Даже после многих лет, проведенных во сне, мозоли не сошли и мышцы не ослабели.
Роланд быстро спустился по лестнице вниз. Общий зал был полон. За столами в углу, стараясь держаться вместе, сидели крестьяне-беженцы, бежавшие от войны на юг, за другими — рыцари, направлявшиеся к своим лордам на север. Рыцари, почти все молодые люди, точили клинки и натирали маслом стальные или кожаные доспехи. На табуретах вдоль стойки расположились несколько лордов, одетых странно — в туники, рейтузы и стеганые подкольчужники.
В комнате соблазнительно пахло мясом и свежим хлебом, и Роланд, забыв о своем желании сразу уехать, решил позавтракать. Он занял свободный табурет. Два рыцаря рядом горячо спорили о том, нужно ли кормить коня перед боем, и один из них кивнул Роланду, словно приглашая принять участие. «Любопытно, — подумал Роланд, — спутал ли и он меня с кем-то или же просто признал за равного», — в прекрасном новом плаще, в новой рубахе, штанах и ботинках Роланд вполне мог сойти за знатного господина. Не успел он додумать свою мысль, как услышал, что рыцарь назвал его Боринсоном.
Хозяин принес кружку подслащенного медом чая и жареную свинину. Кружка была с носиком, какие в хороших домах подают усатым, чтобы они не замочили усы. Роланд принялся за еду, макая ржаной хлеб в густую подливку.
Он ел и вспоминал события прошлой недели. Вот уже второй раз Роланд проснулся от поцелуя…
Ровно семь дней назад сквозь сон он почувствовал робкое, осторожное прикосновение к щеке, словно полз паук, и вскочил, проснувшись, с заколотившимся сердцем.
Он удивился, увидев, что за окнами день, а он лежит в постели в темной комнате. Стены в ней были из грубо отесанного камня, тюфяк был соломенный, подушка мягкая. Он узнал острый запах моря, стоявший в воздухе. Где-то кричали, как будто жалуясь, чайки, а огромные океанские валы бились о зубчатые стены. И он вспомнил, что стал Посвященным, отдав королю дар метаболизма, и спал здесь наверняка немало лет. Но и сквозь сон в непогоду Роланд слышал удары тяжелых волн, удары, от которых дрожали древние стены.
Сейчас он находился в Голубой Башне, в нескольких милях к востоку от Морского подворья, на берегу моря Кэррол.
Убранство его каморки было на редкость бедным, отчего она смахивала на могилу: на полу ни стола, ни стула, на стенах ни гобелена, ни коврика. Ни шкафа, ни даже крючка на стене для одежды. Каморка предназначалась не для жилья, а для сна, беспробудного сна. Рядом с Роландом стояла молодая женщина. В руках она держала черпак для умывания и, когда Роланд открыл глаза, испуганно отпрянула прочь. Он разглядел ее в тусклом свете, падавшем из окна, покрытого белым соляным налетом.
Женщина была очень мила, с овальным личиком, бледно-голубыми глазами и волосами цвета соломы. На голове у нее был венок из маленьких сухих фиалок. Разбудило его прикосновение к лицу этих светлых длинных волос. Девушка покраснела от смущения и слегка присела.
— Простите, — сказала она с запинкой. — Миссис Хетта велела мне умыть вас.
И словно в доказательство добрых намерений она показала мокрую тряпку.
Однако влажный вкус, оставшийся на губах, походил больше на вкус девичьего поцелуя, а не старой тряпки. Что ж, может быть, она и собиралась его умыть, но для начала сделала кое-что поприятнее.
— Я помогу вам, — сказала она, бросив тряпку в черпак. При этом она выпрямилась и на мгновение отвернулась.
Роланд схватил ее за руку быстро, как мангуст кобру. Эта скорость и сохранила ему жизнь, потому что королю понадобился его дар метаболизма.
— Сколько я спал? — спросил Роланд. Во рту пересохло, в горле першило. — Какой теперь год?
— Год? — переспросила девушка, и не пытаясь вырваться. Он не прикладывал силы. Она могла бы освободить руку, но не стала. Роланд уловил ее запах: от девушки пахло чистотой и сиреневой или, быть может, фиалковой водой, которой были надушены волосы. — Сейчас двадцать второй год правления короля Менделласа Дракена Ордина.
Слова прозвучали как гром: «Двадцать один год. Прошел двадцать один год с тех пор, как я отдал королю свой дар. Двадцать один год я спал, а тем временем девушки умывали меня и вливали мне в глотку суп, проверяя, жив ли».
Роланд отдал свой дар метаболизма молодому воину, сержанту по имени Дрейден. Теперь Дрейден состарился больше, чем на сорок лет, а Роланд во сне не постарел ни на день.
Для него все это произошло, словно вчера. Только вчера он преклонил колени перед Дрейденом и молодым королем Ордином. Он словно все еще слышал похожее на птичьи трели пение Способствующих, чувствовал тяжесть форсиблей, вытягивавших из него дар. От форсиблей в груди разлилась невыносимая боль, кожа задымилась, а потом навалилась непреодолимая усталость. Он закричал от страха и боли и, как ему показалось, умер.
Роланд знал, что раз он проснулся, стало быть, Дрейден погиб. Не он первый отдал свой дар лордам и знал, что когда лорд умирает, дары возвращаются к тем, у кого взяты. Не знал он только, погиб Дрейден в бою или умер в своей постели. Но так или иначе это означало, что Дрейдена больше нет в живых.
— Мне пора, — сказала девушка, сделав попытку освободиться. Роланд ощутил мягкие пушистые волоски у нее на руке. На лице он заметил два прыщика, но она все же показалась ему красавицей.
— Во рту пересохло, — сказал Роланд, не отпуская руки.
— Я принесу воды, — пообещала она. И замерла, словно надеялась, что он отпустит ее сам.
Роланд выпустил руку, но продолжал смотреть прямо в глаза. Он был хорош собой — с отросшими рыжими волосами, собранными на затылке, с волевым подбородком, пронзительным взглядом голубых глаз и гибким мускулистым телом.
Он спросил:
— Вот сейчас, когда ты поцеловала меня, спящего, ты думала обо мне или о ком-то другом?
Девушка испуганно вздрогнула, взглянула на маленькую деревянную дверь комнаты Роланда, словно проверяя, закрыта ли она. Потом быстро, застенчиво кивнула и шепнула:
— О тебе.
Роланд разглядывал ее лицо. Редкие веснушки, красивый рот, правильной формы нос. Она повернулась к нему левым боком, и ему захотелось поцеловать маленькое изящное ушко.
Чтобы прервать затянувшееся молчание, девушка заговорила:
— Я мою тебя с тех пор, как мне исполнилось десять лет. Я… я хорошо тебя знаю. В лице у тебя есть и доброта, и красота, и суровость. Иногда я пыталась понять, что ты за человек, и мне хотелось, чтобы ты проснулся раньше, чем я выйду замуж. Меня зовут Сара, Сара Крайер. Отец, мать и сестры у меня погибли под грязевым оползнем, когда я была еще совсем маленькой, и потому я служу здесь, в Голубой Башне.
— Ты знаешь, как меня зовут? — спросил Роланд.
— Конечно. Боринсон. Роланд Боринсон. Тут тебя каждый знает. Ты отец Капитана Королевской Стражи. Твой сын телохранитель принца Габорна.
Роланд удивился. Он не знал, что у него есть сын. Правда, когда он отдал свой дар, у него оставалась молодая жена, хотя теперь-то ее вряд ли можно было назвать молодой. Но тогда, отдавая дар, он не знал, что она носит ребенка.
Правду ли говорит девушка? И чем, интересно, он ей понравился? Он сказал:
— Имя мое ты знаешь. А знаешь ли ты, что я убийца? Изумленная, она отшатнулась.
— Я убил человека, — повторил Роланд. Он и сам не знал, почему заговорил об этом с ней. Может быть, потому, что, хотя все произошло двадцать лет назад, для него самого это случилось словно вчера, и все было свежо в памяти.
— Наверняка у тебя была веская причина.
— Я застал его в постели жены. Я вспорол ему брюхо, как рыбине, хотя потом и сам не мог бы сказать, зачем. Мы оба вступили в брак по расчету и оба стали несчастливы. Я был к ней равнодушен, но она меня возненавидела. Убивать любовника было бессмысленно. Наверное, я просто хотел причинить ей боль. Не знаю… Ты, Сара, много лет пыталась понять, что я за человек. И как по-твоему, поняла?
Сара Крайер облизала губы. Ее била дрожь.
— Любой другой за такой поступок поплатился бы головой. Наверное, король очень хорошо к тебе относился. Или тоже увидел доброту, которая прячется за твоей суровостью.
— А я вижу в себе только жестокость и глупость, — ответил Роланд.
— А красоту? — Сара наклонилась, чтобы поцеловать Роланда в губы. Он отвернулся.
— Моя жизнь принадлежит не мне, — сказал он.
— Женщине, которая отреклась от тебя и вышла за другого много лет назад… — ответила Сара.
Роланд понял, что она говорит правду. Новость его задела. Та женщина, на которой он женился, которая, как и он, была дочерью мясника, была красивой и умной, и ум у нее был куда острее, чем его ножи. Роланд в ее глазах был болваном. Но только он один знал, какое холодное у нее сердце.
— Нет, — ответил он Саре. — Моя жизнь принадлежит не жене, а королю.
Роланд сел на постели и увидел свои ноги. На нем не было ничего, кроме туники из прекрасного красного хлопка — одежды, которая как нельзя лучше защищает тело в жарком влажном климате. Старые его вещи, в которые он был одет двадцать один год назад, когда отдавал свой дар, давно истлели.
Сара принесла ему штаны и пару ботинок из грубой кожи и предложила помочь одеться, но он не нуждался в помощи. Он никогда не чувствовал себя таким бодрым.
Сегодня он второй раз за эту неделю проснулся от поцелуя, правда, поцелуй барона Полла порадовал его куда меньше.
Он еще ел, когда в дверь вошел молодой рыцарь в латах, покрытых вмятинами и трещинами.
— Боринсон! — воскликнул он, приветствуя Роланда. В эту же минуту барон Полл спустился вниз и остановился возле лестницы.
— Барон Полл?! — изумленно и испуганно пробормотал рыцарь.
В комнате поднялся переполох. Два лорда, беседовавшие рядом с Роландом, бросились на пол. Рыцарь в дверях, звякнув ножнами, обнажил меч. Оруженосцы в углу закричали кто во что горазд: «Сейчас будут драться!», — «Месть до конца!» Кто-то из юнцов, опрокинув стол, исчез в безопасном укрытии. Девушка, прислуживавшая за столом, бросила корзинку с нарезанным хлебом и с пронзительным визгом метнулась в кладовую:
— Барон Полл и сэр Боринсон в одной комнате!
Хозяин, весь белый, выбежал из кухни, растопырив руки, словно собираясь спасать столы и табуретки.
Отовсюду на Роланда смотрели испуганные глаза.
Барон Полл по-прежнему стоял у лестницы с улыбкой, явно наслаждаясь произведенным эффектом.
Роланда он позабавил не меньше. Нахмурившись, Роланд вынул из-за пазухи свой меч и грозно посмотрел на барона. Затем, одним махом разрезав ломоть хлеба, воткнул его острием в столешницу так, что тот задрожал.
— Кажется, рядом со мной освободилось место, барон, — сказал Роланд. — Не хочешь ли ты тоже позавтракать?
— Разумеется. Благодарю, — учтиво ответил барон Полл. Он уселся на соседний табурет, взял половинку хлебного ломтя и обмакнул в подливку Роланда.
Все вытаращили глаза. «Пожалуй, если бы мы с бароном Поллом превратились в парочку жаб или в птичек и запорхали по комнате, ловя мух, вряд ли нам удалось бы удивить публику больше», — подумал Роланд.
Не до конца оправившись от потрясения, молодой рыцарь воскликнул:
— Вам же нельзя подходить друг к другу ближе чем на пятьдесят лиг… это приказ самого короля!
— Верно, но этой ночью счастливый случай загнал нас с Боринсоном в одну койку, — довольно ответил барон Полл. — И должен признаться, более приятного соседа в постели у меня давно не было.
— У меня тоже, — добавил Роланд. — Мало кто может так согреть задницу, как барон Полл. Вот кто здоров, как конь, горяч, как кузнечный горн. Жара в нем хватило бы обогреть целый город. На пятках хоть рыбу жарь, а на спине — обжигай кирпичи.
Все смотрели на них так, словно оба спятили, но Роланд и барон Полл быстро сменили тему и громко, беспечно заговорили про погоду, про недавние дожди и обострение подагры у баронской тещи, про разные способы приготовления оленины и тому подобную чушь.
Их слушали настороженно, ожидая, что спектакль вот-вот закончится, и два славных воина схватятся за ножи.
Наконец Боринсон хлопнул барона Полла по спине и вышел на улицу на утренний воздух. Деревня Стожки вполне соответствовала своему названию. Кругом стояли стога сена, цвел гибискус. Поля вдоль дороги были буро-желтыми. Деревьев здесь почти не было, и насколько видел глаз простиралась ровная, покрытая выгоревшей пожухшей травой равнина.
Свиньи благоразумно разбежались. В грязи возле самых ног Роланда рылась парочка рыжих кур. Роланд стоял и ждал, когда мальчик приведет из конюшни его лошадь.
Он смотрел в затянутое дымкой небо. Воздух был влажным от утреннего тумана. По ветру, словно хлопья теплого снега, летал донесенный ветром вулканический пепел.
Барон Полл вышел следом за Роландом и встал рядом, глядя на небо и поглаживая бороду.
— Неспроста это извержение, — заключил он. — Говорят, Радж Ахтена возит с собой пламяплетов. Вот наверняка их работа.
«Вряд ли, — подумал Роланд, — пламяплеты не в состоянии разбудить вулкан». Кроме того, вулкан далеко на юге, а войска Радж Ахтена идут на Каррис миль на сто севернее. Но вид у неба действительно был зловещий.
— Что это за королевский приказ? — спросил Роланд. — Почему вам с моим сыном запрещено подходить друг к другу ближе, чем на пятьдесят лиг?
— А, пустяки, — смущенно отмахнулся барон Полл, — старая история. Я не рассказал бы тебе, но ты все равно скоро сам услышишь об этом от какого-нибудь менестреля. Они даже почти не врут, — барон застенчиво посмотрел себе под ноги и смахнул с плаща упавший пепел. — Я живу в смертельном страхе перед твоим сыном вот уже лет десять, — Роланд подумал: «Интересно, что сделал бы его сын, в самом деле проснись он в объятиях барона». — Но ведь в темные времена даже враги могут стать друзьями, — сказал Полл, — Люди могут измениться, не так ли? Если встретишь сына, передай ему от меня самые лучшие пожелания.
В лице барона все говорило о раскаянии, и Роланд рад был бы пообещать ему мир, но не решился.
— Передам, — только пообещал он.
Издалека по грунтовой дороге с юга на север застучали копыта боевых скакунов — к деревне приближался отряд рыцарей человек в пятьдесят.
— Может быть, тебе по пути никто и не встретится, — сказал барон Полл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78