– Что ты хотел сказать о маме?
– Ты прекрасно знаешь, что леди Флора переехала в наш дом, – мрачно сверкнув глазами, сказал Флетчер. – Прошло уже два месяца, но она, похоже, и не думает перебираться обратно.
– Уверена, ты найдешь с ней общий язык, – пожала плечами Поппи, с удовольствием отмечая, что отчуждение в его взгляде ее больше не пугает.
– Что ты задумала? – прищурился герцог. – Кто состряпал этот безумный план? Признайся, тебя подучила герцогиня Бомон?
– Она ничего не знает о моем плане, уверяю тебя, – честно призналась Поппи. – Единственное, о чем я с ней говорила, – это совместная поездка за город на Рождество. И уж конечно, я не посвящала ее светлость в свои умозаключения о нашем с тобой браке. Но она знает, что о нем думаешь ты. Должно быть, сейчас об этом наслышана большая часть Лондона.
– А ты стала злой, – заметил Флетчер.
– О Господи, не хотела тебя обидеть, – ответила Поппи. – Но я столько времени и душевных сил потратила на безуспешные попытки пробудить в тебе любовь, что поневоле очерствела.
– Твоя мать… – проговорил герцог, ощущая свое бессилие что-либо изменить.
Ярость, тлевшая в груди Поппи, вспыхнула с новой силой – похоже, Флетча волнует только неудобство, связанное с переездом в его дом леди Флоры. Хотя, конечно, его можно понять: маман трудно назвать приятной соседкой.
– Ладно, я поговорю с ней, – снисходительно согласилась Поппи, решив, однако, этим и ограничиться – она просто поблагодарит леди Флору за помощь.
– Поппи! – позвал Флетчер, и в его голосе звучала мольба.
Но герцогиня уже перевернула эту страницу своей жизни. А муж… Он мог отправляться куда угодно, хоть в преисподнюю, со всеми своими изысканными черными одеяниями и неотразимым обаянием! Она развернулась и не прощаясь направилась к двери.
– Поппи!
Она вышла, не удостоив его даже взглядом.
Глава 18
Особняк Бомонов
Тем же вечером
– Рада, слышать, что Вильерсу лучше, – сказала Джемма, расставляя шахматные фигуры на доске.
– Я бы не сказал, что намного, – ответил сидевший напротив герцог Бомон. – Из записки, полученной сегодня утром от его камердинера, ясно, что большую часть дня у него по-прежнему держится жар. Возможно, непосредственная опасность миновала, но бедняге предстоит еще долгая борьба с болезнью. Ну что, мы начинаем вторую партию нашего матча?
– Не думаю, что это стоит делать до выздоровления Вильерса.
– Но почему? Только потому, что первые две игры – со мной и с Вильерсом – вы сыграли одновременно? Но это не обязывает нас поступать так и дальше. Именно тот факт, что первые партии состоялись одновременно, и породил досадное предположение, что вы делали выбор между мной и Вильерсом.
Джемма внимательно посмотрела на мужа, но тот, спрятав глаза в тени густых ресниц, разглядывал черную шахматную королеву.
– Вы вызвали меня на матч, едва до вас дошло известие о моем матче с Вильерсом, – напомнила герцогиня. – Так что предположение, о котором вы говорите, возникло сначала у вас, а уж потом – у всех остальных.
– Если мы сыграем партию, пока Вильерс пребывает в беспомощном состоянии, то нездоровый интерес к следующему претенденту на ваше ложе несколько поутихнет.
Должно быть, в нем говорил политик, ибо кто иной мог бы абсолютно бесстрастно обсуждать столь деликатный вопрос? Разумеется, его волновала только собственная репутация.
– Есть опасность, что Вильерс не выживет? – спросила герцогиня, вертя в руках шахматного слона.
– Он в тяжелом состоянии. Герцогу повезет, если он останется в живых.
– Боже! – прошептала подавленная Джемма.
– Его смерть разобьет вам сердце? – по-прежнему не глядя на нее, задал вопрос Бомон. – Если так, то я глубоко сожалею о его болезни.
– С чего вы взяли? Конечно, нет. Я знала его совсем недолго, хотя между нами уже начали складываться дружеские отношения. Мне нравилось с ним общаться. Бедный Вильерс!
– Возможно, вас связывали более чем дружеские отношения, – бесстрастно предположил герцог.
– У меня исключительно крепкое сердце, – заметила герцогиня. Разговор начал ее раздражать – слишком бесцеремонно муж пытался вторгнуться в запретный мир ее чувств. – Оно не выдержало только один раз, много лет назад, и разбили его вы, Элайджа. С тех пор оно принадлежит только мне.
– Вы говорите, я разбил вам сердце? – удивился Бомон.
– А вы так не думаете?
– Нет. Я думал, что отчуждение между нами возникло только потому, что у нас было мало общего.
– Это и есть самое ужасное, – печально кивнула герцогиня. – У нас действительно было мало общего, но даже из этого малого я ухитрилась выстроить себе огромный воздушный замок. Слово «замужество» иногда лишает женщин здравомыслия. Но вы дали мне хороший урок.
– Я прошу у вас прощения.
Джемма бросила на мужа испытующий взгляд из-под ресниц – разумеется, герцог выглядел уставшим, но не казался изможденным, как бывало иногда, когда он являлся домой бледным, с тенями под глазами, с запавшими щеками.
– Чем вы сейчас занимаетесь в палате лордов? – рискнула она спросить.
– Шотландцами и бренди.
– Шотландцами? Ах, это, видимо, связано с церемонией представления шотландцев в палате?
– Так вы читали в газетах об этом сумбурном событии? – удивленно поднял брови герцог. – Мне казалось, вы не интересуетесь политикой.
– Не столько политикой, сколько политиками, как людьми здравомыслящими, – сказала Джемма, задетая замечанием мужа. – У меня, конечно, нет времени читать все газеты, но я стараюсь быть в курсе событий. Разумеется, – не удержавшись, добавила она, – я понимаю в политике гораздо меньше, чем ваша мисс Татлок.
– О, мисс Татлок действительно выдающаяся женщина, – согласился Элайджа даже с некоторой гордостью. – Она обладает уникальным для своего возраста и пола политическим чутьем. Представляете, сегодня на заседании Королевского общества она внесла предложение, на которое обратил внимание даже лорд Роллинс!
– Неужели? – удивилась Джемма, решив, что мисс Татлок ей совершенно несимпатична. – И как же это произошло?
– Сегодня я читал там лекцию, поэтому и не пошел в парламент, – пустился в объяснения Бомон. – Мисс Татлок руководит женской секцией. Обычно лекции проводятся для действительных членов общества, но иногда мы приглашаем на них и дам.
Джемма размышляла, стоит ли признаться, что она знает о его лекции, но решила, что не стоит, поскольку никто не удосужился ей сообщить об этом выступлении.
– Мисс Татлок поступила весьма смело, придя на вашу лекцию, – проговорила она. – Позвольте спросить, не по вашей ли инициативе ее пригласили?
– Пожалуй, слово «смело» здесь неуместно, – возразил герцог.
– Вы находите? Но на прошлой неделе «Морнинг пост», как вы помните, снова писала о ваших отношениях с этой девицей. И вы прятали глаза после приватной беседы на музыкальном представлении у лорда Рочестера. Интересно, что, по мнению мисс Татлок, произойдет со мной, если ей удастся прельстить вас своими многочисленными достоинствами?
К удивлению Джеммы, Элайджа не стал притворяться, что не понимает, о чем идет речь.
– Вероятно, она надеется, что вы зачахнете от какой-нибудь тяжелой болезни, – сказал он. – Молодые влюбленные женщины готовы поверить во все, что угодно.
– Но я совершенно здорова, – без тени беспокойства заметила герцогиня. – Так мы играем?
– Если вы не хотите возобновить матч, мы могли бы сыграть партию просто так.
Ни Джемма, ни Элайджа не произнесли то, что было очевидно для обоих, – если Вильерса не станет до завершения матча с герцогиней, то вместе с ним умрет и интерес к поединку супругов Бомон.
– Замечательная идея! – обрадовалась герцогиня. – Сыграем одну-две партии просто так, для удовольствия, а матч продолжим после выздоровления Леопольда.
– Леопольда? – удивленно переспросил Бомон.
– Так зовут Вильерса, – пояснила Джемма с самым невинным видом. – Разве вы не знаете? Я думала, вы с ним друзья детства.
– Оказывается, и вы с ним настолько близки, что даже называете друг друга по имени. Я и не подозревал об этом.
Герцогиня двинула вперед пешку. Обдумывая ходы, переставляя фигуры, она постепенно с головой ушла в игру, и тревожные мысли о Бомоне, несносной выскочке мисс Татлок и тяжелом состоянии Вильерса отлетели прочь.
Через час она сказала мужу с торжествующей улыбкой:
– Вот теперь мне стало легче.
– А мне наоборот, – кисло заметил он.
– Зато вы выиграли первую партию матча. Нынешняя же партия, в которой победа досталась мне, значения для матча не имеет. И все же я очень довольна выигрышем.
– Давайте все-таки начнем вторую партию матча, – предложил Элайджа. – Пожалуйста, не заставляйте меня дожидаться смерти Вильерса, это слишком отвратительно.
Кивнув, Джемма быстро расставила на доске фигуры и двинула ферзевую пешку на d-4.
Бомон сделал аналогичный ход на d-5. Для первого дня очередной партии этого было достаточно.
Герцог поднялся со стула. Как он все-таки удивительно красив, подумала Джемма, невольно залюбовавшись им. Неудивительно, что он приобрел такое влияние в парламенте.
– По правде говоря, я зашел к вам, чтобы кое о чем вас спросить, Джемма, – сказал Бомон.
Герцогиня промолчала, всем своим видом выражая удивление.
– Ваше возвращение из Франции имеет целью зачатие наследника, – продолжал он. – Имеете ли вы какой-либо конкретный план на этот счет?
«Другими словами, не желаете ли вы отправиться со мной в постель?» – мысленно расшифровала смысл его слов Джемма. Неожиданно для нее самой предложение герцога показалось ей интересным.
– Я спросил потому, что если Вильерс вдруг поправится и выиграет матч, это изменит наши планы.
Джемма напряглась.
– Вы полагаете, что я стану призом для победителя? – спросила она. – Уверяю вас, что никогда не сделаю ставкой в игре ни себя, ни свое тело.
– Проблема не в том, одариваете ли вы кого-либо своей благосклонностью или нет и кого именно, – без тени волнения ответил Бомон. – Поймите, доведись Вильерсу выиграть матч, весь Лондон будет убежден, что вы делите с ним постель. Правда это или нет, не будет иметь никакого значения.
– Я не согласна, что это не имеет значения, – с обидой возразила герцогиня. – Говоря так, вы допускаете, что ваш наследник может оказаться ребенком Вильерса!
– Вы меня неправильно поняли, Джемма. – Бомон, как всегда, оставался спокоен и терпелив. – Я прекрасно знаю, что вы не из тех дам, которые готовы понести от кого угодно.
У нее сжалось сердце – это было уже явное оскорбление, нанесенное с холодным расчетом и прямо в сердце противника. В своей частной жизни Джемма никогда не ладила с реальностью и логикой. Реальность заключалась в том, что, живя в Париже, герцогиня изменяла мужу, хотя, разумеется, ее временные союзы не приводили к рождению детей. В понимании Джеммы тот факт, что Бомон открыто изменял ей как в прошлом, так, по-видимому, и теперь с той или иной своей любовницей, был гораздо более тяжким прегрешением.
– Если наш ребенок будет зачат сейчас, когда столь силен интерес к вашему матчу с Вильерсом, – гнул свою линию Бомон, – многие сочтут его незаконнорожденным. Самое малое, дитя рискует потерять право на наследство, что поставит под удар его будущее счастье.
– Вы правы, – согласилась Джемма.
– Было бы разумнее просить вас прекратить матч, но я взял себе за правило никогда не просить у других политиков того, что они не могут мне дать, такого же правила я придерживаюсь и в домашних делах.
– Если вы плохо себя чувствуете, я тотчас откажусь от игры с Вильерсом. Что, у вас опять был обморок?
– Слава Богу, нет.
– Тогда лучше все-таки подождать с… близостью до окончания матча, как вы и сказали.
Герцог поклонился:
– В таком случае…
– Но это не означает, что вы можете заигрывать с многоуважаемой мисс Татлок. Не забывайте, я нахожусь в добром здравии и отнюдь не собираюсь зачахнуть от неизлечимой болезни.
– Рад это слышать.
– Боюсь, мисс Татлок не разделила бы вашей радости.
– Подумать только, герцогиня Бомон ревнует! – рассмеялся Элайджа, и его смех порадовал Джемму еще и потому, что смеялся Бомон чрезвычайно редко. – Я уж и не надеялся дождаться этого дня! Должен признаться, это побуждает меня относиться к мисс Татлок более снисходительно.
– Я никогда не умела делиться, Элайджа, как вы убедились вскоре после нашей свадьбы, не правда ли? – парировала Джемма, поднимаясь со стула.
Он хотел ответить, но герцогиня не желала больше слышать ни гладких дипломатичных объяснений, ни извинений – бросив на него загадочный многообещающий взгляд, какими обычно одаривают любовников, она привлекла мужа к себе и приникла к его губам.
О, как свеж и сладостен был их вкус! Поцелуй должен был стать для Бомона предупреждением, обещанием, знаком ее власти над ним. Но в тот момент, когда ее рука обвила шею мужа и они сильнее прильнули друг к другу, Джемма вспомнила то, о чем совершенно забыла за годы жизни в Париже: поцелуи Бомона имели совершенно особое воздействие на нее – они снова превращали ее в юную, ранимую и беззащитную женщину, проплакавшую многие месяцы напролет после разрыва с мужем.
Джемма отскочила от герцога, едва не опрокинув шахматный столик, и постаралась придать своему лицу безмятежное выражение, чтобы Бомон не заметил ее смятения.
– Это предупреждение? – спросил он, испытующе глядя на нее темными непроницаемыми глазами.
Ах, как хорошо он ее знал… На мгновение сердце Джеммы снова болезненно сжалось, но она нашла в себе силы улыбнуться:
– Именно так, Элайджа, именно так.
Глава 19
Тем же вечером,
в значительно менее фешенебельном районе Лондона
Когда мисс Шарлотта Татлок обдумала события последних недель, у нее от восторга закружилась голова. Увы, не такова была реакция ее сестры Мей – обуреваемая сомнениями и дурными предчувствиями, та пришла в ужас от появившихся в газетах намеков на теплые отношения Шарлотты с герцогом Бомоном.
– Нет, я не верю! – в который раз принялась кричать Мей. – Как ты допустила? Слава Богу, что наша бедная мамочка не дожила до этого времени, слава Богу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42