Бреющегося Оскара, спрашивающего меня, кто жужжит в электрической
бритве. Не что, а кто. Оскара, который любит молчаливую девчушку по кличке
Заика. Оскара, которого я незаметно для себя стал называть «сынок».
Сынок сынком, а нужно было что-то решать. То, чего я более или менее успешно
избегал всю жизнь. Решать. Мы сидим второй день в этом курятнике и смотрим
телевизор. Еще деньЦ другой Ц и уже не один Оскар, а мы оба превратимся и
з людей в слепков. Но больше, к сожалению, делать нечего. Я боюсь даже выгля
нуть из квартиры. Наверное, это психоз. Плата за Нову. Стоит мне закрыть гл
аза, как я вижу красный мебельный фургон. Филипп Чейз. И серенький приземи
стый «джелектрик». И самое гнусное заключается в том, что никакой стопро
центной уверенности в реальности моих страхов у меня нет. Но я не могу поз
волить себе проверить, мишень ли я, подставляя себя под выстрелы.
Единственный способ, который приходит мне в голову, Ц это узнать, наведы
вался ли кто-нибудь за нами в «Сансет вэлли». Если да, значит, нас ищут. Если
нет, фирма Филиппа Чейза вполне добропорядочна. В таком случае я готов ка
ждые полгода менять квартиру, лишь бы почаще иметь удовольствие видеть д
линный красный фургон.
Но идти самому в гостиницу, не говоря уже об Оскаре, Ц значит пригнуть го
лову, зажмурить глаза и на четвереньках влезть в мышеловку. Они могут под
жидать меня и в вестибюле, и в номере, и на улице. Когда человеку хочется сп
окойно спать у себя в Нове, убив накануне очередное бессловесное существ
о, и у него есть деньги, он сделает все, чтобы ему не мешали. В таких случаях
даже скупердяи бывают щедры.
Попросить съездить туда Генри Клевинджера? Абсурдная идея. Абсурдная со
всех точек зрения. Можно отбросить ее сразу же. Он ничего не поймет. Ему ни
чего нельзя будет объяснить. Его слишком хорошо знают.
Послать Николаса Дани? Это значит подвергнуть опасности человека, с кото
рым связаны единственные планы на будущее. Если кто-нибудь и может совер
шить налет на Нову, то это телеразбойники. К тому же, пока Ники хранит у себ
я оригиналы фото и пленки, у меня есть хоть какая-нибудь надежда.
Остается Первая Всеобщая. Если я вознесу молитву Машине, она безусловно
тут же распорядится, чтобы просьба моя была выполнена. Мне не хотелось эт
ого делать. Дело не в том, что я уже два с половиной месяца не вознес ни одно
й информационной молитвы. За исключением последних двух дней я и не мог б
ы этого сделать. Просто… просто… Впрочем, не совсем просто. И дело вовсе не
в сомнениях. Обязательные сомнения предписаны Алгоритмом. И не в том, что
я не мог совершить за все это время пи одного погружения. В жизни каждого п
рихожанина Первой Всеобщей бывают периоды, когда он выпадает из гармони
и. И это предусмотрели отцы-программисты. Дело было в другом. Один из важн
ейших принципов налигии гласит: стремление к налигии не менее важно, чем
сама налигия. Так вот, у меня больше не было ни налигии, ни стремления к ней.
Оставалось лишь чуство потери чего-то очень привычного. Но оно не тяготи
ло меня, это чувство…
И все-таки нужно было вознести молитву. Машина простила бы меня, если бы з
нала, зачем я ее обманываю.
Я набрал в легкие побольше воздуха и нырнул в телефон. Я назвал себя, сооб
щил, где я, коротко объяснил, почему не на предписанном месте в общежитии п
омонов, и попросил, чтобы какой-нибудь помон осторожненько проверил в «С
ансет вэлли», не интересовался ли кто-нибудь мною или Оскаром Клевиндже
ром. Машина молитву приняла, сообщила ее регистрационный номер и попроси
ла спокойно подождать.
Что я и сделал, снова погрузившись в продавленное кресло Ники. На мгновен
ие меня охватило ощущение, что я уже погружался в продавленное кресло. И н
едавно. И тоже было ожидание. И вдруг я вспомнил… Вестибюль дрянной гости
ницы, в которой я нашел убитого стражника. Вязальщица с необыкновенным г
олосом. Я утонул в кресле и ждал полицию. Но тогда я был спокойнее. Я ни от ко
го не прятался. Я еще не знал, что уже был мишенью. Теперь я знал.
Я встал и подошел к окну. С вечерней улицы сквозь плотно закрытые рамы дон
осился обычный городской гул. В комнате было жарко, и стекло слегка запот
ело. Я провел по нему пальцем. Потом расширил ручеек, потом сделал из него
речку и сквозь нее увидел красный фургон «Перевозка мебели. Филипп Чейз»
. И серенький приземистый «джелектрик». Они остановились около дома, и из
легковой машины быстро вышли двое. И направились к входу.
В голове у меня кувыркалось одно слово: «Быстрее!» Больше не было ничего.

Ц Оскар! Ц крикнул я. Ц Быстрее! Быстрее!
Я буквально вытащил его из квартирки, успев по дороге сунуть в карман пис
толет. Лифт был занят. Может быть, уже ими. Скорей всего, ими. Они, должно быт
ь, деловито проверяют пистолеты и перекладывают их в карманы пальто. Лиц
а их напряжены. Но, в общем, будничны. Работа. Обычная работа. Ну, может, немн
ожко и опаснее, но ведь и платят неплохо.
Бежать по лестнице вниз? А если и там ждут? Возникнуть в подъезде идеально
й мишенью? Из «Перевозки мебели» так удобно заранее прицелиться…
Оставался один путь Ц наверх. На каждом из двух верхних этажей по три ква
ртиры. Где-нибудь закрыто, куда-нибудь не пустят. И правильно сделают, пот
ому что люди Филиппа Чейза привыкли ходить по квартирам. Они ведь перево
зят мебель. Они знают, как разговаривать с людьми.
Ну что же, может быть, их остановит то, что я скажу им про оригиналы? Вряд ли.
Они, наверное, из тех, что сначала стреляют, а потом думают.
Последний этаж. Есть ли чердак?.. Отцы-программисты… Есть. Только бы дверь
была не заперта.
Она была заперта.
Ц Пусти… Ц прошептал Оскар. Он ничего не спрашивал. Он держался молодц
ом. Он ударил в дверцу плечом и вышиб ее.
Мы бежали по мягкой пыли почти в полном мраке, натыкаясь на трубы, на какой
-то хлам. Единственное окошко вспыхивало оранжевыми отблесками рекламы.

Ц Куда мы бежим? Ц пробормотал Оскар, и я вдруг сообразил, что бежать нам
некуда. Хорошо, если бы к окошку вела пожарная лестница. Что было бы, если б
ы ее не было, я подумать не успел, потому что услышал голос:
Ц Я посмотрю на чердаке. Тут как будто дверь открыта.
Другой ответил:
Ц Давай, а я закончу с квартирами.
Молча я придавил Оскара вниз. В пыль. В грязь. Он понимал. Он знал, что такое
страх и как нужно притаиться.
Ц У, черт! Ц пробормотал голос, и я понял, что он ударился обо что-то. Ц Хо
рошо бы фонарик…
Голос был хриплый, сонный, спокойный. Голос охотника. Не жертвы, а охотника
.
Он щелкнул зажигалкой, и я увидел его лицо. В желтом пятнышке слабого свет
а оно показалось мне задумчивым и сосредоточенным. Почти привлекательн
ым. Лицо человека, думающего, как бы убить себе подобного.
Он приподнял зажигалку, чтобы лучше было видно, и я понял, что еще дваЦ три
шага Ц и он увидит нас. Теперь мишенью был он. Я медленно поднял пистолет.
Нас, помонов, учат употреблять оружие как можно реже, но когда нужно его уп
отребить, мы знаем, как это делать.
Я затаил дыхание и плавно, не дергая, нажал на спуск. Выстрел был оглушител
ьным. Выстрелы всегда звучат особенно громко в тесном помещении.
Ц Эй, что там? Они? Ц послышался голос с лестничной площадки.
Ц Они! Ц сдавленно крикнул я.
Дверной прямоугольник осветился, и тут же свет заслонила фигура. Я выстр
елил. Удивительно, как охота на человека притупляет у охотника чувство о
пасности. Этим двум, наверное, и в голову не приходило, что намеченные жерт
вы могут поменяться с ними ролями. А впрочем, если бы они это представляли
, они бы не перевозили мебель для Филиппа Чейза.
Ц Помоги мне… Ц шепотом попросил я Оскара. Ц Поищи около первого зажиг
алку Ц он держал ее в руке, Ц где-нибудь около него. А я займусь вторым.
Чердачное окошко по-прежнему ритмично освещалось оранжевыми всполоха
ми. Я переступил первого и осторожно пошел на светлый прямоугольник двер
и. Я не боялся, что промахнулся. На таком расстоянии я не промахиваюсь.
Он лежал, уткнувшись лицом в бархатистую чердачную пыль. Но это было не ст
рашно. Задохнуться он не мог. Потому что был мертв. Совсем мертв.
Ц Нашел зажигалку, Ц громко прошептал Оскар. Ц Вот она.
Ц Хорошо. Зажги ее.
Ц Как?
Ц Ну, нажми кнопку. Посмотри сам.
Ц Зажег.
Ц Человек умер? Ты ведь теперь знаешь, что такое умереть?
Ц Да, Дин. У него дырка во лбу.
Что делать дальше? Красный фургон все еще внизу. Они, наверное, уже нервнич
ают: куда девались двое из «джелектрика»? Они прикуривают новые мэрией о
т старых и глубоко затягиваются. Скоро дваЦ три человека поднимутся нав
ерх. Теперь они будут напуганы. Они будут прислушиваться к каждому шорох
у. Они будут знать, что мы здесь, в этом ноевом ковчеге, потому что в нем толь
ко что исчезли двое их товарищей. Они оставят коллег у подъезда и будут де
йствовать методично и неторопливо. В конце концов они придут и на чердак.
С фонариками.
Мне пришла в голову дурацкая мысль. Переодеться в одежду убитых и нагло с
пуститься вниз, рассчитывая, что они не сразу определят, кто мы. Увы, так бы
вает только в фантазиях. Оставалось чердачное окошко. Я пошел на рекламн
ые всполохи. Стекло едва пропускало свет. Последний раз его мыли, должно б
ыть, перед второй мировой войной. Я дернул изо всех сил, и рама со скрипом р
аспахнулась. Ворвался холодный воздух, и я постарался вздохнуть поглубж
е, чтобы хоть как-то успокоиться и оценить наши шансы.
Окно выходило на крышу. Я положил руки на подоконник, подпрыгнул, вышел в у
пор и оказался на крыше, обнесенной проржавевшим металлическим парапет
ом. Ветер пронизывал меня без малейших усилий, я с трудом унял дрожь и огля
делся в поисках пожарной лестницы. Я знаю, как устроены пожарные лестниц
ы в старых домах. Мое детство прошло на такой лестнице. Она была клубом, ци
рком и кафе. С нее я хотел прыгнуть, когда жизнь показалась мне невыносимо
й. Около нее я впервые увидел пактора Брауна.
Справа от себя сквозь гребенку парапета с выломанными зубьями я увидел р
ожки пожарной лестницы, загибавшиеся внутрь, на крышу.
Ц Оскар! Ц позвал я, всунув голову в окошко. Ц Вылезай.
Он держался молодцом. Ни паники, ни лишних вопросов. Может быть, потому, чт
о он плохо понимал, что происходит. А может быть, он понимал это лучше меня.

Мы подошли к лестнице. Она выходила во двор. Ветер принес откуда-то мелкую
водяную пыль. Он швырял ее пригоршнями в мигающий свет рекламы зубной па
сты, высвечивал ее.
Ц Ты не побоишься спускаться? Ц спросил я Оскара.
Ц Нет, Дин. Не побоюсь.
Он боялся. Я почувствовал это и по его голосу, и по легкой дрожи, которую ощ
утил, коснувшись его руки своей. Это было хорошо. Он боялся и пересиливал с
трах.
Ц Я полезу первым, ты за мной. Что бы ни происходило, не отпускай лестницу.
Если со мной что-нибудь случится, позвони Генри Клевинджеру в Хиллтоп. Пр
идется тебе тогда остаться Оскаром…
Ц Нет, Ц прошептал Оскар, Ц с тобой ничего не может случиться, ты ведь м
ой… мой покровитель.
Я взялся руками за лестницу. Ржавое железо было холодным и мокрым. Я отпус
тил одну руку и посмотрел на ладонь. Она была темно-коричневой. Ржавчина.

Я спускался осторожно, тщательно нащупывая ногой каждую перекладину. Я о
собенно не боялся, что меня кто-нибудь заметит из окон, Ц было темно, шел д
ождь, какой идиот будет смотреть в окно… Зато смотрел я. Сквозь неплотно з
адернутые занавески в теплых светлых мирках я видел людей, которые не ла
зили по мокрым и ржавым лестницам. Они сидели у телевизоров, ели, разговар
ивали.
Вдруг я не нащупал ногой очередной перекладины Ц очевидно, она была выл
омана. А может быть, вообще лестница обрывалась. Я поднял голову. Оскар спу
скался медленно, так же как и я нащупывая ногами перекладины.
Ц Оскар… Ц тихо позвал я, и он замер надо мной. Ц Осторожнее. Одной перек
ладины не хватает.
Я крепко сжал руками перекладину, за которую держался, и попытался дотян
уться ногой до следующей опоры, но не мог. Оставался один способ. Я обхвати
л боковую стойку, всем телом прижался к ней и начал осторожно опускаться.
Мне показалось, что вот-вот руки соскользнут с мокрого, ржавого металла, и
я на секунду коснулся стойки щекой, уловил ее запах.
Наконец я нащупал перекладину. Я перевел дух. Удивительно избирательно в
се-таки работает мозг, подумал я. Спуститься с лестницы Ц и больше ничего
. Фильтры срезали крайности Ц до и после. А опасность могла подстерегать
нас и сверху и снизу.
Вот наконец и последняя перекладина. Я огляделся. Двор был пуст. Освещенн
ые окна отражались в мокром асфальте.
Я спрыгнул и подождал Оскара. Даже в полумраке двора видна была потемнев
шая от влаги пыль на его лице. Да и я, наверное, выглядел не лучше. Я быстро н
амочил платок о Лужице, вытер лицо и протянул платок Оскару.
И снова надо было решать. Попытаться спрятаться где-нибудь во дворе или р
искнуть выбраться на улицу. Все зависело от того, нашли ли уже люди снизу с
воих двух товарищей. Этого я не знал. Я автоматически поднял голову и в рек
ламной оранжевой вспышке увидел человека на крыше. Он смотрел вниз.
Я схватил Оскара за руку, и мы кинулись к выходу Ц небольшой арке! Каждая
клеточка моего тела напряглась, ожидая, что сейчас, в следующее мгновень
е тишина двора взорвется грохотом выстрелов.
Мы нырнули под арку и оказались на улице. Я знал, что бежать нельзя, нельзя
привлекать внимание, но ноги не слушались. Они взбунтовались против прик
аза двигаться медленно и чинно. Мы бежали минут пять, не меньше. Я хватал в
оздух широко открытым ртом, но его никак не хватало, чтобы наполнить легк
ие. Сердце колотилось о ребра так, что оно или ребра вот-вот должны были ра
збиться.
И тут возникло такси. Подарок судьбы. Самый желанный в ту секунду подарок.
Островок безопасности. Крепость на четырех колесах, в которой можно пере
вести дух.
Ц Смотрю, бегут, Ц покачал головой водитель, когда мы в изнеможении рух
нули на заднее сиденье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22