам, – сказал он. – Представьте себе – внизу веселятся гости, наверху – больной герцог кричит от боли. Просто как в каком-то романе, не иначе.
Финчли оглядел красиво обставленную старинную спальню. Герцогиня Бомон распорядилась поместить герцога Вильерса в королевские апартаменты. Герцог непременно оценил бы иронию судьбы, если бы пробыл в сознании достаточно долго, чтобы увидеть, куда его поместили.
– И еще: давайте ему много жидкости, если сможете заставить ее проглотить, – посоветовал Треглоун, направляясь к двери. – Я постараюсь заехать сюда позже, если смогу. У нас тут то и дело роды, а повитуха сама недавно родила. Так что у меня нет времени на исправление ошибок лондонских эскулапов! – Он презрительно фыркнул и вышел.
Финчли посмотрел на своего господина. Тот лежал на кровати неподвижно, вытянувшись во весь рост, словно уже приготовился к приходу гробовщика.
Глава 42
20 декабря
Имение Бомона находилось в Дорсете, возле городка Стеринстер-Ньютон, по меньшей мере в трех днях пути от Лондона. К концу третьего дня путешествия, уже в сумерках, карета, в которой ехали Джемма и Поппи, остановилась у гостиницы «Кольцо из роз». Навстречу тут же выбежал хозяин, сиявший от счастья, что удостоился посещения не одной, а сразу двух герцогинь.
– Ваши светлости, госпожи герцогини, – затараторил он, довольно потирая руки. – Ваши слуги уже все приготовили, чтобы удобно вас разместить!
– Чудесно, – ответила Джемма.
– Его светлость тоже уже изволили прибыть, – сообщил ей хозяин.
– Вот как? – удивилась она. – Я думала, Бомон еще занят на последнем в этом году заседании парламента, и уже начала бояться, что оно никогда не кончится. Должно быть, он мчался как ветер, чтобы догнать нас.
Однако когда обе дамы вошли в гостиницу, стало ясно, что хозяин имел в виду совсем не Бомона. Проходя мимо открытой двери общей залы, Поппи заглянула внутрь и остановилась как вкопанная: в конце залы за одним из столов сидел, привалясь спиной к бревенчатой стене, молодой человек – высокий, одетый во все черное, с зачесанными назад волосами, чей облик неопровержимо свидетельствовал о благородном происхождении.
Это был Флетчер. Он заметил приросшую к месту Поппи и в знак приветствия поднял пивную кружку.
Просто растаяв от радости, юная герцогиня восторженно помахала мужу рукой, как пятилетняя девочка. Он сидел, вытянув вперед ноги, и не казался таким элегантным, как обычно: камзол нараспашку, на шее простой шейный платок.
От восторга у Поппи даже немного закружилась голова, и юная герцогиня чуть ли не бегом бросилась по узкому коридору догонять Джемму.
– Попробую угадать, что случилось, – сказала та, окинув взглядом подругу. Похоже, Бомон все еще дискутирует в парламенте по поводу конца цивилизованного мира.
– Флетч приехал, – прошептала Поппи. – Он здесь, в этой гостинице.
– И проведет ночь в твоей комнате? – озорно посмотрела на подругу Джемма.
– Не знаю…
– Скажите, любезный, – повернулась герцогиня Бомон к хозяину, – сколько комнат зарезервировано для наших гостей?
– Сейчас вы, ваша светлость, ваша спутница и герцог занимаете три моих лучшие комнаты, – кланяясь, ответил тот. – Еще шесть предназначены для вашего окружения. Я надеюсь, что у меня вы найдете все необходимое для удобного ночлега.
При мысли о предстоящей ночи у Поппи упало сердце – любовные утехи с Флетчем ее по-прежнему страшили. Так с какой стати ей желать, чтобы он провел ночь у нее?
– Я ему прискучила, – прошептала она с грустью.
– В таком случае почему бы тебе не войти к нему в комнату обнаженной? Посмотришь, что будет. Спорим на мою лучшую шахматную доску, что ты проведешь с ним ночь?
– Это было бы слишком неловко, – пробормотала Поппи, ужаснувшись, что могла даже подумать о таком бесстыдстве.
За ужином Флетч и Джемма поддразнивали друг друга и напропалую кокетничали, а Поппи все время молчала, словно глупенькая младшая сестренка, которой разрешили составить компанию взрослым.
Герцог захватил с собой номер «Тэтлера».
– У меня не было времени его прочесть, – сказал он, – но, думаю, там вряд ли одобрительно высказываются о вашем рождественском приеме.
– Позвольте мне взглянуть! – Джемма выхватила газету у него из рук и стала быстро просматривать. – Но тут пишут не о моем приеме, а о вас, Флетч. О, ваша недавняя речь в палате произвела большое впечатление.
– С каких это пор «Тэтлер» занялся политикой? – удивился Флетч.
– Поздравляю. – Поппи коснулась его руки, и на мгновение их глаза встретились.
Джемма перевернула страницу.
– А вот и заметка о моем приеме, – сказала она. – Но кажется, не столько о приеме, сколько о моем брате. Ввиду приближающейся кончины герцога Вильерса предлагается высылать завзятых дуэлянтов во Францию вместе с сестрами, которых обвиняют, цитирую, «в таком преступлении, как крайняя вульгарность» Ну уж вульгарность мне совершенно не свойственна.
– По-вашему, это слово применимо только к другим людям? – спросил герцог.
– Естественно. Кстати, я вкладываю в него самые разнообразные значения.
– Например?
– Целомудренность.
Флетч расхохотался. Занятый игривым разговором с Джеммой, он почти не смотрел на жену, а она просто не могла отвести от него глаз. Он уже не выглядел записным франтом, как раньше, хотя камзол по-прежнему идеально сидел на его ладной широкоплечей фигуре.
– В вашем лексиконе наверняка есть такие слова, которые вы никогда не применяли к собственной персоне, – заметила Джемма. – Правда, Поппи? Помоги-ка мне, дорогая! Ну, скажем, слабый, вялый?
– Да, это слово может относиться к кому угодно из мужчин, но только не ко мне, – быстро сказал Флетч.
Поппи ничего не поняла из их разговора, но на всякий случай улыбнулась.
– В отношении себя я бы применил слово «феникс», – продолжал герцог. – Как бы ни был силен жар пламени, феникс, сгорая, всегда возрождается к жизни.
– О чем вы говорите? – не выдержала Поппи.
Джемма только хихикнула в ответ, а Флетч бросил:
– О вульгарных вещах, дорогая.
Мать всегда внушала Поппи, что леди не должна замечать вульгарных вещей. Но почему Джемма и Флетч о них заговорили?
– Не могли бы вы объяснить мне, в чем дело? – попросила она. Слышавшая их беседу служанка тоже прыснула, отчего любопытство Поппи только усилилось.
– Эту честь я предоставляю вам, – ответила герцогу Джемма.
Флетч посмотрел на жену.
– Феникс, о котором идет речь, – это мужской орган, – сказал он.
– Ну конечно! – сообразила Поппи. – А пламя – это сифилис?
– Нет! – поспешно ответил герцог. – Я тебе потом объясню.
– Мне кажется, я и так все поняла, – пожала плечами Поппи. – Шекспир писал: «Растают замки, как мираж в пустыне». А ты хотел сказать, что твой феникс не тает.
Джемма рассмеялась, а Флетч только изумленно посмотрел на жену.
– Удивлены? – спросила Поппи. – Недаром же я уже четыре года замужем! К тому же я много времени уделяю работе с раскаявшимися блудницами в нашем Благотворительном обществе.
– Ты вызываешь у меня беспокойство, – усмехнулась Джемма.
– А вы видели новую гравюру Джорджа Таунли Стаббза «Его высочество у Фиц»?
– У Фиц – то есть у миссис Фитзерберт? – уточнила Джемма.
– Да, – кивнула Поппи. – На этой гравюре его высочество одет, а на миссис Фитзерберт ничего нет.
Флетч принялся рассказывать о гравюре с изображением принца под названием «Утро после бракосочетания», и Поппи, решив, что достаточно продемонстрировала им свою осведомленность, после чего они вряд ли будут считать ее наивной дурочкой, вновь стала наблюдать за мужем.
Он по-прежнему носил маленькую бородку, закрывавшую ямочку на подбородке, но теперь даже эта эспаньолка начала герцогине нравиться. Бородка придавала Флетчу более мужественный вид – герцог вовсе не был «хорошеньким мальчиком», как любила повторять леди Флора.
Нет, подумала Поппи, его совсем нельзя так назвать. Взять хотя бы его глаза – черные в центре, серо-голубые по краям, они совсем не напоминали глаза херувима. И вообще, Флетч, высокий, широкоплечий, с густыми, стянутыми в косу волосами, казался таким же диким и неистовым, как первопроходцы в Америке, которые рыскали по лесам, охотясь на аллигаторов и опоссумов…
Из задумчивости герцогиню вывела служанка, приносившая еду: девушка явно пыталась обратить на себя внимание Флетча. Она то и дело задевала его грудью и, предлагая отведать того или иного блюда, наклонялась так, что не только герцог, но и Поппи могли видеть ее грудь, и герцогиня не без зависти отметила, что бюст у служанки намного больше, чем у нее. Кроме того, девица то и дело демонстративно облизывала губы, что было совсем уж отвратительно.
Наконец служанка оторвалась от герцога и обратила внимание на Поппи: она подошла к герцогине и не слишком почтительно предложила пирожные со взбитыми сливками. Холмики сливок подрагивали, как ее пышные груди.
Задумчиво посмотрев на них, Поппи отпила вина из бокала Девица тем временем отвлеклась, начав отряхивать крошки, якобы упавшие на бедро Флетчу, который и не подумал возражать. Эта бессовестная посмела коснуться его бедра!
Служанка снова повернулась к Поппи и налила ей чаю, всем своим видом демонстрируя свою неприязнь. Но за что? За то что Поппи не сразу поняла шутку про феникса? Служанка вновь наклонилась, и ее огромная грудь оказалась прямо перед глазами юной герцогини.
В следующее мгновение кусок пудинга, лежавший на тарелке Поппи, оказался в вырезе нахалки.
Служанка завопила и аж подпрыгнула.
Поппи с извиняющейся улыбкой поднялась со своего места.
– Ах, какая я неловкая, – проворковала она. – Выронила свой пудинг!
Прибежал встревоженный хозяин. Одним взглядом оценив обстановку, он схватил служанку за руку и потащил прочь. Из коридора донесся его гневный голос:
– Прибереги свои штучки для тех, кому они по душе! Сколько раз я просил тебя не приставать к гостям! Ты позоришь мое заведение!
– Если бы на моих глазах здесь явился феникс, я была бы меньше удивлена, – расхохоталась Джемма.
Флетч встал со стула и потянулся – при желании он мог бы достать до потолка.
– Жена, – проговорил он неторопливо, – ты меня пугаешь.
Поппи тряхнула головой, с удовольствием ощутив, как всколыхнулись не обремененные клеем и пудрой волосы, и, обогнав Флетча, быстро двинулась вперед по коридору. Через мгновение большая теплая рука мужа обвила ее талию, и он сказал ей на ухо своим глубоким голосом:
– Ты плохо вела себя, Пердита.
– Девица получила по заслугам, – через плечо ответила герцогиня.
Флетч рассмеялся, и она ощутила, что кровь быстрее побегала по жилам.
– Жаль, что в твоем декольте маловато места для пудинга, – заметил он, глядя на ее грудь. – Было бы интересно использовать твой бюст как тарелку.
Проследив за взглядом мужа, Поппи тоже посмотрела вниз – сверху ее грудь вовсе не казалась маленькой. К своему удивлению, она почувствовала легкое возбуждающее покалывание во всем теле – ей показалось, что Флетч сейчас прикоснется к ее груди.
Но вместо этого он взял Поппи под руку и двинулся дальше, как будто ничего не произошло.
«Боже, какой же я была глупой», – осенило ее. Возбуждающее тепло, разлившееся внизу живота, и означало желание! Да, она желала Флетча! Как ей хотелось предложить ему угоститься пудингом у нее на груди!
Теперь-то она понимала, что такое желать мужчину так, как говорила Джемма. Но не слишком ли поздно пришло это понимание?
У Поппи горестно сжалось сердце – из-за ее глупых предрассудков потеряно целых четыре года!..
Глава 43
Шанс, что Флетч придет к ней в комнату, все-таки был, пусть и небольшой. Может, он хотя бы захочет пожелать ей спокойной ночи? На всякий случай Поппи достала свои недавние покупки – показать ему, если Флетч все-таки постучит в ее дверь. Но время шло, а он все не приходил. Лежа в кровати, она рассматривала свои сокровища – сначала аметистовую жеоду, потом статуэтку Амура и Психеи.
Сон все не шел. В голове крутились самые странные мысли. Она представляла себе комнату Флетча: вот он сидит без рубашки, как тогда, в Оксфорде, когда принимал ванну… Потом в ее воображении возникла другая картинка – как он поднялся на ноги и отряхнулся, во все стороны разбрызгивая воду…
Поппи крутилась в постели юлой, пытаясь устроиться поудобнее и успокоиться, но где там – Флетч не выходил у нее из головы.
Поппи снова и снова вспоминала, как он вставал из ванны и струйки воды бежали по его груди и животу вниз, к паху. Да ведь прежде она редко смотрела на мужа, особенно в первый год после свадьбы – боялась, что ее стошнит, о чем предупреждала леди Флора.
Раньше ощущения Поппи от его прикосновения были совсем иными, а сейчас ей даже хотелось, чтобы он прикоснулся к ней, она просто таяла от одной мысли о том, что Флетч может…
Поппи снова перевернулась на другой бок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42