Должно быть, она вспотела во время схватки со мной и теперь блаженн
о подрагивала в токе воздуха. «Может быть, открыть боковое стекло?» Ц под
умал я. Может быть, смрадный городской дух выманит ее из холодной стериль
ной атмосферы машины? Сомнительно. Муха было явно не дурой, а уж если муха
неглупа, безрассудностей от нее не дождешься. Я сдался. Дождавшись красн
ого сигнала светофора на одном из перекрестков, я даже поднял вверх руки.
Надо уметь признавать поражения. И как только я сдался, муха перестала ра
здражать меня. Мне даже потребовалось дважды обвести ветровое стекло гл
азами, чтобы найти ее. Как говорил пактор Браун: «Чтобы победить, часто быв
ает достаточно потерпеть поражение».
А вот и Санрайз-стрит. Какой мне нужен номер? Тридцать семь. Вот он. Захудал
ый отельчик, из которого, наверное, никто никуда не выезжает и в который ни
кто никогда не въезжает. В таком месте могут жить только те, кто потерял вс
якую надежду.
За обшарпанной конторкой сидела прямая седая старуха в старомодных очк
ах и с бешеной скоростью вязала. Спицы так и мелькали в ее руках. Если бы вс
е вязали с такой быстротой, подумал я, текстильная промышленность была б
ы обречена. А может быть, она вообще никогда не возникла бы. И не было бы про
мышленной революции, и я не стоял бы сейчас в сумрачном пыльном вестибюл
е пятиразрядной гостиницы и не ждал бы, пока портье-вязальщица соизволи
т ответить мне. Но она не соизволяла. Может быть, старуха ставит сейчас мир
овой рекорд? Может быть, с ее точки зрения, ей сейчас надоедает какое-то ни
чтожное существо в желтой одежде, отрывая ее от сладостных спиц. Я вытащи
л из кармана бумажку в пять НД и шагнул к конторке. Я готов был поклясться,
что старуха ни на мгновение не прервала вязанья, не протянула руки, и тем н
е менее бумажка мгновенно исчезла, чуть хрустнув где-то в одном из ее карм
анов. Наука узнала, как устроены пульсары и квазары, что происходит в Краб
овидной туманности и когда наши предки спустились с деревьев. Но все рав
но нас окружают повседневные тайны, раскрыть которые науке не дано.
Ц Билли Иорти? Ц неожиданно глубоким и звучным контральто переспроси
ла меня вязальщица. Ц Третий этаж, восьмая комната… Спрашивали его уж се
годня, Ц неодобрительно добавила она, и я подумал, что, будь ее воля, она бы
немедленно забила раз и навсегда все двери, чтобы никто никого не спраши
вал и не отрывал ее от спиц.
Гостиница сопротивлялась старости и бедности с трогательным упрямство
м. На лестнице лежала ковровая дорожка, но терракотовый цвет ее угадывал
ся лишь по краям, и при желании можно было пересчитать все нити, из которых
она была соткана в доатомную эпоху. Половины медных прутьев, которые ког
да-то прижимали дорожку к ступеням, не было, и их заменяли куски проволоки
.
Где-то жалобно вибрировали и пели водопроводные трубы. А может быть, это с
тонали постояльцы, оплакивая вытоптанную ковровую дорожку.
Я деликатно постучал в дверь восьмого номера. Никто не отвечал. Я постуча
л чуть громче и тут заметил, что дверь прикрыта не полностью. Я толкнул две
рь, и она открылась.
Ц Мистер Иорти! Ц позвал я.
Никто не ответил. Я стоял в крошечной прихожей и думал, что если Билли Иорт
и ушел, старуха бы наверняка заметила. Я уже чувствовал, что Билли Иорти не
исчез, я чувствовал, что он даже не выходил из комнаты…
Он лежал на полу, и первое, что я заметил, были подошвы его ботинок. Каблуки
были основательно стоптаны, но это уже не имело большого значения для бю
джета мистера Иорти, стражника ОП Семь. Он лежал лицом вниз, неловко подло
мив правую руку, но ему-то неудобно не было. Ему было все безразлично, пото
му что на полу возле его лица стояла невероятно темная в электрическом с
вете лужица неправдоподобно густой крови.
Я сделал два шага вперед, нагнулся над трупом и дотронулся до его руки. Тел
о уже было холодным, но мне почудилось, что оно еще не излучило последние о
статки тепла и не сравнялось с температурой воздуха.
Ц Совпадение четвертое, и решающее, Ц сказал я вслух. Искать здесь что-н
ибудь было бессмысленным. Этот человек в ботинках со стоптанными каблук
ами и с неловко подломленной рукой был виноват только в одном: он знал, ког
о он впустил и выпустил из ОП без регистрации, сломав для этого регистрац
ионный автомат. Теперь это знал только тот или те, кто уговорил его сделат
ь это. Они Ц да. Я Ц нет.
Я спустился вниз по вытертой дорожке и сказал старухе:
Ц Ваш постоялец Билли Иорти убит. И не очень давно.
Старуха не ответила и ни на йоту не изменила скорости вязания. За те десят
ь или пятнадцать минут, что я провел наверху, чулок в ее руках изрядно подл
иннел. А может быть, мне это показалось.
Ц Вы не могли бы мне описать его сегодняшних посетителей? Ц как можно к
ротче спросил я.
Вязальщица не отвечала. Я достал из кармана бумажку в десять НД, добавил е
ще пятерку и подошел к конторке. Увы, на этот раз с купюрами ничего не прои
зошло Ц они остались в моей руке.
Ц Я ничего не видела и ничего не знаю, Ц твердо сказала вязальщица свои
м необыкновенным голосом, и я понял, что она ничего не расскажет. Или ей хо
рошо заплатили, или ее хорошенько припугнули. Или и то и другое одновреме
нно. Старуха была теперь неподкупна. Как говорил пактор Браун: «Столкнув
шись с выдающейся честностью, ищи такое же преступление».
Ц Надо сообщить в полицию, Ц вздохнул я. Лучше уж сделать это самому, пос
кольку старуха обладала явно избирательной памятью и могла бы, может быт
ь, вспомнить, что я вышел из камеры окровавленный и в состоянии сильного д
ушевного волнения. Раз они его убили, значит, они опасались моего прихода.
Я поймал себя на том, что все-таки предпочитаю множественное местоимени
е.
Она подвинула мне телефон локтем, не прерывая своего вязания, и я подумал,
что движение воистину вечно и неистребимо.
Я сообщил дежурному полицейскому офицеру свое имя, назвал адрес, и он при
казал подождать, пока не пришлет людей на место.
Я опустился в кресло, и на мгновение мне показалось, что я проваливаюсь к ц
ентру земли. Утомленные контактами с тысячами задов, пружины сдались. Ка
к и весь отель, как и покойный Билли Иорти, они потеряли веру в будущее.
«Может быть, сказать полицейским, что старуха видела, кто приходил к Иорт
и? Ц подумал я. Ц Бессмысленно. Она не признается, а они особенно и настаи
вать не будут. Еще один труп. Трупом больше, трупом меньше Ц какое это име
ет значение с точки зрения высшей полицейской философии?»
Моя покойная мать отличалась болезненной аккуратностью и глубоко стра
дала, если хоть какая-нибудь вещь лежала не на месте. Неукротимая страсть
к порядку заставляла ее бесконечно прибирать, расставлять и переставля
ть все, что она могла сдвинуть с места. Она была молчаливой женщиной, и тол
ько когда она впадала в экстаз уборки, я замечал на ее лице слабую улыбку х
удожника или человека, предающегося тайному и сладостному пороку.
Она стремилась на все надеть чехлы, все расставить в строго симметричном
порядке. Мне до сих пор кажется, что мы с отцом должны были раздражать ее, п
оскольку были без чехлов и не всегда занимали отведенное место в нашей м
аленькой квартирке.
С тех пор как я себя помню, я всегда внутренне восставал против этого царс
тва зачехленной симметрии, но потом, уже с того света, матушка все-таки до
билась своего: и я тоже замечаю в себе инстинктивное стремление к четкос
ти и симметрии. Как-то, рассматривая альбомы, куда я аккуратно и красиво п
одклеивал учебные дела, пактор Браун сказал: «Не хочу огорчать тебя, Дики,
но боюсь, что тебе будет нелегко служить Первой Всеобщей помоном. Ты тяго
теешь к порядку, мир же страстей всегда беспорядочен. Преступления Ц на
стоящий экстракт страстей».
Вот и сейчас, утонув в бездонном кресле в маленьком темном вестибюле пар
шивой гостиницы и ожидая неторопливого появления блюстителей закона, я
подсознательно раскладывал и перекладывал по мысленным полочкам те не
многие факты, коими я обладал. Фактов было мало, а полочек много. И главная
до сих пор совершенно пустая: убили ли они Иорти, так сказать, в порядке пе
рестраховки, с самого начала зная, что покойники, как правило, надежнее жи
вых, или потому, что узнали о вознесенной молитве Кэрол Синтакис и моем ра
сследовании?
Оба варианта были вполне правдоподобны. Уже договариваясь со стражнико
м Седьмого ОП, чтобы он пропустил их без регистрации, а потом выпустил, не
заглядывая в машину, они могли планировать его убийство. Торгуясь с чело
веком со стоптанными каблуками, они включали в цену и стоимость его жизн
и. Но могло быть и не так. Самим фактом своих розысков я мог напугать их и по
слать на Санрайз-стрит, в восьмую комнату на третьем этаже. Но где, как, в та
ком случае, я включил механизм? Ответа пока не было.
Впрочем, это была не единственная пустая полочка. Кому понадобился тихий
, одинокий эмбриолог, всего два месяца тому назад вернувшийся из-за грани
цы и живший затворником? Наверное, это были знакомые Синтакиса, раз он не о
казывал никакого сопротивления, запер за собой дверь и даже погасил свет
…
Чем больше я размышлял, тем тверже укреплялся в уверенности, что, если у ме
ня и есть хоть один шанс из тысячи, мне нужно будет познакомиться с прошлы
м Мортимера Синтакиса. Легко сказать «познакомиться». Но как? Жизнь и раб
ота его были надежно изолированы от меня. Ни адреса, ни названия фирмыТ и
ли больницы, ни имен знакомых или коллег, ни рассказов сестре. В самом этом
отсутствии информации было нечто противоестественное, что каким-то стр
анным образом увязывалось с трупом на третьем этаже, с продавленным крес
лом, с яростной седой вязальщицей и испуганными глазами Кэрол Синтакис.


Глава 4

Выложив все двум полицейским, которые не пытались подавить зевоту и, каз
алось, готовы были заснуть рядом с бедным Иорти, я вышел на улицу. Моросил
тончайший позднеоктябрьский дождик. Даже не дождик, а легкая водяная мгл
а, тонко блестевшая в свете фонарей. Последние листья распластались на а
сфальте и на крышах стоящих машин, отчаянно цепляясь за уходившую осень.
Было всего половина девятого вечера, но улицы давно обезлюдели, и лишь ре
дкая машина с мокрым шипением проносилась мимо, отражаясь в жирно блесте
вшей мостовой.
Здравый смысл подсказывал мне, что нужно возвратиться в общежитие, но я у
же был охвачен лихорадкой. Я мог, разумеется, обманывать других, являя соб
ой человека спокойного и рассудительного, каким и надлежит быть помону,
но меня уже охватил нестерпимый зуд расследователя.
Я уселся в свой «шеворд» и позвонил по радиотелефону Кэрол Синтакис. Гол
ос ее вначале звучал нерешительно, но потом она сказала: «Приезжайте».
Встретила она меня уже не так, как накануне. Может быть, ее удивил мой втор
ичный такой поздний визит, может быть, давала себя знать реакция на проис
шедшее, но Кэрол была суше и сдержаннее. А может быть, они побывали и здесь?
«Так, мол, и так, мисс Синтакис, последите за этим помоном, а потом расскажи
те нам. Главное Ц это его планы. Ах, вы не хотите? Но в таком случае…»
Я не стал делиться с ней своими предположениями, а попросил разрешения п
обыть в комнате брата.
Ц Скажите, вы что-нибудь трогали там? Ц спросил я ее.
Ц Нет, брат Дики.
Ц Умница, Ц кивнул я.
Комнатка была небольшой и столь же стандартно-безликая, как и ее исчезну
вший хозяин. Письменный стол с книжной полкой над ним, диван, шкаф, два сту
ла.
Первое впечатление было, что в этой комнате обитал бесплотный дух. Я подо
шел к книжной полке, скользнул по ней взглядом. Биология, еще биология, эмб
риология, иммунитет, снова эмбриология Ц все книги солидные, старомодны
е уже самой своей толщиной, твердыми переплетами. Такой же толстый томик
справочника «Кто есть кто». Полка как полка, книги как книги. Ни одной худо
жественной книги, чтобы хоть как-то можно было судить о вкусах хозяина. Не
выведешь ведь заключения о характере человека на основании «Курса обще
й эмбриологии. Ф.Дж.Снорта и С.Палевски. Сан-Франциско. 1981 год». Я еще раз обв
ел глазами полку и с сожалением должен был признаться себе, что она меня р
азочаровала. В глубине души я надеялся, более того, я был уверен, что по кни
гам найду хоть указание, в какой стране работал Мортимер Синтакис.
В ящиках стола была всяческая дребедень. Две пачки трубочного табака, тр
и трубки, одна из них со сломанным мундштуком, старые шариковые ручки, рас
ческа, электробритва «Шик» с лопнувшим корпусом, девственно-чистая запи
сная книжка, стопка «Спортивного обозрения» за последние две недели, дес
ятка полтора газетных разворотов с объявлениями о продаже недвижимост
и, еще какая-то газета отдельно. И все. Ни письма, ни конверта, ни адреса Ц н
ичего.
Я открыл шкаф. Пальто, два костюма. Вещи готовые, не сшитые по заказу, этике
тки местных магазинов.
Я сел на диван и сказал себе, что этого не может быть. Комната не может быть
столь противоестественно пуста. Да, разумеется, понятие индивидуальнос
ти в наш век стандартизации Ц понятие довольно старомодное. О какой инд
ивидуальности можно говорить, если телевидение и реклама заполняют наш
и головы и сердца самым стандартным содержимым… И все-таки комната Синт
акиса была странно стандартна даже по нынешним меркам. Это что-то значил
о. Просто я не умею понять. Не думаю. Я закрыл глаза. Мне не хотелось погружа
ться сейчас, ибо я испытывал недовольство собой, всем ходом расследовани
я, я чувствовал некий умственный зуд оттого, что не мог проникнуть в герме
тический футляр анонимности и безликости комнаты Мортимера Синтакиса.
Поверьте, это не лучшее состояние духа для погружения. Разумеется, усили
ем воли я мог бы стряхнуть с себя на время и эту комнату, и самого Синтакис
а, и все с ним связанное. Но потом все равно нужно будет возвращаться к нем
у.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22