Пока вас нет, чувствую себя как безработный.
Испытывая самые мрачные предчувствия, я позвонил к вам домой в десять
часов, но ваша жена сообщила мне, что вы ушли, не сказав ей куда.
- Порядок наведен? - спросил Тагоми.
- Не осталось и следа.
- Точно?
- Даю слово, сэр.
Тагоми положил трубку и направился к лифту.
Наверху, при входе в кабинет, он позволил себе краем глаза провести
кратковременную проверку. Действительно, как ему и обещали, ни малейших
следов. На душе стало легче. Никто бы и не догадался, если бы не видел
собственными глазами. Историчность, вплетенную в нейлоновое покрытие пола.
В кабинете его встретил мистер Рамсэй.
- Ваша храбрость явилась главной темой хвалебной статьи в "Таймс", -
начал он. - В ней описывается... - Увидев выражение лица Тагоми, он
осекся.
- Отвечайте на вопросы, касающиеся безотлагательных дел, - сказал
Тагоми. - Генерал Тедеки? То есть бывший мистер Ятабе?
- Скрытно отбыл в Токио. После нескольких отвлекающих маневров
различного рода.
- Расскажите, пожалуйста, подробно обо всем, что касается мистера
Бейнса.
- Не могу сказать ничего определенного. Во время вашего отсутствия он
появился здесь на короткий период, даже как-то тайком, но ничего не
сказал, - Рамсэй замолчал в нерешительности. - Наверное, он возвратился в
Германию.
- Для него лучше было бы отправиться на Острова Метрополии, - заметил
Тагоми, обращаясь, главным образом, к самому себе. В любом случае, теперь
главное беспокойство связано со старым генералом. А это уже за пределами
моих возможностей, подумал Тагоми. Моих лично, моего учреждения. Здесь
воспользовались мною, что, естественно, было и правильным, и
целесообразным. Я был их - как это они считают? Их прикрытием.
Я - маска, за которой скрывается реальность. За мной, спрятанная,
продолжается действительность, тщательно оберегаемая от посторонних
любопытных глаз.
Появилась очень взволнованная мисс Эфрикян.
- Мистер Тагоми, меня к вам послала дежурная.
- Успокойтесь, мисс, - произнес Тагоми. Течение времени продолжает
увлекать нас за собой, подумал он.
- Сэр, здесь германский консул. Он желает поговорить с вами. - Она
перевела взор с него на Рамсэя, затем снова на Тагоми, лицо ее стало
неестественно бледным. - Говорят, что он был уже в этом здании раньше, но
поскольку было известно, что вы...
Тагоми решительным жестом дал ей понять, чтобы она замолчала.
- Мистер Рамсэй, напомните мне, пожалуйста, фамилию консула.
- Фрейгерр Хуго Рейсс, сэр.
- Теперь вспомнил. - Ну что ж, подумал он, по-видимому, мистер Чилдэн
удружил мне, отказавшись принять револьвер.
Не выпуская из рук портфель, он покинул кабинет и вышел в коридор.
Здесь стоял хрупкий на вид, хорошо одетый белый. Коротко
подстриженные волосы цвета соломы, черные блестящие европейские кожаные
полуботинки, прямая осанка. И, как у женщины, мундштук из слоновой кости.
Несомненно, он.
- Герр Хуго Рейсс? - произнес Тагоми.
Немец наклонил голову.
- Так уж сложилось, - сказал Тагоми, - что уже в течение длительного
времени вы и я все свои дела улаживаем по почте, телефону и так далее. Но
никогда до сих пор не встречались лицом к лицу.
- Большая для меня честь, - произнес Хуго Рейсс, сделав несколько
шагов навстречу, - даже несмотря на прискорбно огорчительные
обстоятельства...
- Весьма сомневаюсь, - прервал его Тагоми.
Немец удивленно поднял бровь.
- Простите меня, - сказал Тагоми. - Что-то мое восприятие несколько
затуманилось из-за указанных вами обстоятельств. Непрочность телесной
субстанции - такой можно сделать вывод.
- Это ужасно, - сказал Рейсс, качая головой. - Когда я впервые...
Тагоми снова не дал ему договорить.
- Прежде чем вы начнете свой молебен, позвольте мне сказать несколько
слов.
- Конечно.
- Я лично застрелил двух ваших агентов СД, - сказал Тагоми.
- Полицейское управление Сан-Франциско вызвало меня, - начал Рейсс,
обволакивая обоих зловонными клубами сигаретного дыма. - Я несколько часов
провел в участке на Кэрни-стрит и в морге, а потом мне дали прочесть
отчет, который ваши люди передали в следственный отдел полиции. Это,
безусловно, ужасно.
Тагоми хранил молчание.
- Тем не менее, - продолжал Рейсс, - утверждение о том, что эти
террористы связаны с Рейхом, ничем не подтверждается. Я лично считаю, что
весь этот инцидент - какое-то сплошное безумие. Я не сомневаюсь в том, что
вы поступили совершенно правильно, мистер Тагори.
- Тагоми.
- Вот вам моя рука, - произнес консул, протягивая руку. - Давайте
пожмем друг другу руки в знак джентльменского соглашения больше не
возвращаться к этой теме. Она недостойна нашего внимания, особенно в этот
переломный период, когда любая неразумная излишняя гласность может только
еще больше воспламенить умонастроение толпы во вред интересам обеих наших
стран.
- Вина за это, тем не менее, так и остается на моей совести, - сказал
Тагоми. - Кровь, герр Рейсс, не смывается столь же легко, как чернила.
Консула, казалось, эти слова повергли в замешательство.
- Я страстно желаю получить прощение, - продолжал Тагоми, - хотя вы и
не в состоянии дать мне его. Никто не в состоянии. Я намерен с этой целью
прочесть знаменитые записки древнего богослова из Массачусетса
преподобного Мэси. В них много говорится, как мне сказали о людской вине,
адском пламени и других подобных материях.
Консул пристально смотрел на Тагоми, быстро делая одну затяжку
сигареты за другой.
- Позвольте довести до вашего сведения, что ваше государство близко к
совершению еще большей подлости, чем прежде. Вам известна гексаграмма
"Бездна"? Выступая как частное лицо, не как представитель японских
официальных кругов, я публично заявляю: сердце сжимается от ужаса. Грядет
кровавая бойня, не имеющая никакого сравнения с прошлыми. И все же даже
теперь вы все свои силы тратите на достижение ничтожных эгоистических
целей и удовлетворение личных амбиций. Для всех вас самое главное - взять
верх над соперничающей группировкой: например, СД, не так ли? В то время
как вы ставите в очень щекотливое положение герра Крауса фон Меера... -
продолжать дальше он не мог. Что-то тяжелое навалилось на грудь. Как в
детстве, мелькнуло в голове. Приступ удушья, когда он сердился на свою
мать.
- Я страдаю, - сказал он Рейссу, уже потушившему свою сигарету, - от
болезни, которая развивалась все эти долгие годы, но которая вошла в более
опасную стадию в тот день, когда я, человек маленький, услышал, как
бахвалятся своими безумными шальными выходками ваши вожди. И что бы вы не
делали, вероятность излечения от нее равна нулю. Для вас, сэр, тоже. И
если говорить языком преподобного Мэси, насколько верно я запомнил его
слова: покайтесь!
Голос германского посла прозвучал хрипло.
- Вы верно запомнили. - Он поклонился и дрожащими пальцами поднес
зажигалку к новой сигарете.
Из кабинета вышел Рамсэй. В руках у него была папка с документами.
Тагоми, который теперь стоял молча, пытаясь восстановить дыхание, он тихо
шепнул:
- Пока он здесь. Текущие дела, относящиеся к его служебным
обязанностям.
Тагоми машинально взял в руки протянутые бумаги. Взглянул на них.
Форма 20-50. Запрос правительства Рейха через его представителя в ТША
консула фрейгерра Хуго Рейсса с репатриации уголовного преступника,
находящегося в настоящее время под стражей в Управлении полиции
Сан-Франциско. Еврея по имени Фрэнк Фринк, гражданина - согласно закону от
июня 1960 года, имеющего обратную силу - Германии. Подлежащего взятию под
стражу согласно законам Рейха и так далее. Тагоми еще раз пробежал глазами
содержание запроса.
- Подпишите, сэр, - сказал Рамсэй, - сегодняшней датой. Окончание
данного дела по запросу германского правительства. - Он с нескрываемой
неприязнью смотрел на консула, протягивая авторучку Тагоми.
- Нет, - не согласился Тагоми и вернул форму 20-50 Рамсэю. Затем он
неожиданно выхватил бумаги из рук Рамсэя и быстро написал в самом низу:
"Освободить из-под стражи. Высшая торговая миссия, Сан-Франциско. На
основании дополнения к военному соглашению 1947 года. Тагоми". Одну копию
он вручил германскому консулу, остальные вместе с оригиналом отдал Рамсэю.
- До свидания, герр Рейсс, - сказал он и поклонился.
Германский консул поклонился в ответ, едва взглянув на документ.
- Пожалуйста, в будущем все деловые взаимоотношения со мной проводите
с помощью таких промежуточных технических средств, как почта, телеграф,
телефон, - сказал Тагоми. - Не появляясь здесь лично.
- Вы налагаете на меня ответственность за общее положение дел, что
далеко выходит за пределы моей юрисдикции.
- Дерьмо собачье, - промолвил Тагоми. - Мне с вами не о чем говорить.
- Так не ведут себя цивилизованные индивидуумы, - сказал консул. - Вы
так говорите по злобе, чтобы отомстить. Там, где место простой
формальности, без вовлечения личностных моментов. - Он швырнул сигарету на
пол коридора, затем развернулся и быстро зашагал к лифту.
- Забирайте с собою и вашу дрянную смердящую сигарету, - бросил ему
не очень громко вслед Тагоми, но консул уже зашел за угол.
- Сам ведет себя как ребенок, - сказал Тагоми, обращаясь к Рамсэю. -
Вы стали свидетелем возмутительного детского поведения. - Он нетвердой
походкой направился к себе в кабинет. Дышать стало нечем. Боль пронзила
всю левую руку, и в то же самое время какая-то гигантская открытая ладонь
сдавила и расплющила ему ребра. Он только и успел сказать "Уф". И увидел
перед своими глазами не ковер на полу, а сноп взметнувшихся во все стороны
красных искр.
- Помогите, мистер Рамсэй, - взмолился он. Но сам не услышал этих
слов. - Пожалуйста. Он всплеснул руками, споткнулся и, падая, успел
схватиться в кармане пальто за серебряный треугольник, вещицу, которую
убедил его взять мистер Чилдэн. Не спасла она меня, подумал он. Не
помогла. Несмотря на все мои старания.
Тело его ударилось о пол - сначала ладонями и коленями, он стал
ловить ртом воздух, затем увидел ковер у своего носа. Рамсэй что-то
невразумительно бормотал, стараясь сохранить самообладание.
- У меня небольшой сердечный приступ, - удалось еще сказать Тагоми.
Возле него уже суетилось несколько человек, уложившие его на кушетку
в кабинете.
- Не волнуйтесь, сэр, - произнес кто-то из них.
- Сообщите жене, пожалуйста, - попросил Тагоми.
Вскоре он услышал завывание на улице сирены скорой помощи. Люди
входили в кабинет и выходили, создавая вокруг него суматоху. Его укрыли
одеялом, сняли галстук, расстегнули воротник рубахи.
- Мне теперь лучше, - произнес Тагоми. Лежать ему было удобно, он
даже и не пытался пошевелиться. Все равно, карьере моей конец, решил он.
Несомненно, генеральный консул поднимет страшнейший гвалт. Будет
жаловаться на неучтивость. И, наверное, правильно сделает, если
пожалуется. Все равно, дело сделано. Насколько я был способен, со своей
стороны. Остальное - дело Токио и группировок в Германии. Борьба, в любом
случае, без моего участия.
А я-то считал, что это всего лишь пластмассы, подумал он. Важный
коммерсант в области изготовления пресс-форм. Оракул догадался и дал мне
ниточку, но...
- Снимите с него рубаху, - раздался внушительный голос, не терпящий
ни малейших возражений. Это несомненно врач миссии, Тагоми улыбнулся. Тон
голоса - это самое главное.
Можно вот это, захотелось узнать мистеру Тагоми, быть ответом? И я,
мое сознание, должно этому подчиниться.
Что там последнее сообщил мне Оракул? В ответ на вопрос, заданный
ему, когда на полу кабинета лежали двое мертвых или умирающих? Гексаграмма
61. "Внутренняя правда". Звери и птицы не обладают разумом. Не очень-то
убедительно. Это я. Книга имеет ввиду меня. Я никогда не приду к полному
пониманию - такова природа таких существ. Или... это и есть внутренняя
правда, то, что происходит со мной сейчас?
Я подожду. Что же это. Наверное, это и то, и другое.

В этот вечер сразу же после вечерней раздачи пищи, к камере Фрэнка
Фринка подошел служащий полиции, открыл дверь и велел ему забирать свои
вещи в дежурном помещении.
Вскоре Фринк был уже на тротуаре перед полицейским участком на
Кэрни-стрит, в толпе спешивших мимо него прохожих. Среди громыханью
автобусов, сигналов автомобилей, криков водителей велокэбов. Было холодно.
Перед каждым зданием пролегли длинные тени. Фрэнк постоял какое-то
мгновенье и затем машинально присоединился к группе пешеходов,
собравшихся, чтобы перейти улицу на перекрестке.
Арестовали меня совершенно без причины, подумал он. Без какой-либо
цели. А затем точно таким же образом и выпустили.
Ему ничего не объяснили, просто отдали узел с одеждой, бумажником,
часами, очками, личными предметами и занялись приведенным в участок
подвыпившим немолодым мужчиной.
То, что меня отпустили - чудо. Какая-то счастливая случайность. По
правде говоря, я уже должен был быть на борту самолета, следующего в
Германию. Для уничтожения.
Он все никак не мог в это поверить. Как в свой арест, так и в
освобождение. Все казалось каким-то нереальным. Он брел мимо закрытых
магазинов, наступал на мусор, который гнал по тротуару ветер.
Новая жизнь. Как будто родился во второй раз. Как будто - черт
побери, не как будто, а просто родился!
Кого мне благодарить? Помолиться, может быть?
И о чем молить?
Я хочу понять, сказал он себе, проходя по шумным вечерним улицам,
мимо неоновых реклам, мимо баров на Грен-авеню, их дверей которых гремела
музыка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40