– Мое имя – Людвиг Груднер. Позвольте предложить вашему вниманию какую-нибудь вещицу, к примеру, перчатку Генриха Восьмого, которой вы изволили любоваться.
– Нет, спасибо, – улыбнулась Поппи. – Меня больше интересуют природные редкости. Если не возражаете, мы хотели бы взглянуть на них.
– У меня есть африканская птица ланао – размах крыла десять футов, чучело прекрасной работы. Я держу его в другом месте, но смогу доставить его к вам уже завтра утром.
– Нет, чучел не надо, только редкости в полном смысле этого слова, – объяснила Поппи. – Мне хочется создать свой собственный кабинет диковинок. Я видела ваше объявление о продаже рога неизвестного животного.
– Замечательный экземпляр, – сказал мистер Груднер, – настоящее чудо. Увы, я уже продал его за триста фунтов.
– Целых триста фунтов! – не удержалась от восклицания Джемма. – Невероятно!
– Но второго такого нет, – возразил хозяин лавки. – Он стоит гораздо больше, уверяю вас, и я отдал его всего за триста фунтов только из уважения к лорду Стрейнджу, одному из лучших моих покупателей.
– Лорду Стрейнджу? – изумилась Джемма.
– О, он великий натуралист! – восхищенно заметил мистер Груднер. – Кроме того, что немаловажно, он может себе позволить столь дорогостоящее увлечение. У него одна из лучших коллекций редкостей в Англии, и большая ее часть приобретена в этом самом магазине у вашего покорного слуги.
– Ах, как жаль, что мне не удалось увидеть рог до того, как вы его продали, – огорчилась Поппи.
– Мой магазин просто ломится от изумительных вещей, – поспешил успокоить ее хозяин. – В наше время каждая дама должна иметь свое собрание всевозможных диковин. Позвольте мне показать вам еще что-нибудь, например, конечность русалки.
Оставив подругу, с интересом осматривавшую жутковатые экспонаты из коллекции мистера Груднера, Джемма принялась прохаживаться вдоль полок в поисках чего-нибудь более приятного для глаз. Очень скоро она обнаружила небольшую картину, целиком сделанную из перьев, и попыталась определить, что на ней изображено – обезьяна, взбирающаяся человеку на спину, человек, поднимающийся по лестнице, или корова под деревом. Когда это наскучило, она продолжила осмотр, и неожиданно ее взгляд упал на одинокую шахматную фигуру, водружению на невысокую подставку.
Белая королева в виде женщины, мастерски вырезанная из слоновой кости, с царственным высокомерием взирала со своего возвышения на разложенный вокруг хлам. Ее голову венчала огромная корона в форме полой ажурной сферы весьма искусной работы. Присмотревшись, Джемма увидела внутри еще одну такую же сферу, поменьше, а в той – еще одну.
– Великолепно, правда? – заметил мистер Груднер, заглядывая посетительнице через плечо. – К сожалению, у меня только одна такая фигура. Остальные принадлежат лорду Стрейнджу, и я до сих пор не смог убедить его с ними расстаться.
– А почему же, скажите на милость, он расстался с королевой?
– Не могу сказать с уверенностью.
– Комплект шахматных фигур без королевы совершенно бесполезен. С какой стати лорду Стрейнджу отдавать ее вам?
– Он мне ее продал, представляете? – хохотнул мистер Груднер. – Один из первейших богачей Англии, а наживается на торговле подобными безделушками.
– Но почему он вам ее продал?
– Полагаю, решил покончить с игрой в шахматы. Как бы то ни было, уверяю вас, что фигурка очень хороша и сама по себе. Внутри короны целых пять сфер, располагающихся одна в другой, в последней же находится самый крошечный шарик из слоновой кости, какой я когда-либо видел.
– Джемма, иди скорей сюда, – позвала подругу Поппи. – Ты должна на это взглянуть!
Герцогиня Бомон подошла к ней с шахматной фигурой в руке – непонятно почему ей хотелось смотреть и смотреть в восхитительное маленькое личико королевы, взиравшей вокруг с высокомерным безразличием, не поколебленным даже потерей короля и всего двора.
– Посмотри, какую я нашла чудесную статуэтку мальчика с бабочкой! – радостно воскликнула герцогиня Флетчер, протягивая подруге свою находку.
– Копия древнегреческой статуи, – тотчас прокомментировал хозяин лавки, – и очень хорошая копия, если вам угодно знать мое мнение.
– Обратите внимание на бабочку, – не унималась Поппи.
Джемма так и сделала, но ее больше заинтересовала не бабочка, а обнаженная фигурка юноши, стоявшего на коленях перед насекомым.
– Кто здесь изображен? – спросила герцогиня Бомон у владельца.
– Эрос, он же Купидон, со своей возлюбленной Психеей. «Психея» значит по-гречески «бабочка».
– А что это? – спросила Джемма, глядя на странный камень в руке подруги.
– Жеода, – радостно сообщила Поппи, возвращая Эроса на полку. – Ее можно открыть. Вот так.
Одним движением она разъяла камень на две половинки, и взгляду Джеммы предстала полость, усыпанная блестящими аметистами.
– Он похож на маленькую пещеру, правда? – восхитилась Поппи. – На волшебный грот!
– Я не мог бы выразиться лучше, – поспешил высказаться мистер Груднер, хотя выражение его лица свидетельствовало, что о волшебных гротах он не имел ни малейшего понятия, зато отлично осознавал, сколько прибыли сулило ему вовремя вставленное слово.
– Я нашла еще кое-что, – не обращая на него внимания, добавила юная герцогиня и показала небольшую фруктовую косточку, видимо, абрикосовую. Одного осторожного нажатия было достаточно, чтобы косточка раскрылась, и Джемма увидела множество тонюсеньких маленьких ложечек, в беспорядке наполнявших пустую сердцевину.
– Мило, – сказала она. Ей вспомнился миниатюрный игрушечный сервиз, который она в детстве ставила на игрушечный стол для своих давно забытых кукол.
– Целых двадцать четыре ложечки внутри вишневой косточки, представляете? – восторженно сообщила Поппи.
– Самые маленькие ложечки в мире, – вставил хозяин.
– Это не вишневая косточка, а скорее абрикосовая или персиковая, – возразила Джемма.
– Нет, ваша милость, вишневая, – заупрямился мистер Груднер.
Герцогиня Бомон огорченно вздохнула – ясно, что Поппи очень скоро растратит все деньги, снятые со счета мужа. Но с другой стороны, почему бы и нет, если ей это по душе? Не в традициях семьи Рив предостерегать других от ошибок. В таком случае вишни ли, персики – какая разница?
Но подруга удивила Джемму. С очаровательной улыбкой она принялась о чем-то беседовать с мистером Груднером, и через несколько минут тот принес для нее стул, предварительно стерев с него пыль, и даже любезно предложил чаю. К тому моменту, когда Поппи уселась и, стянув перчатки, выпила предложенного чаю, Джемма уже ясно видела, к чему ее подруга ведет дело. Минут через сорок дамы покинули магазинчик, оставив обескураженного хозяина размышлять, почему он практически даром отдал молоденькой герцогине «вишневую» косточку. Потому что ее светлость… само очарование! – решил мистер Груднер, не сразу подобрав подходящее слово.
– Хуже всего, что мне пришлось заплатить полную цену за свою шахматную королеву, – усмехнулась Джемма, когда они с Поппи уселись в карету, – в то время как ты отдала за свои безделушки меньше половины той суммы, которую запросил мистер Груднер. Это несправедливо!
Улыбнувшись, Поппи заметила с видом нераскаявшейся грешницы:
– Мама считает, что леди не пристало торговаться.
– Как тогда назвать неравноценный обмен, который только что произошел? Бедняга запросил с вас за косточку пятьдесят фунтов, а вы заплатили, кажется, всего четыре?
Герцогиня Флетчер довольно ухмыльнулась:
– Я называю это…
– Определим ваше поведение как «неповиновение», – сухо перебила ее Джемма. – Похоже, вместе с мужем вы бросили и свою маман.
– Именно так, – согласилась Поппи, откидываясь на подушки и открывая мешочек со своим только что приобретенным сокровищем.
– Да ты настоящая бунтарка. – Голос Джеммы был по-прежнему сух.
– Мистер Груднер сказал, что твоя шахматная фигура раньше принадлежала лорду Стрейнджу, это правда? – спросила Поппи. – Ах, как бы я хотела посмотреть его коллекцию!
– Это скандально известная личность, дорогая, – возразила Джемма. – Даже я с моей репутацией не могу себе позволить визит в Фонтхилл, имение лорда Стрейнджа. Как ты думаешь, почему он продал не весь комплект шахматных фигур, а только белую королеву? Странное, какое-то бездушное решение.
– Почему ты не можешь поехать в Фонтхилл? Я намереваюсь это сделать.
– Репутация, которой пользуется лорд Стрейндж, в десять раз хуже моей. Его отвергли даже самые терпимые члены общества, в чьих глазах я – просто ангел.
Поппи наклонилась вперед.
– Я хочу осмотреть его коллекцию, – упрямо повторила она. – И еще – пойти в музей Ашмола и в Королевское общество. Мама никогда не позволяла мне посещать его заседания, хотя туда регулярно пускают дам.
Изумленная Джемма по-новому взглянула на свою юную спутницу. Лицо Поппи было, как всегда, прелестно, но теперь от внимательного взгляда герцогини Бомон не укрылись ни твердая линия подбородка, ни решительный огонек очаровательных глаз.
– Мисс Татлок – секретарь женского отделения Королевского общества, – заметила она.
– Та самая молодая женщина, которая флиртует с твоим мужем?
– Мысленно я называю ее «мисс Синий Чулок».
– Как бы я хотела придумать какое-нибудь хлесткое прозвище для Луизы, – улыбнулась Поппи. – Но для этого я ее слишком люблю.
– У нас с мисс Татлок совсем другой случай. Я ее терпеть не могу, хотя признаю, что это абсолютно несправедливо по отношению к ней. Насколько мне известно, бедняжка влюблена в Бомона платонически, а он из страха за свою драгоценную репутацию никогда не решится ни на что более интимное, чем простая беседа.
– Тогда нужно направить внимание мисс Татлок в другом направлении, – уверенно предложила Поппи. – На этот случай я знаю одного замечательного молодого ученого, доктора Лаудена.
– Но она не может стать женой простого ученого из Оксфорда, каким бы замечательным и умным он ни был, – возразила Джемма. – Мисс Татлок попала в ловушку наших светских устоев, поскольку она из этих, ну, ты знаешь, – бедных, но гордых пэров.
– Доктор Джордж Лауден тоже не последний человек – у него тоже есть титул «достопочтенный». К тому же в будущем он может стать следующим виконтом Хоувиттом.
– Тогда твоя идея великолепна, дорогая, – похвалила Джемма.
– Решено – я пойду на следующее заседание Королевского общества, на котором разрешено присутствие дам, и представлю мисс Татлок доктору Лаудену.
– Но как ты сама познакомилась с этим ученым, Поппи?
К удивлению герцогини Бомон, ее собеседница слегка покраснела.
– Я написала ему письмо, – призналась она. – Понимаешь, он опубликовал научную статью о трехпалых ленивцах в журнале «Труды Королевского общества». Некоторые его наблюдения показались мне очень интересными, но я обнаружила, что он оставил без внимания один важный аспект, связанный с когтем на тыльной стороне лапы, о котором писал доктор Хемблтон в своей более ранней статье.
– Ты написала ему письмо? О трехпалых ленивцах? – не поверила своим ушам Джемма. Она ожидала чего угодно, но такого…
Поппи кивнула.
– Так, тайная переписка с замечательным молодым человеком, – ухмыльнулась Джемма, откидываясь на спинку сиденья, – Ты, кажется, так его отрекомендовала?
– Но я писала доктору только как ученому… – принялась было оправдываться еще больше смутившаяся любительница природы.
– Ну разумеется, – фыркнула герцогиня Бомон, – как же иначе? Только как ученому. Он тебе ответил?
– Ты все неправильно поняла…
– Так он ответил? И сколько же писем ты ему послала, мисс Безупречная Репутация?
– Неужели ты всерьез полагаешь, что он мог подумать… – переменившись в лице, пробормотала Поппи.
– Кто знает, что он мог подумать? Для меня ход мыслей мужчины – тайна за семью печатями. Будем считать, что ты общаешься, правда, только в письмах, с одним из величайших ученых мира.
– Доктора Лаудена вряд ли можно назвать великим ученым, – покачала головой Поппи. – Он прекрасный знаток трехпалых ленивцев, но в статьях о своих исследованиях делает много ошибок. И я подозреваю, что он сентиментален и хранит все письма и записки. – Видя, что Джемма продолжает посмеиваться, она поспешила добавить: – Поверь, я и не думала переписываться с ним тайно.
– Вот как? Ты показала письма Флетчеру?
– Он только отмахнулся, ведь его совершенно не интересуют ленивцы.
– Ничего удивительного, твой муж совсем не похож на знатока двупалых ленивцев.
– Трехпалых ленивцев, дорогая Джемма, трехпалых, – поправила подругу Поппи. – Уверена, ты бы ими заинтересовалась, потому что доктор Лауден умеет увлекать.
– Сомневаюсь.
– А вот у меня так устроена голова, что я не могу забыть даже крошечной детали из того, что меня увлекло.
– А я вечно все забываю, – посетовала Джемма.
– Все, кроме сыгранных тобой шахматных партий, не правда ли? Моя память работает так же, когда речь идет о статьях, посвященных ленивцам, мартышкам или еще чему-то в том же роде. Ах, она доставляет мне ужасные неудобства.
– Почему?
– Потому что из-за этого свойства я веду себя неподобающим образом, – ответила Поппи, огорченно сморщив хорошенький носик. – Но я ничего не могу с собой поделать. Как увижу книгу или статью об интересующем меня предмете, меня охватывает прямо-таки необоримое желание ее прочесть. Мама ненавидит мое увлечение.
– Откровенно говоря, оно престранное, – сказала Джемма. – Не хочу тебя обидеть, но такой интерес к ленивцам, не важно, трехпалые они или двупалые, действительно весьма необычен для светской дамы. Ты сама должна это понимать.
– Потому-то я и держу его в секрете, и ты обещай никому не рассказывать.
– Удивительно, почему твой оксфордский умник не обнял тебя и не прижал к груди вместе со всем твоим изощренным интеллектом?
Поппи бросила на герцогиню Бомон обескураженный взгляд.
– Понимаешь, выяснилось, что ученые очень не любят, когда им напоминают о каких-то упущенных деталях, – начала она торопливо объяснять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42