– Это совершенно невыносимая особа.
– Согласен, – кивнул герцог. – Она так противно трясется, когда волнуется.
– Разумеется, будут Поппи и Флетч.
– Но только не ее мать, – на этот раз возразил герцог. – Я терпеть не могу леди Селби.
– Да уж, она не сахар, – с чувством согласилась Джемма.
– Она просто исчадие ада.
Джемма рассмеялась, потом сказала:
– Еще я хочу пригласить этого милого юношу, доктора Лаудена из Королевского общества. Его присутствие поможет держать в тонусе Флетча. – И поведала Бомону о сложностях во взаимоотношениях Поппи с мужем.
– О, Джемма Бомон в роли свахи – это что-то новенькое, – резюмировал герцог, с интересом выслушав жену. – Поистине ты не перестаешь меня удивлять.
– Мы не можем позволить Поппи и Флетчу расстаться, ведь они по-настоящему любят друг друга.
– Но если их интимная жизнь так ужасна, как ты говоришь, то…
– Наша была не лучше, – пожала плечами герцогиня. Она слишком поздно поняла, что сама попалась в ловушку.
– Ах, да, наш брак… – задумчиво произнес Бомон. – Мы должны с ним что-то делать…
– Мне пора одеваться! – вскочила Джемма, надеясь уйти от разговора. – Игру закончим завтра.
Герцог тоже встал.
– Может быть, пригласить Вильерса? – предложил он.
– Вильерса? Но он же…
– Он совсем один. С ним, конечно, слуги, но…
У Джеммы сжалось сердце – перед ней неожиданно снова предстал тот Элайджа, которого она полюбила много лет назад.
– Если мы пригласим Вильерса, сплетники будут вне себя от радости, – заметила она. – Никто не поверит, что он действительно на пороге смерти. Пойдут разговоры, что я изменяю тебе с ним под самым твоим носом.
– Когда я думаю, что он умирает, то почти жалею, что это не так.
На миг у Джеммы перехватило дыхание. Потом она сказала:
– Это говорит о том, какое место я занимаю в твоей жизни.
Герцог, который в это время ставил на место стул, поднял на нее непонимающий взгляд:
– Что ты имеешь в виду?
Осознав, как она могла его понять, поспешно добавил:
– Это совсем не то, что ты подумала.
Но Джемма не желала больше слушать: на сегодня с нее уже хватит сердечных мук.
– Ах, тебе так жаль Вильерса? – усмехнулась она. – Тогда пеняй на себя. Я буду за ним ухаживать, он выздоровеет, и я заберусь к нему в постель, чтобы у сплетен наконец появилось основание.
В глазах Бомона мелькнуло выражение, похожее на печаль. Только похожее, убеждала себя Джемма.
– Знаешь, я загляну в замочную скважину, чтобы это увидеть, – совершенно серьезно завил он.
– С чего бы это?
Он сделал шаг к ней:
– Потому что ты моя герцогиня, Джемма.
– Ну и что? Я герцогиня уже много лет!
Он коснулся ее подбородка:
– Ты поцеловала меня на днях, помнишь?
– Минутная слабость, – пробормотала Джемма еле слышно.
– Поцелуи – это подтверждение права собственности, не так ли?
Бомон был так близко, что она чувствовала его тепло. Ей вдруг вспомнилось, какой он высокий и сильный по сравнению с ней, как отличаются друг от друга их тела. Не дожидаясь от нее очередной колкости, герцог наклонился к жене и поцеловал так крепко, что на несколько мгновений она лишилась возможности дышать.
– Запомни: права собственности, – повторил он низким грудным голосом и вышел.
Глава 37
Флетч стоял у окна, боясь повернуться и разрушить чарующую, удивительно уютную атмосферу полного покоя, возникшую в комнате. Снег за окном отгородил герцогскую чету от внешнего мира, как дикие заросли ежевики – дворец Спящей красавицы. «Вот если бы у нас с Поппи, как у заснувшей волшебным сном принцессы, было бы впереди сто лет без слуг, без леди Флоры, без всех этих «миледи», «милорд» и «ваша светлость»»! – подумал Флетч.
От стекла пошел легкий пар – похоже, непогода усиливалась; снежные хлопья закружились в стремительном танце. «Может быть, и вправду гостиницу отрежет от внешнего мира, – мечтал Флетч, – и мы с Поппи останемся вместе коротать время в этой чудесной постели…»
В стекле отражалась плавная округлость плеча герцогини, которая, конечно же, повернулась к Флетчу спиной. Из копны ее густых и длинных, ниже пояса, волос торчали два оставшихся пера.
Хозяин оставил герцогской чете немного жидкого мыла, но Флетч сомневался, что оно поможет отмыть волосы. Тем не менее он налил в миску воды и подошел к жене.
– Давай, я намочу тебе голову, – сказал он. Испуганно прикрыв обеими руками грудь, Поппи кивнула. Он стал лить воду понемножку, плавно, играя – сначала немного на правую сторону, чтобы вода, стекая, намочила рубашку и та прилипла к лопатке, а потом тонкий ручеек устремился бы по спине. После этого Флетч налил немного на левую сторону, чтобы полюбоваться нежно-розовой кожей жены, просвечивавшей сквозь тонкую ткань. Поппи начала дрожать.
– В мокрой рубашке ты замерзнешь, – заметил он. – Как ты собираешься в ней мыться, не понимаю.
– Пожалуйста, начни с волос, – попросила Поппи, наклоняя голову.
Он набрал еще воды, но для такой копны этого было слишком мало. От сильного запаха лавандовой пудры герцога даже слегка замутило, поэтому он поспешно вылил на голову жене еще воды, добавил жидкого мыла и принялся тереть волосы. Просидев тихо не больше минуты, Поппи не выдержала и начала давать советы и указания.
– Поппи! – одернул Флетч.
Она умолкла.
– Признайся, ты мыла кому-нибудь голову?
– Нет.
– Значит, у меня больше опыта: я мыл свою. Так вот, сейчас я делаю то же самое, что и тогда.
– Но мне больно! – воскликнула герцогиня. Теперь вместо того, чтобы прикрывать себе грудь, она обеими руками держалась за края ванны. – Осторожней, не то ты сейчас опрокинешь ванну вместе со мной.
– Мне приходится прилагать силу, чтобы очистить тебе волосы. Слишком много пудры, – объяснил Флетч, с сомнением глядя на одну из слипшихся прядей. – Не лучше ли их просто отрезать?
– Нет! – испуганно вскинулась Поппи. – Не смей ничего отрезать! Я лучше сама попробую вымыть голову. Уверена, что справлюсь!
– Ты могла бы носить парик, пока волосы не отрастут. Поверь, так будет проще всего. Я просто не могу себе представить, что твоя горничная ежедневно смывает все это с твоей головы.
– Нет, она действительно моет мне голову каждый вечер, только иногда на это уходит довольно много времени.
– Сколько?
– Обычно не больше двух часов, – ответила Поппи и тут же болезненно охнула – это Флетч попытался пальцами, как гребешком, разделить спутанные пряди.
– Целых два часа! – ахнул он, оставив ее волосы в покое. – Ты тратишь на это целых два часа каждый вечер? Так было и тогда, когда я приходил к тебе в спальню? После моего ухода ты целых два часа мыла голову?
– Да, – ответила Поппи, бросив на мужа недоуменный взгляд. Мокрые пряди крысиными хвостиками падали ей на глаза. – Иногда я так уставала, что слипались глаза, но спать с пудрой в волосах я все равно не могла – к вечеру голова начинала ужасно чесаться. Временами к ужину я просто с ума сходила от зуда, и мне было трудно усидеть на месте.
Флетча осенило.
– Дорогая, не хочешь ли ты сказать, что когда мы занимались любовью, у тебя чесалась голова? – медленно, еще не веря в то, что услышал, спросил он.
– Только иногда, – тоном провинившегося ребенка ответила Поппи, чувствуя, что была слишком откровенной.
Флетч уставился на нее, не в силах произнести ни слова. У него появилось ощущение, что он долго-долго скитался в кромешной тьме, но над ним наконец-то забрезжил спасительный рассвет.
Неужели Поппи так странно вела себя в постели из-за неудачной прически?
– Ты дрожишь, дорогая, – опомнился он. – Пожалуйста, сними рубашку, иначе замерзнешь. Не бойся, я не буду смотреть.
Он подошел к камину, подкинул в него еще дров. Позади послышался мокрый шлепок. Герцог пошевелил кочергой угли, напряженно размышляя. «Прежде всего нельзя торопиться. Надо действовать очень медленно и молиться о продолжении непогоды. И еще: пусть Поппи увидит, что мне неинтересно ее тело, убедится, что может мне доверять…»
Это значило, что ночью не стоит ждать от нее уступок… Флетч чуть не застонал от досады – каждая мышца его тела, включая и самую для него главную, протестовала против вынужденного воздержания. Но что делать, придется взять себя в руки, тем более что в дальнейшем воздержание грозило стать постоянным. Флетч наконец начал осознавать, до какой степени он не знал Поппи. Как он мог не понимать, что все те часы, пока он наслаждался ее телом, бедняжка томилась от отчаянного желания вымыть голову?
Он вспомнил, что Поппи всегда возражала, когда он хотел коснуться ее волос. И он всегда сдавался – кто же из мужчин не знал, сколько времени требовала дамская прическа?
Вода в ведре, стоявшем у камина, была еще теплой. Флетч зачерпнул ее ковшиком и, не глядя, вылил на Поппи. Взвизгнув от неожиданности, она обернулась, желая узнать, не подсматривает ли он за ней.
Герцог не подсматривал. Если бы он хоть раз взглянул на это прелестное розовое, блестящее от воды тело, похожее на леденец (о, это был самый вкусный леденец в его жизни!), то набросился бы на нее, как голодный зверь на долгожданную добычу.
Но вместо этого Флетч спокойно, как человек, совершенно равнодушный к сексу, обошел Поппи, полил ее волосы жидким мылом, взял гребень и принялся за вычесывать пудру и смолу.
Пятнадцать минут активных усилий не принесли никакого результата.
– Послушай, Поппи, смола не поддается, – забеспокоился Флетч. – Придется ее срезать вместе с волосами, хотя бы частично. Особенно вот эту длинную прядь.
Он взял один из крысиных хвостиков, лежавших на спине жены, – кроме того, что в спутанных волосах смешались смола и пудра, из них торчало еще и перо.
Поппи подняла голову, и Флетч с ужасом заметил у нее на щеке слезу.
– Ты уверен, что иначе нельзя? – спросила герцогиня.
– Мне очень жаль. Посмотри сама.
Она взглянула на безнадежный колтун, в который превратился локон, и из ее глаз выкатилось еще несколько слезинок.
– Не расстраивайся, дорогая, – попытался успокоить ее Флетч. – Ты можешь носить парик. В конце концов, зачем тебе столько волос? Из-за них только зудит кожа. Поверь, без них тебе будет лучше.
– Но без волос… – Она с прелестной гримаской шмыгнула носом, и Флетч тотчас протянул ей свой платок. Зарывшись в него лицом, она что-то пробормотала.
– Что ты сказала? – спросил герцог.
– Я стану такой уродливой – повторила она громче, опустив платок, и Флетч заметил, что у нее дрожит нижняя губка. – И не модной. А ведь ты терпеть не можешь женщин, которые не следуют моде.
«Если бы ты только знала, глупышка, если бы ты только знала!» – подумал герцог, изо всех сил стараясь не опускать взгляд ниже ее ключицы, и сказал:
– Это уже не важно, Поппи. Твоя мама права, когда говорит, что мужчины быстро охладевают к возлюбленным. Но ты мне дорога, и я хочу, чтобы тебе было хорошо. Мне совершенно безразлично, как выглядят твои волосы.
Поппи опять шмыгнула носом и смахнула набежавшие слезинки.
– По твоим словам не заметно, что я тебе дорога.
– Нет, дорога, – ответил он, берясь за ножницы.
По щекам Поппи побежали слезы, но она покорно опустила голову, молчаливо давая согласие на стрижку. Флетч взялся за дело.
– Поппи? – позвал он через несколько минут жену, которая сидела, уткнувшись лицом в колени.
– Да? – откликнулась та.
– У тебя тут несколько колтунов находятся очень близко к голове, придется стричь совсем коротко.
– Что? – не поняла Поппи.
Он срезал один волосяной комок и показал:
– Видишь? Здесь все свалялось. Сомневаюсь, чтобы твоя горничная действительно каждый день расчесывала тебе волосы на затылке.
Поппи задрожала и заплакала в голос.
– Пожалуйста, выстриги эти комки! – сквозь слезы попросила она. – Мне уже безразлично, что будет с волосами!
Флетч так и сделал. Некоторое время он активно работал ножницами, подрезая слипшиеся пряди, выстригая колтуны и стараясь сохранить все, что можно было расчесать. Однако пряди, на которые попала смола, спасти не удалось.
– Мне кажется, беда в том, что твоя горничная приклеивала перья к волосам и просто состригала их, когда не могла удалить с помощью мыла и воды.
– Как это отвратительно! – поморщилась Поппи.
– Мне попадаются кончики срезанных перьев. Их, пожалуй, хватило бы на целый зверинец.
– Вернее, на птичник, – с горечью поправила она.
– Я поражен. Меня всегда интересовало, как женщины ухитряются делать себе такие высокие прически. Теперь-то я знаю.
– Иногда Люси для объема кладет внутрь прически подушечку, – объяснила герцогиня. – Если не использовать клейкое вещество, как еще заставить перья стоять на голове? Я, например, для приемов и балов использую перья длиной целых шестнадцать дюймов. Наверное, я зря виню Люси – она привыкла к тому, что многие дамы оставляют волосы между укладками нерасчесанными и даже вместе с приклеенными перьями. Вот она и не прикладывала особых стараний, хотя я настаивала на регулярном мытье головы.
– О, я нашел великолепную заколку, – сообщил Флетч. – С бриллиантом!
– Люси ее только вчера заколола. – обиженно ответила Поппи. – Ты так говоришь, что я начала себя чувствовать страшной грязнулей.
– Ты сама произнесла это слово, – сурово возразил он. Но жена выглядела такой подавленной и несчастной, что Флетч смягчился: – По крайней мере ты никогда не благоухала свиным жиром, как многие другие дамы. Ненавижу этот запах.
– Понимаешь, пудра пристает к свиному жиру слишком прочно, и под ней начинается ужасный зуд. Поэтому я использую свечное сало.
– Свечное сало?! – изумился Флетч. Это обстоятельство объясняло обилие колтунов. Он безжалостно состриг еще несколько штук – действительно, в них было свечное сало.
– Я найму другую горничную, – решила Поппи. – Честно говоря, Люси мне никогда не нравилась.
– Тогда зачем, скажи на милость, ты держала ее столько времени?
– Ее порекомендовала мне мама. Люси – француженка. И она делает мне чудесную завивку. Помнишь бал у леди Сэлсбери?
– Да, у тебя еще была прическа размером с Вавилонскую башню.
– Очень красивая!
Несколько состриженных Флетчем комков упали Поппи на грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42