– Кристина ткнула пальцем в изображение гена на экране. – Этот ген, который вы обнаружили у всех мальчиков, имеет одну очень интересную особенность. Он запатентован.
– Не понимаю, – растерянно сказала Джейни. – Нельзя запатентовать врожденный ген.
Кристина улыбнулась.
– Конечно.
– Тогда… тогда этот ген…
– Вот-вот, – закивала Кристина, – этот ген не врожденный. Он внедрен искусственно.
Потрясенная услышанным, Джейни машинально вернулась к своему мороженому. Скрючившись на кушетке, она подносила ко рту ложку за ложкой, почти не отдавая себе отчета в том, что делает. Пока тарелка не опустела, вид у нее был совершенно отсутствующий.
Потом она принялась постукивать ложкой по тарелке, не осознавая, насколько раздражающим может быть этот звук. В конце концов Кристина взяла ложку из ее руки.
Джейни очнулась и посмотрела на нее.
– Жаль, что пенни больше не чеканят, – сказала Кристина. – Я с удовольствием поставила бы один, чтобы узнать, о чем вы думали.
Джейни криво улыбнулась.
– Мои мысли, скорее всего, стоят чуть дороже.
Молодая женщина сунула руку в карман джинсов, извлекла оттуда монету в 25 центов и щелчком пальца бросила ее на стол перед Джейни.
– Поразмышляйте вслух.
– Мне не нравится то, что приходит на ум. И возникает очень неприятное чувство, будто, если я озвучу свои мысли, они станут реальностью.
– Мы вообще не задумывались бы обо всем этом, если бы оно уже не было реальностью. Так что говори не говори, никакой разницы.
– Ген может быть запатентован только в том случае, если он был изменен, – сказала Джейни мрачным, жестким тоном. – Значит, конкретно этот ген взяли у кого-то, изменили и поместили в организм мальчиков. Другим способом он у них оказаться не мог. – Она сделала глубокий вздох. – Нужно найти того, кто сделал это. Но знаете, в чем тут главная закавыка? – Она потерла лоб и закрыла глаза. – В том, чтобы придумать, как можно это исправить.
Джейни ожидала, что перечень переменных будет сокращаться, а он почему-то рос и рос. Каждый новый блок информации, вместо того чтобы помочь в решении проблемы, порождал новую. Джейни требовалось видеть все это разом, поэтому, когда Кристина ушла, она красными чернилами переписала перечень в блокнот. Получились сплошные каракули; так уж она всегда писала еще со времен медицинского института.
«Алехандро был врачом, – укоряла она себя, – а почерк у него превосходный».
Она постаралась не слишком крепко сжимать ручку, а буквы выводить медленно, с росчерками, как это делал ее герой, даже когда ему приходилось совсем туго.
И все равно вид был какой-то… небрежный. В конце концов Джейни решила, что дело не в том, как она пишет, а в том, что:
«Измененный ген поначалу был врожденным. Чьим? Какого-то самого первого пациента. Назовем его условно пациентом Зеро.
Врожденный ген изменен. Кем? Зачем?
Измененный ген представлен на получение патента. Патент выдан. Кому? Ради какого потенциального использования?»
Должно же это было как-то и где-то начаться. Видимо, когда-то некоего ребенка с данной генетической аномалией лечил врач-ортопед, очень интересующийся генетикой. Инцидент должен был иметь место до Вспышек, когда пациенты еще имели возможность выбирать врача, а врачи могли использовать передовые методы лечения, не опасаясь, что их уволят, подвергнут остракизму или разорят.
Это сомнительное исследование осталось незаконченным. Возможно, дело обернулось плохо, врач оставил его, а потом оно было подхвачено кем-то, имеющим совершенно другое представление о том, каким должен быть конечный результат. Перед мысленным взором Джейни возник образ позвоночника Абрахама Прайвеса, выглядевшего так, словно кто-то взял молот и колотил по нему до тех пор, пока не осталось ни одной косточки больше десятицентовой монеты. Какая ужасная, трагическая ошибка!
Потому что это наверняка была ошибка, ставшая следствием самых лучших намерений; то, что поначалу задумывалось, каким-то образом пошло совсем не так. И ни один приличный доктор не позволил бы такому произойти, не сообщив об этом.
Если же это был не несчастный случай, а сознательный акт, тогда, докопавшись, кто это сотворил, Джейни сделает все, чтобы задать жару этому человеку – и, возможно, тем, кто его покрывал.
«Ты понимаешь, как сильно я люблю тебя? – так начиналось пришедшее по электронной почте сообщение. – Как страстно хочу быть с тобой? У меня такое чувство, будто в твоей жизни возникли отвлекающие моменты, уносящие тебя прочь от меня и от всего того, что важно для нас обоих. Знаю, знаю, я не имею права указывать тебе, что делать, и все же умоляю: задумайся, что станет с нами, если ты будешь продолжать и дальше идти тем же путем. Я ужасно боюсь, что ты можешь упустить что-то важное, что-то, свидетельствующее о надвигающейся опасности, и в результате пострадаешь».
«Ох, Брюс, – с грустью подумала она, – пожалуйста, не становись сейчас на моем пути».
Сообщение, однако, на этом не закончилось: «Мы непременно должны обсудить все это лицом к лицу, в Исландии».
«Исландия! – подумала она. – О господи! Не могу я бросить это дело и уехать в Исландию».
Она тут же отослала в туристическое агентство взволнованное письмо: можно ли перенести начало поездки хотя бы на неделю? Виза Брюса выдана на месяц. Наверняка и ее собственную можно переоформить на конец этого месяца… она готова заплатить, если понадобится.
Стоило ей отослать это письмо, как на экране возник маленький почтальон.
«Снова? Я всего десять минут назад просмотрела почту».
Сообщение не содержало ни обратного адреса, ни имени отправителя, ни указания на то, какая в нем содержится информация. Надо бы просто уничтожить…
Тем не менее Джейни прочла его.
«Сейчас самое время тебе бросить все это».
В сообщении была предусмотрена возможность ответа – как тогда, когда она получила первое послание от Кристины. Однако то послание было дружественным; это же определенно нет.
«Остановись», – сказал бы Брюс. «Продолжай», – посоветовал бы Том. «Продолжай, но будь осторожна», – предостерегла бы Кэролайн. Увы, в каждый данный момент времени на светофоре горит только один свет.
Джейни выбрала зеленый.
«Я так не считаю», – отпечатала она и прикоснулась к «иконке» «Отправить».
Сэндхауз должен знать; в конце концов, он человек ответственный. Именно по этой причине он сторонился компьютеров.
– Если я хочу найти медицинские записи периода до Вспышек, куда лучше всего обратиться?
– Что конкретно ты ищешь?
– Пациента, страдавшего травмой позвоночника того или иного рода.
Джон Сэндхауз иронически усмехнулся.
– Ну конечно, это ведь такой пустяк. – Он задумался. – Я бы начал с НИЗ. В качестве предлога используй исследования фонда в области регенерации позвоночника.
Для такого исследования придумать правдоподобную причину будет нетрудно, решила Джейни.
– А если мне понадобится информация о врачах, умерших во время Вспышек?
– Неужели нужно спрашивать, Джейни? Тогда АМА.
Она помолчала.
– Ненавижу АМА. Именно они стали причиной…
– Знаю. Я тоже их не люблю, и, слава богу, мне редко приходится иметь с ними дело. Однако если у кого и есть документы, касающиеся врачей, так это у них. Просто придумай причину, зачем тебе нужен ответ на этот запрос, такую, знаешь… настраивающую на доверительный лад.
– Семья женщины, умершей от остеопороза, хочет на условиях анонимности подарить кому-нибудь кресло вместе с частью ее имущества. Они обратились к нам в фонд с просьбой найти и сообщить им фамилию ортопеда, добившегося выдающихся успехов в этой области после Вспышек, если он все еще жив.
– С радостью пошлю вам список, но должен предупредить, он наверняка окажется длинным… это было трудное для врачей время, знаете ли.
– Длинный список – это прекрасно, мы с удовольствием рассмотрим всех кандидатов. Не хотелось бы упустить кого-то, пусть и ненамеренно.
– У нас очень полные записи, я с радостью передам их вам. Однако у меня есть маленькая просьба – когда вы в конце концов сделаете выбор, будьте любезны, сообщите нам фамилию врача.
– Непременно так и сделаю.
– Отлично. Мы храним данные всех наших членов, даже если они больше не с нами.
– Да, это мне известно.
Джейни сообщила чиновнику АМА по связям с общественностью свой электронный адрес как адрес фонда.
Ответ пришел меньше чем через час. Список содержал устрашающее количество выдающихся ортопедов, унесенных мерзкой бактерией, которая правила в новом тысячелетии; в целом почти четыреста врачей.
«И это всего лишь те, кто был в АМА».
Может, тот, кто требовался Джейни, никогда там и не состоял.
Но, с болью и иронией напомнила она себе, «у них очень полные записи». Интересно, как выглядит ее собственная запись в файлах АМА? Но потом она решила, что на такие догадки не стоит тратить время.
Вот он список, перед ней. В результате неоднократного, логически обоснованного процесса отсеивания, базирующегося на специальности, месте жительства, членстве в различных ассоциациях и других факторах, она отобрала пятнадцать потенциальных кандидатов.
Однако искать пациента Зеро было намного труднее.
Можно ли ситуацию после Вспышек сравнить с тем, что происходило в Европе по окончании Второй мировой войны, когда в записях царила неразбериха и некоторые люди стремились восстановить свои документы, а другие, не менее отчаянно, – уничтожить?
«Скорее всего», – подумала Джейни.
Многое из того, что происходило, когда властвовала чума, осталось недокументированным, потому что люди были слишком заняты процессом выживания, чтобы записывать, кто, кому, что и по какой причине сделал. Многие люди просто исчезали в том, что, не без юмора, называли вакуумом Вспышек. Джейни подозревала, что этот вакуум представлял собой просто обычную жизнь – под вымышленным именем; жизнь, которой жили люди, еще до начала всеобщей неразберихи бывшие маргиналами, дошедшими до той точки, когда утратили всякую надежду «поймать за хвост» Американскую мечту. Что может быть лучше – начать жизнь заново, умерев в своем прежнем качестве и возродившись в новом, гораздо более значительном? Тем более что этот обман никогда не будет обнаружен.
Школы? Больницы? Благотворительные организации? Везде наверняка сохранились записи, удручающе неполные, и многие эти записи были переданы в Большую базу, однако все они защищены законом о неприкосновенности личной жизни.
По крайней мере, защищены от проникновения в базу легальным путем.
«Это мы уже проходили».
И чем все кончилось? Из-за трагических последствий случившегося вся оставшаяся жизнь Джейни будет окрашена чувством вины; то же самое можно сказать о Майкле и Кэролайн. Еще раз обратиться к ним за помощью… нет, это невозможно.
Однако совсем другое дело снова попросить о помощи Сэндхауза. И хотя его никак нельзя назвать компьютерным фанатом, в его академическом наборе криминологических хитростей наверняка отыщется какой-нибудь даровитый хакер, скорее всего единственный, кого еще пока не упекли за решетку.
Сэндхауз ее не разочаровал.
– Да, знаю кое-кого, – сказал он, – но это чертовски жадный сукин сын. И на редкость неприятный.
– Насколько жадный?
– На десять тысяч, скорее всего.
Джейни задумалась.
– Это и впрямь круто.
Джон Сэндхауз пожал плечами.
– Дешевле, чем автомобиль.
– Я не покупаю автомобиль. Мне просто требуется определенная информация.
– Найди кого-нибудь состоятельного, кто сможет заплатить.
Джейни заколебалась. Неужели он что-то знает? Иногда казалось, Джон знает все и обо всех.
– Прежде чем обращаться с просьбой, я должна точно знать, сколько это будет стоить.
– Исходя из предположения, что ты в состоянии найти деньги, вот что тебе нужно сделать…
Ощущение было такое, словно Джейни вернулась в ночной кошмар, тот, который, к ее величайшему огорчению, снова и снова прокручивался в сознании. Однако человека, на контакт с которым вывел ее Сэндхауз, можно было найти только в этом компьютерном баре, так пугающе похожем на тот, другой. Она узнала нужного человека по татуировке в виде курсора на лбу.
Словно какая-нибудь женщина-вамп в дешевом фильме, Джейни через всю забитую людьми комнату смотрела на «джентльмена» не отрываясь, с манящей улыбкой на губах. Когда она подошла к нему, он с холодным изумлением оглядел ее сверху донизу.
Лицо у него было рябое, а морщин больше, чем положено по возрасту. Волосы жирные, волнистые, зачесанные назад; судя по резкому запаху табака, Джейни не удивилась бы, увидев за ухом у него сигарету-самокрутку. Другой исходящий от него запах объяснялся почти пустым стаканом с шотландским виски, который он сжимал в правой руке. В целом он производил впечатление стареющего крутого парня.
И ей самой предстояло попытаться выглядеть «крутой»; эта перспектива раздражала.
– Привет. – Она сделала жест в сторону соседнего табурета у стойки. – Тут занято?
Усмехнувшись, он покачал головой.
Она взгромоздилась на обитое кожей сиденье, не удержавшись от мысли: «Маты Хари из тебя не получится, нужно просто перейти к делу».
Однако он оказался довольно любезным.
– Я так и надеялся, что вы посидите со мной. Могу я угостить вас?
Джейни удивил французский акцент в его речи, объясняющий и запах табака, и «матросский» шарм.
– Очень мило с вашей стороны, спасибо.
Он сделал еле заметный жест подбородком, и чудесным образом появился бармен. На Джейни это произвело впечатление; ей самой наверняка пришлось бы ждать минут десять.
– Что предпочитаете, мисс? – спросил хакер.
«Ох, ты мой сладкий, знаешь ведь, что мы, «старушки», просто таем, если вы обращаетесь к нам «мисс»… и теперь на очереди цветистый комплимент типа как от меня хорошо пахнет».
– «Пино Нуар», пожалуйста, – сказала она бармену, – если у вас есть открытая бутылка.
– Принесите бутылку вашего лучшего, – сказал хакер.
Джейни попыталась запротестовать, но он остановил ее взмахом руки.
– Это и мое любимое. Как вы узнали?
Улыбка у него оказалась прекрасная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71