В книге, создаваемой
мудрецами Китая почти пять тысяч лет, содержание которой непрерывно
просеивалось и совершенствовалось, превратившись в цельную и прекрасную
космологию, приведенную в систему и зашифрованную еще до того, как
европейцы научились операции деления.
Вот и гексаграмма. Сердце его екнуло. Номер 44. "Коу". Держись. Ее
суждение может отрезвить. "Девица имеет большую власть. Не следует
жениться на такой девице." Вновь он получил ответ, имеющий прямое
отношение к Джулии.
"Ну вот, - подумал он, откидываясь назад. - Значит, я не подхожу ей.
Я это и сам знаю. И не об этом спрашивал. Почему же оракул не преминул
лишний раз напомнить об этом? Такая вот несчастная у меня доля -
повстречаться с нею, влюбиться, страстно любить..."
Джулия... Самая красивая женщина из всех, кого он знал. Черные, как
смоль, волосы и брови. Небольшая примесь испанской крови проявлялась в
чистоте цвета не только лица и кожи, но даже губ. Пружинистая, легкая
походка. Она все еще ходила в туфлях с перепонкой, как старшеклассница. Ее
одежда имела несколько неряшливый вид, было видно, что все было старым и
застиранным. Они бедствовали так долго, что ей, с ее внешностью,
приходилось ходить в дешевом хлопчатобумажном свитере, холщовой куртке на
молниях, коричневой твидовой юбке и коротеньких носках. Она ненавидела его
за то, что выглядела, по ее словам, как женщина, играющая в теннис или
(что в ее глазах было еще хуже) собирающая грибы в лесу.
Но больше всего, с самого начала, его сводило с ума загадочное
выражение ее лица. Без всякой на то причины Джулия одаривала любого, даже
незнакомого, мужчину необыкновенной, ничего не выражающей и этим еще более
привлекательной улыбкой Монны Лизы, независимо от того, здоровалась она с
этим мужчиной или нет. Сама же она была настолько обворожительной, что
почти всегда мужчины действительно здоровались всякий раз, когда Джулия
проходила мимо. Сначала он было посчитал, что в этом обнаруживалось и
тщательно ею скрываемое глубинное простодушие. И потому, в конце концов,
эти граничащие с неприличием мимолетные заигрывающие взгляды в сторону
незнакомцев стали изрядно ему досаждать, так же, как и вечное
невозмутимо-кроткое выражение лица человека, поглощенного выполнением
какого-то таинственного поручения. Но даже тогда, когда они уже были на
грани разрыва, когда стали слишком часто ссориться, она все еще оставалась
для него даром господним, вошедшим в его жизнь по причинам, которые ему
никогда не узнать. И именно поэтому - из-за почти религиозного чувства -
он никак не мог смириться с тем, что потерял ее.
Как раз сейчас она казалась ему столь близкой... будто все еще была с
ним. Дух женщины, занимавшей столь большое место в его жизни, казалось,
все еще витает в комнате в поисках... в поисках того, что искала бы сама
Джулия. И присутствует в его сердце всякий раз, когда приходится брать в
руки тома оракула.
Сидя на кровати среди типичного холостяцкого беспорядка и готовясь
выйти из дому и начать очередной день, Фрэнк Фринк вдруг задумался: а кто
еще в огромном Сан-Франциско в это же самое мгновение обращается за
советом к оракулу? И неужели все они получают такие же унылые советы, что
и он? Неужели суть Настоящего к ним столь же враждебна?

2
Мистер Нобусуке Тагоми решил обратиться за советом к божественной
Пятой Книге мудрости Конфуция, даоистскому Оракулу, который вот уже много
столетий называют "Ицзин, или Книга Перемен". Где-то в середине дня у него
возникли тревожные предчувствия в отношении встречи с Чилдэном, которая
должна состояться через два часа.
Анфилада его кабинетов на двенадцатом этаже здания "Ниппон Таймс
Билдинг" на Тэйлор-стрит окнами выходила к Заливу. Сквозь стеклянную стену
он мог наблюдать за тем, как в него заходили корабли, проплывая под мостом
"Золотые Ворота". Как раз в этот момент за Алькатрасом виднелся сухогруз.
Но мистера тагоми совсем не интересовал морской пейзаж. Подойдя к стене,
он отстегнул шнур и опустил бамбуковые шторы так, чтобы не было видно
бухты. В просторном центральном кабинете стало темнее - теперь ему уже не
нужно было щуриться от яркого света. Теперь он мог мыслить более ясно.
Не в его власти, видимо, решил он, доставить удовольствие клиенту.
Что бы не принес теперь Чилдэн, на клиента это не произведет особого
впечатления. Тут уж ничего не поделаешь, с этим надо смириться. Но, по
крайней мере, можно еще сделать так, чтобы он не испытывал и особого
недовольства.
Главное, чтобы он не оскорбился неподходящим подарком.
Клиент скоро прибудет в Сан-Франциско на борту новой
высокоорбитальной немецкой ракеты "Мессершмидт-9Е". Тагоми еще ни разу не
доводилось летать в такой ракете. Когда он будет встречать мистера Бейнса,
надо будет особо позаботиться, чтобы оставаться совершенно невозмутимым
независимо от того, какое впечатление на него произведут огромные размеры
ракеты.
Попрактиковаться не мешало бы прямо сейчас. Он подошел к зеркалу,
висевшему на одной из стен кабинета, и, придав лицу хладнокровное, даже
несколько скучающее выражение, стал присматриваться к отражению, пытаясь
выяснить, не выдает ли хоть что-нибудь его истинное душевное состояние.
Да, мистер Бейнс, в салоне очень шумно. Невозможно читать. Зато полет из
Стокгольма в Сан-Франциско длится всего лишь сорок пять минут. Неплохо бы
еще вставить словечко о технических неполадках, случающихся с немецкими
ракетами. Я полагаю, вы слышали об этом по радио. Об аварии над
Мадагаскаром. Должен заметить, то же самое можно сказать и о старых
самолетах с поршневыми двигателями.
Важно постараться избежать разговоров о политике. Потому что ему
неизвестны взгляды мистера Бейнса в отношении важнейших аспектов
современного международного положения. Однако такой разговор не исключен.
Бейнс, как швед, будет придерживаться нейтральной точки зрения. Однако
кампании САС он предпочел "Люфтганзу". Ловкая предосторожность... Мистер
Бейнс, говорят, что теперь герр Борман тяжело болен. Что этой осенью
партия изберет нового рейхсканцлера. Это всего лишь слухи? Увы, такая
секретность между Пацифидой и Рейхом...
В папке на его письменном столе вырезка из "Нью-Йорк Таймс" с
недавним выступлением Бейнса. Сейчас Тагоми критически изучал его, чуть
подавшись вперед из-за плохо подобранных контактных линз. Выступление
касалось необходимости провести в очередной - девяносто восьмой, что ли,
раз поиски воды на Луне.
"Мы наверняка разрешим эту сложнейшую проблему", цитировались слова
мистера Бейнса. "Наша ближайшая соседка, столь мало подходящая для
чего-либо, кроме чисто военных целей". Ого! Вот и ключ к мистеру Бейнсу.
Относится с подозрением к военным. Тагоми взял себе это на заметку.
Притронувшись к кнопке интеркома, Тагоми произнес:
- Мисс Эфрикян, будьте добры, принесите, пожалуйста, диктофон.
Соскользнула в сторону дверь, ведущая в приемную, и на пороге
появилась мисс Эфрикян. Сегодня она со вкусом украсила свою прическу
синими цветами.
- Еще бы немного сирени, - заметил Тагоми. Когда-то, у себя на
родине, на Хоккайдо, он выращивал цветы на продажу.
Мисс Эфрикян, высокая шатенка-армянка, покорно склонила голову.
- Записывающая аппаратура готова? - спросил Тагоми.
- Да, мистер Тагоми. - Мисс Эфрикян села и включила портативный
диктофон с питанием от батарей.
- Я справился у Оракула, - начал Тагоми, - принесет ли мне счастье
встреча с мистером Чилдэном и получил зловещую гексаграмму, которая
привела в трепет: "Победит сильнейший. Подпорка прогнулась. Слишком велик
вес на середине. Равновесие нарушено". Все это совсем не в духе даоизма. -
Диктофон продолжал жужжать.
Тагоми задумался.
Мисс Эфрикян вопросительно посмотрела на него. Жужжание прекратилось.
- Попросите, пожалуйста, на минутку мистера Рамсэя.
- Слушаюсь, мистер Тагоми. - Поднявшись, она отложила в сторону
диктофон. В приемной громко застучали ее каблуки.
В кабинет с толстой папкой под мышкой вошел Рамсэй. Молодой,
улыбающийся. На нем были клетчатая рубашка с аккуратно повязанным
галстуком - плетеным шнурком в стиле, характерном для среднезападных
равнин бывших США, и туго облегавшие синие джинсы без пояса, что считалось
высшим шиком среди современных щеголей.
- Добрый день, мистер Тагоми, - сказал он. - Ведь правда, прекрасный
сегодня день?
Тагоми ответил поклон.
Рамсэй в ответ подтянулся и тоже поклонился.
- Я тут спрашивал совета у Оракула, - пояснил Тагоми. В это время
мисс Эфрикян заняла прежнее место и взяла в руки диктофон. - Для вас не
секрет, что мистер Бейнс, который, как вам известно, скоро сюда прибудет
собственной персоной, придерживаясь характерной для представителей
нордической расы точки зрения в отношении так называемой Культуры Востока.
Я мог бы сделать попытку помочь ему в более глубоком ее постижении,
поразив его подлинниками древнекитайских манускриптов или керамикой эпохи
Токугава нашей собственной истории... Но не наше это дело - обращать его в
свою веру.
- Ясненько, - сказал Рамсэй. Его лицо типичного представителя "белой
расы" мучительно исказилось в попытке сосредоточиться.
- Поэтому мы попробуем ублажить его, подарив вместо этого
какой-нибудь бесценный американский артефакт.
- Понятно.
- Вы по происхождению американец. Хотя и немало потрудились над тем,
чтобы сделать более светлым цвет вашей кожи. - Он внимательно посмотрел на
Рамсэя.
- Это загар от кварцевой лампы, - промямлил Рамсэй. - С единственной
целью - повысить в организме содержание витамина Д. - Его выдало
пристыженное выражение лица. - Уверяю вас, я не утратил характерных для
моей нации... - Рамсэй стал заикаться. - Я не оборвал связи с...
этнической почвой.
- Пожалуйста, продолжайте, - произнес Тагоми, обращаясь к мисс
Эфрикян. Снова зажужжал диктофон. - Обратившись к Оракулу и получив
гексаграмму 28, "Та Куо", я затем вышел на неблагоприятную строку Девять
на Пятой позиции. Она гласит: "Высохший тополь сбрасывает цветы. Пожилая
женщина выходит замуж. Ни порицания. Ни хвалы". - Это ясно указывает на
то, что в два часа дня мистер Чилдэн ничего не предложит нам ценного. -
Здесь Тагоми сделал паузу. - Буду откровенен... Не могу полагаться на свои
собственные суждения в отношении произведений искусства американского
происхождения. Вот поэтому... - Он замешкался, подбирая наиболее
подходящие слова, - поэтому-то и требуется, мистер Рамсэй, ваша помощь -
вы же коренной уроженец этой страны. Мы безусловно должны сделать все, что
в наших силах.
Рамсэй ничего не ответил. Однако, несмотря на все попытки скрыть свои
истинные чувства, у него на лице были написаны боль, гнев, ощущение
собственного бессилия и немое сопротивление.
- Затем, - продолжал Тагоми, - я еще кое о чем справился у Оракула. С
моей стороны было бы неблагоразумно, мистер Рамсэй, разглашать содержание
следующего заданного мной вопроса, - тон его означал: "Вам и вам подобным
"пинокам" не дано права посвящения в те высокие материи, которые нас
интересуют". - Тем не менее, достаточно сказать, что я получил в высшей
степени провоцирующий ответ. Он заставил меня серьезно задуматься.
Мистер Рамсэй и мисс Эфрикян продолжали есть его глазами.
- Он относится к мистеру Бейнсу, - произнес Тагоми.
Оба кивнули.
- Ответ на мой вопрос в отношении мистера Бейнса получен в
гексаграмме Сорок Шесть, "Шенг", в результате даоистского
священнодействия. Это очень хорошее заключение. И от него еще шла линия
Девять на Вторую позицию.
- Он так сформулировал свой вопрос: "Удастся ли мне успешно поладить
с мистером Бейнсом?" А строка Девять на Второй позиции давала ему
дополнительное подтверждение правильности первого суждения. Она гласила:
"Кто искренен, тому в помощь даже самое малое приношение. Не надо
стыдиться этого".
Очевидно, Бейнс будет удовлетворен любым подарком, который получит от
могущественной торговой миссии в благожелательной обстановке кабинета
мистера Тагоми. Однако, у самого Тагоми, когда он задавал свой вопрос
Оракулу, на уме был более глубокий интерес, который он едва осознавал
полностью и сам. И, как это часто бывает, Оракул уловил этот более
глубинный вопрос и, отвечая на первый, не стал утаивать ответ и на тот,
что только подразумевался.
- Насколько нам известно, - продолжал Тагоми, - мистер Бейнс везет с
собою подробный отчет о разработанных в Швеции новых способах изготовления
изделий из пластмасс. Если нам удастся заключить соглашение с его фирмой,
мы обязательно применим пластмассы во многих случаях, где сейчас
приходится использовать весьма дефицитные металлы.
Уже в течение многих лет, размышлял Тагоми, Пацифида пытается
добиться от Рейха осязаемой помощи в области применения синтетических
материалов. Однако крупные немецкие корпорации, в особенности
"И.Г.Фарбен", засекретили свои патенты, тем самым став монополистами в
применении пластмасс, и в частности полиэстера, во всемирном масштабе.
Благодаря такой практике Рейху удается удерживать определенный перевес во
внешней торговле над Пацифидой, а в области технологии он ушел вперед по
меньшей мере на десять лет. Межпланетные ракеты, которые запускала
Процветающая Европа, делались большей частью из жаропрочных пластмасс,
очень легких и таких прочных, что выдерживали даже удары крупных
метеоритов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40