Заряжая винтовку, я проклинал их, как варвары проклинали Рим, потом сн
ова стрелял и опять заряжал. Так прошло несколько часов, а может быть, мин
ут Ц не знаю.
Костры догорали. Я понял, что огонь был скорее моральной поддержкой, чем
реальным способом защиты. Однако чудища испарились. Вначале я этого даже
не заметил и продолжал стрелять, пока гильза не застряла в затворе. Я ста
л лихорадочно открывать его, но гильза не выскакивала. Где вторая винтов
ка? По всему полу были разбросаны цилиндрические гильзы. Я поскользнулс
я и упал. Пули посыпались у меня из карманов. Я хотел собрать их, но гильзы и
пули смешались. Я подполз к ящику с боеприпасами, запустил туда руку и схв
атил пригоршню патронов, которые обожгли меня холодом. На все это операц
ию у меня ушло несколько минут. Я с удивлением понял, что рева чудищ больше
не слышно, и высунул язык, как загнанный пес. Потом посмотрел через бойни
цы. Никого. Языки пламени уже не взмывали высоко в небо и были скорее синев
атыми, чем алыми. Луч маяка пробегал по берегу через равные промежутки вр
емени. Какую ловушку они мне готовят? Я не верил этому спокойствию, потому
что за окнами еще царила ночь.
Звук выстрела вдали разорвал слои воздуха. Что это могло значить? Стреля
л Батис. Они напали на маяк. Я прислушался. Порывистый ветер временами дон
осил до меня шум битвы. Чудовища выли, как яростный ураган, там, на другом к
онце острова. Размеренность, с которой Батис использовал ружье, говорил
а о необычайно сдержанном характере; он действовал, скорее, со спокойств
ием укротителя тигров, чем с отчаянием человека на краю пропасти. Я бы ск
азал даже, что мне послышался его смех, однако я в этом не был уверен.

5

Я не был хорошим стрелком. Несмотря на прежнюю подпольную деятельность,
мне никогда в жизни не приходилось применять оружие. Сейчас я видел в сво
ем прошлом проявление иронии судьбы: тайно получая и распределяя сотни
ружей; сам я практически никогда не держал их в руках. Как бы то ни было, я тв
ердо решил тренироваться, а всем известно, что в случае необходимости че
ловек обучается любому делу чрезвычайно быстро. У моего ремингтона был о
птический прицел, который позволял уточнять расстояние. Я устанавлива
л его на отметках пятьдесят, семьдесят пять и сто метров и пытался попаст
ь в пустые консервные банки от шпината. Тут возникла первая трудность. Ре
зультат целого утра тренировок оказался более чем посредственным. К физ
ической слабости тела добавилось истощение мозга, которое притупило вс
е чувства. Я целился, прищуривая один глаз, но предметы двоились. Моя нервн
ая система разрушалась с огромной скоростью. Постоянная угроза смерти
сочеталась с невозможностью уснуть, недаром сон издавна использовали к
ак пытку. Естественные ритмы моего тела не столько нарушились, сколько и
счезли. Мне приходилось отдавать приказы своему телу, как это делает офи
цер своим солдатам. Ешь. Пей. Двигайся. Помочись. Не спи! Да, во мне сосуществ
овали необходимость выспаться и страх перед сном. Я пребывал в той облас
ти сознания, где стирались границы между бессонницей и лунатизмом. Иногд
а я заставлял себя совершить то или иное действие: зарядить винтовку или
выкурить сигарету. Патроны не вставлялись, потому что обойма была полна
, а я не помнил, что заряжал ее. Я зажигал сигарету, а потом обнаруживал во р
ту еще одну.
Однако теперь у меня была цель. До настоящего момента я просто старался п
родержаться, потому как никакой надежды на горизонте не было. Теперь, впе
рвые, я сам мог ставить перед собой какую-то задачу. Как только решение бы
ло принято, я углубился в лес, подражая партизанам. Моя одежда не выделяла
сь на фоне деревьев; насколько позволял гардероб, я подобрал вещи споко
йных тонов, похожих на цвета растений, среди которых надо было прятаться
. Кожаные перчатки защищали от холода и прикрывали пузыри на руках. Я устр
оился в восьмидесяти метрах от маяка. Любой снайпер выбрал бы эту выгодн
ейшую позицию. Растительность за моей спиной была достаточно густой, и м
ой силуэт не просматривался. Впереди оставался еще ряд деревьев, которы
е скрывали меня, но не мешали видеть дверь башни и балкон. Я уселся на толс
той ветке, на вершине одного из деревьев. Там была удобная выемка, куда мож
но было положить ствол ружья. Я взял дверь под прицел. Стоило Батису выйт
и наружу Ц и ему конец. Но он не подавал никаких признаков жизни, не появи
вшись за весь день ни разу, и, когда на землю спустились сумерки, мне не ост
авалось ничего другого, как вернуться домой из страха перед чудовищами.

К счастью, ночь прошла спокойно, если так можно выразиться. Они не предпри
няли нового штурма дома. Мне показалось, что несколько чудищ прогуливали
сь вокруг маяка, потому что я слышал их голоса, а однажды даже раздался од
иночный выстрел Батиса, но больше ничего не произошло. Причины такого их
поведения я не смог себе уяснить. Может быть, я здорово их напугал. Выстрел
ы, которые пробили дверь, возможно, ранили несколько чудищ. И сегодня они
решили попробовать добраться до Батиса, которому приходилось экономит
ь патроны. А может быть, этой ночью не были достаточно голодны. Кто мог отв
етить на эти вопросы? Их действия не подчинялись никакой логике, тем боле
е не следовали военной стратегии штурма фортификационных сооружений. Н
а исходе ночи я даже позволил себе такую роскошь, как закрыть глаза и рас
слабиться; этот отдых, хоть и не настоящий, был желанным. С первым проблес
ком зари я занял свою позицию на дереве.
На этот раз ждать пришлось недолго. Не пролило и получаса, как Батис вышел
на балкон. Раздетый до пояса, он являл миру свой мощный торс боксера-вете
рана. Кафф оперся на ржавые перила, далеко разведя руки, и замер: закрытые
глаза, высоко поднятый подбородок, лицо подставлено слабым лучам нашего
грустного солнца. Казалось, что это фигура из музея восковых скульптур.
Лучшей цели нельзя было и представить. Когда приклад уперся мне в плечо, я
прищурил левый глаз. Грудь Батиса смотрела прямо на ствол моей винтовки.
Но я заколебался. А вдруг промажу? Что, если только раню его, легко или тяже
ло? Если ему удастся скрыться внутри маяка, для меня все будет потеряно. Да
же если бы Батис потом умер после долгой агонии, он успел бы запереть брон
ированные ставни балкона. При помощи крюка и веревки я бы мог подняться н
а маяк, но вряд ли бы мне удалось взломать Металлические листы, из которы
х были сделаны дополнительные ставни на балконе. Я сказал себе все это. А е
ще я сказал себе: нет, это не то, не то, и ты сам прекрасно об этом знаешь.
Я просто не мог его убить, и все. Я не был убийцей, хотя обстоятельства толк
али меня на убийство. Выстрелить в человека Ц означает не просто прицел
иться в его тело; это означает убить все, что он пережил. Я видел в прицеле в
интовки Батиса Каффа и мог прочитать всю его биографию. Передо мной прох
одила его жизнь, предшествовавшая жизни на маяке. Против воли мой бунтую
щий мозг рисовал первые открытия Батиса-ребенка, столь еще далекого от п
утешествия, которое приведет его сюда; малочисленные успехи юности, неу
дачи и разочарования, принесенные ему миром, который он для себя не выбир
ал. Сколько раз те самые руки, чьим высшим предназначением было давать ла
ску, наносили ему удар за ударом? Сейчас, когда он превратился в простую м
ишень, стала видна его незащищенность. Почему он приехал на маяк? Был ли он
жесток сам или служил орудием жестокости? В эту минуту я видел перед собо
й человека, загоравшего на солнышке, раздевшись до пояса. На нем не было н
икакой униформы, которая могла бы оправдать выстрел. И если отнять у чело
века жизнь Ц само по себе дело тяжелое, то убить его сейчас, когда он прос
то загорал, казалось мне, представьте себе, еще большей низостью.
Негодуя, я слез с дерева. По дороге домой в наказание бил себя кулаком по г
олове. «Идиот, идиот, Ц говорил я себе, Ц ты самый типичный идиот. Чудовищ
а не станут разбираться, святой ты или мерзавец, сожрут, и все: люди для них
Ц просто мясо. Ты на острове, на самом проклятом из островов мира. Здесь н
ет места ни любви к ближнему, ни философии; здесь не выжить ни поэту, ни вел
икодушному человеку, только Батис Кафф способен на это». Итак, я шел по тр
опинке к дому и остановился у источника. С момента прибытия на остров я н
е пил ничего кроме джина, поэтому наклонился к ведру Батиса, которое все е
ще стояло там. Однако прежде чем пить, я взглянул на свое отражение в воде.

Мне с трудом верилось, что тем человеком, который отражался в ведре, был я.
Четверо суток бессонницы и сражений наложили свой отпечаток на мое лицо
. На щеках появилась щетина, кожа отливала мертвенной бледностью. Глаза и
скрились неизлечимым безумием, белки превратились в багровые озера, в це
нтре которых плавали голубые острова. На веках и коже вокруг глаз растек
ались, пересекая друг друга, лиловые круги. Губы были изъедены холодом и с
трахом. Из-под бинтов на шее, закрывавших ее подобно толстому шарфу, вытек
ал гной; виднелись сгустки крови и сухие струпья. Тело разучилось затяги
вать раны. Ногти поломаны. Слой смолянисто-черной грязи покрывал мои вол
осы. Я отмыл одну из прядей над ухом и с огромным удивлением обнаружил, чт
о цвет волос сменился на грязновато-белый. Я опустил голову в ведро и ста
л ее тереть. Но это было еще не все. Мое тело покрывала библейская грязь. Я с
нял винтовку, отстегнул патронташ и ножи и разделся, как будто вся одежда
, защищавшая меня от холода, Ц бушлат, свитера, рубашка, сапоги, носки и брю
ки, Ц была заражена каким-то микробом. Потом, совершенно голый, я залез н
а скалу, из которой сочилась вода.
Наверху ночной дождь оставил нечто вроде большой лужи. Вода доходила мне
только до колен. Я опустился в нее, и холод оказал на меня живительное воз
действие. Я смог ощутить его, потому что он возрождал мои чувства; голова
просветлела, и силы возвращались ко мне. Само собой разумеется, в мыслях я
вернулся к Батису. Рано или поздно он придет к источнику за водой. Таким об
разом, ключ мог превратиться в прекрасную ловушку. Я нападу на него из за
сады, застигнув врасплох, наведу на него винтовку и возьму в плен. Тогда м
не не понадобится его убивать. Я укрощу его, посажу на цепь. А когда на гори
зонте появится первый корабль, лучом маяка передам сигнал азбукой Морзе
. Будут ли потом судить Батиса или запрут в сумасшедший дом до конца его дн
ей, этот вопрос сейчас меня не занимал.
Через пелену облаков на землю спускались тонкие, четко прочерченные кол
онны света. Небо посвящало мне свою световую симфонию. Я не спешил выходи
ть из воды. Мое тело привыкло к холоду. Я лежал, глядя в небо; впервые с момен
та приезда на остров мне удалось посвятить какое-то время собственной п
ерсоне.
Пребывая в этом положении, я услышал приближавшиеся шаги и попытался ск
рыться под водой, чтобы меня не обнаружили. Хотя моя голова оставалась на
поверхности, я не мог видеть Батиса, но понял, что он выбрал именно этот мо
мент для похода за водой Ц для этого не надо было обладать особым вообра
жением. Он нес другие ведра, об этом говорил металлический перезвон жест
янок. Я проклял свою судьбу. Что я мог сделать? Он непременно заметит мою о
дежду Ц это просто вопрос времени. Хуже того, он увидит винтовку, и тут уж
е трудно предсказать его реакцию. Быть может, он не будет разозлен моим вт
оржением. Однако у сумасшедших очень тонкое чутье, и я подозревал, что он
легко может разгадать мои намерения. А я был безоружным. Размышления зан
яли несколько секунд. В самом деле, вариантов было немного. Если по чистой
случайности Батис не заметит мою одежду, он очень нескоро вернется к ист
очнику. За эти дни чудища смогут тысячу раз расправиться со мной. Я прислу
шался. Он стоял прямо напротив желоба, я слышал, как он отставлял полное ве
дро и заменял его пустым. Вот он замер. Увидел разложенную на земле одежд
у. Понял, что рядом кто-то есть. Прыжок леопарда Ц и два тела покатились по
земле. Я обхватил его ногами и поджал под себя. Занес кулак, но… Это не Бати
с. Это чудовище.
Новый прыжок Ц на этот раз чтобы оказаться как можно дальше. Однако в исп
уге сразу зародилась доля сомнения. Чудовища были страшными убийцами, а
я свалил на землю хрупкое, невесомое существо. Ведра все еще катились по з
емле и стучали друг о друга, издавая жестяной звон. Я боязливо смотрел на
чудовище с почтительного расстояния, как те коты, которым любопытство не
позволяет убежать.
Чудовище не двигалось, оставаясь там, где упало, и издавало жалобные звук
и, как раненая птичка. До меня донесся сильный запах рыбы. Я подполз побли
же и, чтобы получше рассмотреть пришельца, развел его руки, которыми он с
тарался защитить лицо. Это было одно из чудовищ Ц вне всякого сомнения.
Однако черты лица гораздо мягче, чем у них. Округлый овал и ни одного волос
а на голове. Брови так четко прочерчены, словно над ними потрудился шумер
ский каллиграф. Синие глаза. Господи, какие глаза! Какая синева! Синева афр
иканского неба, нет, более прозрачная, более чистая, более яркая и сверка
ющая. Нос небольшой, острый, не выдающийся на лице. Его крылья были чуть вы
ше, чем кость переносицы. Уши, крошечные по сравнению с нашими, в форме рыб
ьего хвоста с четырьмя тонкими осями. Скулы на лице почти не выделялись. Ш
ея была длинной, а все тело покрыто серовато-белой кожей с зеленым отлив
ом. Превозмогая боязнь и недоверие, я дотронулся до нее и ощутил холод тр
упа и гладкость змеи. Потом взял руку чудовища в свои: она отличалась от ко
нечностей его собратьев. Перепонка была короче, чем у них, и едва доходил
а до первого сустава. Тут существо издало испуганный крик, услышав кото
рый я стал безжалостно избивать его, сам не знаю почему. Оно стонало и крич
ало. На нем был надет простой старый свитер, такой растянутый, что служил ч
удовищу подобием платья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28