Но остальные звуки, долетающие сквозь открытую дверь квартиры из коридора, наводненного ящерами, были слишком хорошо знакомыми. Удары прикладов в дверь, испуганные евреи, которых с воплями выгоняли в коридор, грохот опрокидываемой мебели…
— Ваше превосходительство, среди всех народов нашей планеты мы одни приветствовали вас как спасителей, когда вы пришли в Варшаву и сражались на нашей стороне против других людей, — сказал Русси. — А теперь вы всеми силами стараетесь превратить нас во врагов.
— Вы сами превращаете себя во врагов, отказываясь подчиняться, — ответил Золрааг.
— Мы были бы счастливы быть вашими союзниками. Но я уже говорил вам, что быть вашими рабами, подчиняться потому, что нас принуждают, а не потому, что вы правы, — это уже совсем другое.
Золрааг недовольно, «пo-самоварному», булькнул:
— Ваша наглость непереносима.
Время для Русси словно остановилось. Поминутно кто-то из ящеров входил и докладывал губернатору Неудивительно, что поиски не давали результатов. Золрааг продолжал пыхтеть, как чайник, у которого что-то разладилось внутри. «Интересно, — думал Русси, — а мог бы я спрятать жену и сына прямо на глазах пришельцев?» Наверное, смог бы. Ящеры уже продемонстрировали, что совершенно не умеют отличать одного человека от другого. Сейчас, вероятнее всего, они занимались тем, что искали именно спрятавшихся.
И действительно, к Золраагу вскоре привели какого-то низенького седобородого старика, однако губернатор достаточно разбирался в людях, чтобы не принять его за возможную супругу Мойше.
— Думаете, что победили? Так, Большой Урод? — Прежде он никогда не называл Русси обидным для людей прозвищем. Сейчас оно отражало меру губернаторского гнева. — Позвольте сказать, что радоваться вам не придется..
— Делайте со мной что хотите, ваше превосходительство, — ответил Русси. — С вашей точки зрения, вы, как мне думается, имеете такое право. Но я считаю, что никто не имеет права брать заложников и посредством страха навязывать свою волю.
— Когда мне понадобятся ваши суждения, будьте уверены, я обращусь к вам за ними, — ответил губернатор. Судя по всему, его самообладание вернулось, так как речь Золраага опять стала почти правильной — А пока держите их при себе.
Русси попытался представить себе, что бы сделал он на месте Золраага. Наверное, приставил бы дуло револьвера к голове упрямца, подал бы ему заготовленный текст и заставил читать. А что бы сделал он сам перед липом подобной угрозы? Мойше надеялся на свое открытое неповиновение, но был далеко не уверен, что сможет его проявить. Стойкостью мучеников обладают немногие.
Но Золрааг оказался не столь безапелляционным, как боялся Русси. 1убернатор сказал:
— Я должен буду проконсультироваться с моими начальниками, герр Русси, относительна того, какие шаги надлежит предпринять в ответ на этот беспрецедентный акт неповиновения с вашей стороны.
Выпалив это, Золрааг удалился. За ним потянулась его свита.
Обмякший, словно лист мокрой промокашки, Русси повалился на диван. «Беспрецедентный» — это слово спасло его. Ящеры плохо умели думать на ходу и не знали, как поступить, когда что-либо стопорило их план. Конечно, это не означало, что он избежал опасности, просто она на какое-то время отодвинулась. Где-то на верхних ступенях иерархии ящеров существовал тот, кто укажет Золраагу, как поступить дальше. И Русси знал: каков бы ни был приказ, Золрааг его беспрекословно выполнит.
Мойше прошел на кухню и съел еще кусок хлеба с сыром. Потом открыл дверь квартиры — ванна и туалет находились в конце коридора.. С внешней стороны у его двери стояли двое ящеров-часовых. Они вели себя настолько тихо, что ничем не выдавали своего присутствия.
Ящеры последовали за Мойше в туалет. Невзирая на его отчаянный протест, вошли внутрь и следили за ним, пока он мочился. Потом его повели назад в квартиру. По дороге Мойше прикидывал: войдут они в квартиру или нет, но ящеры остались снаружи.
Итак, они убедились, что Мойше никуда не подевался.
Как говорил Мордехай, они не дураки. Мойше оглядел квартиру. Взаперти, в ожидании приговора…
ГЛАВА 15
Линия фронта находилась в каком-то часе езды от Чикаго. Примостившись за опрокинутым сверлильным станком в полуразрушенном фабричном здании города Аврора, штат Иллинойс, Остолоп Дэниелс — подумал: «С тех пор как тридцать лет назад я вылетел из высшей лиги, никогда еще не оказывался так близко от Города Ветров""Windy City — американское название Чикаго. — Прим. перев.» Остолоп рассмеялся, но смех вышел вперемешку с кашлем. Изо рта валил пар, густой, как сигаретный дым. Даже в бараньем тулупе его пробирала дрожь. Сквозь дыры в крыше падал снег. Руки он поплотнее засунул в карманы. Если ненароком схватиться за заиндевелый металл станка, тот сдерет кожу с пальцев не хуже рыбочистки, снимающей чешую с какой-нибудь рыбешки перед отправкой ее на сковородку.
Со стороны улицы, заваленной обломками камней, послышался лязг металла. В нескольких футах от Остолопа, забившись под станину другого станка, лежал сержант Шнейдер.
— Это танк ящеров, — шепнул Дэниелс. Может, Шнейдер скажет, что он ошибся? Но бывалый сержант лишь кивнул. Дэниелс выругался.
— В Первую мировую не нужно было дергаться из-за этих чертовых штук.
— Ясное дело, такой гадости там не было, — согласился Шнейдер. — Но и тогда я все время думал, что может стать хуже. — Он сплюнул на пол. — Выходит, я знал заранее, так?
— Ага, — ответил Дэниелс.
Холод пробирал его до самых костей, но не это сейчас было основной причиной дрожи Остолопа. С самого начала Второй мировой войны он читал о танках, видел их в кино. Но пока ящеры не перевернули весь мир вверх тормашками, он толком не понимал, какова же роль танков в бою. Дело не в том, что они двигаются на гусеницах и имеют длинноствольные пушки. Хуже всего было то, что сидящие внутри за толстым слоем брони и стреляющие из этих пушек остаются почти недосягаемыми для пехоты.
Остолоп стремительно пополз на четвереньках. Стоит первому танку ящеров пробраться на восточный берег Фокс-Ривер, как оборона Чикаго рухнет.
Танк, открыл пулеметный огонь, хаотично выпуская очереди по защитникам Авроры, чтобы заставить людей замереть. Здесь боевые действия велись между домами, на ограниченной территории. Это напоминало Дэниелсу окопную войну, с которой он познакомился во Франции. Аврора находилась на западной границе пояса промышленных городов, тянущегося по прериям от Чикаго.
И там, в громадном городе, боевые действия будут во многом похожи на эти, если кто-нибудь уцелеет, чтобы, отступая, добраться до Чикаго. Остолоп в этом сомневался. Он сомневался и в восемнадцатом году, но тогда у них было больше людей и оружия. Теперь он на собственной шкуре испытывал то, что, должно быть, испытывали под их огнем эти чертовы боши.
Но немцы тогда дрались, как оголтелые, до самого перемирия. Остолоп чувствовал, что и он обязан сражаться, пока — достанет сил. Незадолго до того, как он укрылся в развалинах фабрики, в ее фасад попала бомба. Обломки кирпичей составляли часть уличного завала, через который пробирался танк ящеров. Остолоп пополз туда, где некогда находилось окно, а теперь просто зияла дыра. Неимоверно острые осколки стекла рвали брюки и царапали колени.
Соблюдая все меры предосторожности, Дэниелс выглянул наружу. Танк находился где-то ярдах в тридцати к востоку — сбавил ход, проталкиваясь сквозь обгоревшие грузовики, поставленные американцами в качестве заграждений. Командир танка был не из трусливых. Несмотря на винтовочную стрельбу, он стоял, высунувшись из башни, чтобы видеть происходящее вокруг.
К Дэниелсу командир был повернут спиной. Мальчишкой Остолоп много охотился на белок и опоссумов, поставляя мясо к семейному столу. Сейчас он приложил к плечу винтовку, выстрелил и увидел, как из головы ящера брызнул красный туман. Остолоп тут же покинул свою огневую позицию.
— Пришпилил этого сукина сына! — закричал он сквозь ружейную канонаду и грохот взрывов.
Остальные американцы, скрывающиеся в развалинах фабрики, ответили ликующими возгласами. Такая зримая боевая удача выпадала им слишком редко. Будь солдаты ящеров под стать их потрясающим машинам, люди давным-давно проиграли бы эту войну.
Но долго наслаждаться своим снайперским выстрелом Остолопу не удалось. Пулемет танка начал хлестать по фабрике. Дэниелс схоронился за глыбой еще одного разрушенного станка, благодарный толстым кускам чугуна и стали, спасающим его от летающей смерти.
— Хорошая работа. Остолоп! — прокричал сержант Шнейдер. — Ты вывел танк из наступления. В конце концов, с точки зрения стратегии то, что нас отсюда выбьют, особого значения не имеет.
«Интересно, — подумал Остолоп, — я что, буду менее мертв, если меня убьют в результате какой-нибудь стратегически незначительной операции?» Его всегда удивляло, что, скрючившись под пулеметным огнем, Шнейдер был по-прежнему способен думать и говорить как профессиональный солдат.
Снаружи полыхнуло горячее желтое зарево, словно посреди улицы взошло солнце. Оно сопровождалось грохотом, за которым последовал еще более сильный грохот разорвавшегося снаряда, выпущенного из танкового орудия. На Дэниелса посыпались куски кирпича. Деревянная балка, которая раздавила бы его, как букашку, вместо этого сама разлетелась в щепки, ударившись о станок, служивший ему прикрытием.
Танк выпустил по фабрике еще два снаряда. Остолоп орал во все горло, но не слышал ни себя, ни других. Может, он вообще оглох? В настоящий момент это заботило его меньше всего. Остолоп обнаружил, что намочил штаны, но и на это ему тоже было наплевать. Когда он попытался выбраться, руки и ноги настолько дрожали, что он едва мог шевельнуться.
— Контузия, — произнес Дэниелс, ощущая слова на губах, но совершенно не слыша их.
В окопах Первой мировой после шквального огня немцев у солдат случались контузии. Товарищи подтрунивали над ними, но не особенно зло. Да и контузия вскоре проходит…
Дэниелс считал чудом то, что вообще остался жив.
— Эй, Шнейдер! — крикнул он. — Ты думаешь, мы достаточно отвлекли внимание этих долбаных ящеров?
Ответа Шнейдера Дэниелс не услышал, чему не удивился — он не слышал даже собственного вопроса. Дэниелс бросил взгляд туда, где прятался сержант. Все прочие шутки застряли у него в горле. От ветерана остались лишь брызги крови и беспорядочно валяющиеся куски мяса.
Дэниелс хватанул ртом воздух.
— Боже, — прошептал он.
По меркам этой идиотской войны, Шнейдер был самым лучшим из всех солдат, каких он только знал. И лучшим из всех старших сержантов, с которыми Дэниелс служил во Франции. Хорошего солдата всегда можно отличить от плохого. Хорошие солдаты, пока живут, учатся новому, а плохие лишь суетятся и повторяют все те же ошибки. Когда видишь хорошего солдата мертвым, это напоминает тебе, что и тебя может ждать такой же конец. Подобных напоминаний Остолопу не хотелось.
Он почувствовал резкий запах дыма, которого прежде не было. Вот тебе еще одно напоминание, — о том, что существуют более отвратительные способы умереть, чем смерть от осколков, разносящих тебя на куски. По крайней мере Шнейдер так и не узнал, что лишило его жизни. А если будешь поджариваться живьем, у тебя с избытком хватит времени на сожаления. Трясущиеся конечности Дэниелса мгновенно заработали — если и не на все сто, то достаточно сносно.
Он обвел глазами сумрачное помещение фабричного цеха (теперь, правда, куда менее сумрачное, поскольку ящеры добавили свежих пробоин в фасадной стене), разыскивая товарищей, скрывавшихся здесь вместе с ним. Двоим было некуда спешить; они погибли такой же ужасной смертью, как и Шнейдер. Троим или четверым повезло, как самому Дэниелсу, и теперь они стремились как можно быстрее спастись от пожара. Еще двое были ранены и бились на полу, словно пойманная рыба на дне лодки.
У Остолопа оба деда воевали в войне между штатами и оба, как то любят старики, рассказывали о ней внуку, слушавшему их с широко раскрытыми глазами. Он помнил, как дед с отцовской стороны (у того была длинная седая борода с желтыми полосами от табака возле рта) говорил о битве в прериях и о том, как раненые добивали себя сами, прежде чем это сделает огонь вражеских ружей.
Эти воспоминания — они многие годы не всплывали в его памяти — подсказали Дэниелсу, что он должен делать. Он бросился вперед, схватил одного из раненых и потащил прочь от надвигающегося огня, к полуразрушенной стене, которая могла прикрыть беднягу на время.
— Спасибо, — еле слышно сказал раненый.
— Все нормально.
Дэниелс быстро перевязал самые серьезные из его ран, затем отправился вытаскивать другого товарища. Винтовку пришлось повесить на плечо: второй раненый потерял сознание, и его надо было тащить на себе. Не успел Остолоп взвалить его на плечи, как среди развалин появился и засновал один из солдат ящеров.
Дэниелс был уверен: все кончено. Через какое-то время, которое показалось ему вечностью, хотя на самом деле прошли считанные секунды, ящер опустил дуло оружия вниз и свободной рукой сделал жест: мол, вытаскивай своего раненого друга отсюда.
Иногда, но далеко не всегда немцы во Франции проявляли такое великодушие; иногда, но также далеко не всегда американцы отвечали тем же. Дэниелс никогда не ожидал столкнуться с проявлением великодушия со стороны существа, похожего на чудовищ из сериалов, которые любили смотреть его игроки.
— Благодарю, — сказал он ящеру, хотя знал, что тот не поймет. Затем крикнул своим товарищам, прячущимся среди развалин:
— Ребята, не стреляйте в этого! Он хороший!
Шатаясь под тяжестью второго раненого. Остолоп отнес его к стене, где лежал первый. Тем временем ящер медленно вышел за пределы фабрики. Никто не выстрелил в него.
Это крошечное перемирие длилось где-то полминуты. Остолоп опустил раненого солдата на землю и тут обнаружил, что тот не дышит. Он схватил парня за руку, палец нащупал точку на сухожилии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94