К тому же, как говорила Маран, ни один человек, даже самый расточительный, не мог проделать ощутимую брешь в сокровищах Аграмонте, так что к чему забивать себе голову ненужными мыслями?
Вот с какими размышлениями я подъезжал к Ирригону. Нас было двадцать четыре человека: я, провидица Синаит и двадцать один солдат из спешно сформированного заново отряда Красных Улан во главе с легатом Сегаллом. Капитан Ласта, мой верный помощник, остался в Никее, чтобы возродить Красных Улан и помочь им обрести свою былую силу. Разумеется, от меня ни на шаг не отставал Карьян. Я решил применить новую тактику, и теперь он косо смотрел на новые лычки отрядного проводника, украшающие его мундир. Я был полон решимости через сезон произвести Карьяна в полковые проводники и одержать окончательную победу в этом поединке воли, продолжающемся уже больше девяти лет. Правда, в глубине души я опасался, что в этом раунде борьбы надежд победить у меня ничуть не больше, чем во всех предыдущих.
Следом за нашим небольшим отрядом ехали три кареты, перевозившие документы. Я приходил в ужас от мысли, что мне придется проштудировать все эти книги. Но возможно, теперь учение пойдет проще, ибо я решил прибегнуть к помощи магии. По моей просьбе провидица Синаит подготовила заклинание, использовав отрывки материала, который мне предстояло изучить. Это заклинание должно было стать расширенной версией обычного Заклятия Учебы. Я уже умел читать на шести майсирских языках и, что гораздо важнее, бегло говорить на девятнадцати (из сорока с лишним) диалектах этого обширного королевства. Теперь, если сбудутся опасения императора насчет войны с Майсиром, я смогу обойтись без переводчика.
Наш маленький отряд, миновав излучину реки, выехал на длинный прямой участок дороги, ведущей к замку, и я увидел у ворот закутанную в плащ фигуру, которой могла быть только моя возлюбленная жена Маран.
Мои мысли тут же вернулись к настоящему.
Медленно, очень медленно я спускался со звезд.
– О великие боги Нумантии, – наконец с трудом вымолвил я, – где ты этому научилась?
Маран оглянулась через плечо. Мы оба были мокрые от пота, несмотря на холодный зимний ветер, завывающий за стенами замка.
– Ни за что не признаюсь, – прошептала Маран. – Давай остановимся на том, что, пока меня не было, ты разработал определенные мышцы, – и то же самое можно сказать про меня.
– Лучше говори все начистоту. А то я сойду с ума от ревности.
– О, ну хорошо. Амиэль во время последнего приезда привезла с собой кое-какие... устройства. Одним из них был пузырь, который нужно было надуть, засунуть туда, где ты сейчас находишься, и попытаться выдавить из него воздух, сокращая мышцы. Амиэль сказала, это упражнение нужно проделывать по меньшей мере двадцать раз в день. После ее отъезда развлечений никаких не осталось, вот я и занималась... Тебе понравилось?
– Мм, – произнес я, уткнувшись носом ей в затылок и нежно его покусывая. – Я считаю, графиня Кальведон определенно оказывает на тебя дурное влияние.
– О, это да, это да, – прошептала Маран.
На следующий день я пригласил к себе шерифа. На эту должность я назначил бывшего разбойника по имени Вакомаги, с ног до головы покрытого шрамами, одного из немногих надсмотрщиков, оставшихся со времен отца Маран. Объяснялось это не тем, что он был не таким жестоким, как остальные. Просто Маран заметила, что Вакомаги справедлив до мелочей и не свирепствует без причины; кроме того, он работал так же усердно, как те, кто был у него в подчинении, особенно во время заготовки сена и сбора урожая. Маран предложила его оставить, и я согласился.
Мною же отчасти двигали корыстные мысли: я считал, что неплохо будет иметь под рукой козла отпущения, на которого при случае можно свалить любую жестокость, обелив доброго и справедливого господина. Правда, порой меня терзали угрызения совести, не меняюсь ли я, не начинаю ли вести себя так же, как те грубые звери-аристократы, которых я презирал.
Я спросил Вакомаги, кем могли быть те, кто скрывался в кустах.
– Мы называем их «кончеными людьми», – ответил шериф. – Среди них есть довольно много женщин, попадается и молодежь. Думаю, всего их наберется с полсотни, может и больше.
– Кто они?
– В основном те, кого мы выгнали со службы, а также бродяги, беглые преступники. У одних совсем нет крыши над головой, другие ищут постоянное место, что-нибудь получше, чем сезонные работы на сенокосах. До меня даже доходили слухи...
Осекшись, Вакомаги с опаской оглянулся вокруг.
– Продолжай.
Он колебался, и мне пришлось настоять, чтобы он продолжал.
– Среди «конченых людей» могут быть Товиети, – тихо произнес шериф.
– Товиети? Здесь? Во владениях Аграмонте?
– Я только повторяю чужие слова, – испуганно промолвил Вакомаги. – Люди боятся говорить о таких вещах во весь голос. По крайней мере те, с кем я общаюсь.
– На их счету есть загубленные жизни?
– Вы хотите знать, были ли у нас задушенные? Я слышал, мерзавцы затягивают своим жертвам на шее шелковые шнурки? Нет, сэр. Пока что ничего похожего, хвала богам. Но на дорогах бесследно исчезают путники. Правда, только простые люди. Благородных господ боги милуют. Так, какой-нибудь бродячий торговец выходит из деревни и больше нигде не появляется, или у кого-то хватает глупости выехать безоружным, без свиты. Но вам не о чем беспокоиться. «Конченые люди», даже если это Товиети, ведут себя очень трусливо. – Вакомаги презрительно сплюнул. – Вот только, похоже, с каждым годом их становится все больше и больше. Как-нибудь надо будет устроить на них облаву, как мы травим лисиц и барсуков. Пройтись по всем лесам и тех, у кого не хватит ума бежать отсюда, предать огню и мечу. Не беспокойтесь, мой господин. Аграмонте знают, как расправляться с подобным сбродом. Уже по одному названию понятно, что эти люди конченые, сломанные, перегнившая в навозе солома. Из них давно выбили всю душу, и теперь они боятся из леса нос высунуть.
На этом для Вакомаги вопрос был решен.
А для меня – нет. Мне слишком часто доводилось видеть, как «конченые люди» поднимаются из грязи, вооруженные ножами, вилами, дубинками или камнями, и я не мог так просто отмахнуться от этих бродяг.
К тому же меня беспокоило то обстоятельство, что их, как сказал Вакомаги, год от года становилось все больше. В правление императора всем слоям общества стало жить лучше, чем во времена Совета Десяти, разве не так? А Товиети, по крайней мере так говорил Кутулу, теперь больше не пользовались таким влиянием, как прежде.
«Конченые люди» здесь, там, во всех уголках империи, где мне приходилось усмирять волнения и беспорядки. Что происходит в Нумантии?
На эти вопросы у меня не было ответов, поэтому я задвинул их в дальний угол сознания.
Я приступил к занятиям, надеясь, что мне никогда не придется применять на практике полученные знания.
Королевство Майсир существует очень давно и имеет богатую историю. Его гербом является черный дракон с двумя львиными головами на золотом фоне. Население Майсира, по некоторым оценкам – ибо даже правители еще не до конца исследовали свое королевство, – составляет более ста пятидесяти миллионов человек, то есть на двадцать пять миллионов больше, чем жителей в Нумантии. Однако в моей стране плотность населения значительно выше. Майсир имеет площадь более шести миллионов квадратных миль – повторяю, это приблизительные данные; Нумантия же, которую я еще совсем недавно считал огромной, занимает не больше миллиона квадратных миль.
Нумантия простирается почти от самого экватора до умеренных областей; Майсир, начинаясь в южной умеренной зоне, доходит до безлюдных земель, где царит вечная мерзлота. Самой характерной чертой ландшафта являются обширные пустыни, носящие название «суэби», – бескрайние дикие пространства, со сменой времен года превращающиеся из ледяной тундры в непроходимые топи, затем высыхающие в пыль и снова становящиеся морем грязи.
Эти пустыни, как я читал, действительно очень большие, настолько огромные, что у одного путешественника заболели глаза, когда он попытался проникнуть взглядом за горизонт. Он ощутил себя крошечной мышкой, за которой охотится орел.
Дороги в Майсире ужасные. За пределами крупных городов они или превращаются в разбитую колею, или исчезают вовсе. В непогоду раскисшая земля становится непролазной грязью. От судоходных рек нашей армии нет никакой пользы, потому что все они текут с запада на восток, поперек королевства.
Столицей Майсира является город Джарра, расположенный в трехстах лигах к югу от границы, затерявшийся в глубине густых лесов Белайя, защищенных с запада суэби, а с севера обширными Киотскими болотами. В королевстве есть и другие города, о которых нам ничего не известно, кроме того, что ни один из них не может сравниться размерами с Джаррой.
Огромные пространства сильно затрудняют сообщение между столицами наших двух государств. Зашифрованные послания передаются из Никеи по гелиографу в Ренан, город на южной границе Нумантии. Затем гонцы в сопровождении вооруженного эскорта преодолевают Сулемское ущелье и пересекают Кейт. На границе Кейта и Майсира послания передают негаретам, охраняющим северные границы Майсира, и те провозят их через Дикие земли. И только там послания снова попадают в руки обычных курьеров, доставляющих их до Джарры.
Престол Майсира занимает король Байран, и он считается хорошим правителем, по крайней мере по майсирским меркам.
Читать тысячелетнюю историю правящей династии занятнее, чем скабрезные романы. Как гласит старинная поговорка королевской семьи: «Майсирцу можно позволять выбирать лишь между кнутом и петлей». Монархи Майсира строго придерживались не духа, но буквы этой поговорки. Среди предков Байрана встречались настоящие кровожадные демоны из преданий. Так, один, оскорбленный тем, что какая-то провинция не выказала ему должного почтения, когда он по ней проезжал, приказал своим колдунам вызвать демонов, и те безжалостно расправились со всеми встречными мужчинами. Не довольствуясь этим, разъяренный монарх наслал другую кару на всех женщин провинции. С детьми – теми, кто не страдал от недоедания, – обошлись более милосердно: войска получили специальный приказ собрать их всех и отправить на рынки рабов. В довершение ко всему провинция получила другое название и была заселена крестьянами, насильно перегнанными на новое место из других областей.
Другой рассказ – в который я, признаться, поверил с трудом – повествовал о королеве, ненасытной в блуде. Отобрав сотню самых красивых и сильных воинов своей армии, она развлекалась с ними непрерывно в течение недели, а затем приказала вернуть всех на Колесо, ибо «тот, кто испытал подобное наслаждение, не захочет жить дальше на этом свете».
Байран, напротив, считается правителем мудрым и справедливым, хотя и жестоким. Правда, до сих пор за ним не числилось неоправданных зверств – по крайней мере, о них не упоминалось в тех книгах, что имелись у меня в распоряжении. Придворная знать нынешнего короля ничуть не лучше и не хуже, чем окружение других монархов, но Байран, в отличие от своего отца, похоже, выбирает себе друзей и советников, исходя из их способностей, а не из умения гнуть спину.
Я недоумевал, как Майсиру удалось существовать столько времени, имея на троне таких злодеев. Объяснение предложил один философ, проведший в Майсире десять лет в качестве наставника отпрысков королевской семьи. До конца это объяснение я не понял тогда, не понимаю его и сейчас.
«В Майсире, по сути дела, только два класса, – писал этот философ. – Есть класс угнетателей, и есть класс угнетенных. Угнетенные не имеют абсолютно никаких прав, но даже аристократия, вплоть до самых высших слоев, обладает лишь теми правами, которые ей временно пожаловал король. Никому не позволяется выйти за границы своего сословия. Таким образом, жизнь превращается в борьбу за сохранение этих прав. Вся государственная власть принадлежит королю, и, следовательно, только он один может ею распоряжаться. Никому даже не приходит в голову винить в пороках общества короля, так как очевидно, что его устами говорят боги».
В другом месте философ написал: "Хотя в обоих государствах одна и та же господствующая религия, эта общность является кажущейся. Про нас, нумантийцев, говорят, что мы чересчур стоически относимся к действительности, всецело полагаясь на то, что наши благодеяния и грехи, оставшиеся незамеченными при жизни, будут соответственно вознаграждены и наказаны, когда мы вернемся на Колесо. Но если в Нумантии в это только верят, то в Майсире считают незыблемой истиной. Таким образом, майсирец считает, что нет ничего зазорного в том, чтобы высечь простолюдина, так как он, несомненно, страшно грешил в предыдущей жизни – в противном случае он родился бы, имея более высокое общественное положение. С другой стороны, дворянин не просто имеет право – он обязан вкушать все прелести бытия в награду за благочестие в прошлом. Если же он все же переусердствует – что ж, ему не избежать наказания в будущей жизни.
Мало того что майсирцы поклоняются богам более истово, чем самые рьяные нумантийские монахи, – они возводят огромные храмы и отмечают религиозные праздники, неведомые нам. Майсирская магия по природе своей мрачная и основана на поклонении смерти. Я старался по возможности избегать общения с местными чародеями".
Колдовство в Майсире считается задачей первоочередной государственной важности. Юноши и девушки, проявившие способности, отбираются в молодом возрасте и направляются на обучение в закрытые монастыри, а затем избирают свое дальнейшее призвание – или же это делают за них, точного ответа я не нашел. Судя по всему, майсирские колдуны организованы по военному образцу. У нас в Нумантии на это больше всего походило Чарское Братство, но и оно по сути было не более чем обществом взаимной помощи. Верховный маг Майсира, окруженная покровом тайны личность, известен под названием «азаз», то есть церемониймейстер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81