https://wodolei.ru/catalog/mebel/Russia/
) — экскременты и моча.
на балконе. В темном прохладном уголке она позволила себе впасть в задумчивость. Рхиоу представила себе основные характеристики лондонских ворот, как они описаны Знанием — собранием магических сведений, предоставляемым желающим Шепчущей. Будучи связанными с основной структурой, находящейся на древней Нижней Стороне, лондонские ворота были ее отражением, Однако то обстоятельство, что располагались они на другом континенте, из-за разнообразных пространственных напряжений приводило к значительным отличиям. Рхиоу намеревалась подробно обсудить их с принимающей стороной, когда окажется на месте.
Закончив дела с коробкой для хиоух, Рхиоу встряхнулась, подошла к краю балкона и ступила на первую ступеньку кирпичной «лестницы», ведущей на крышу соседнего здания, прошла по покрывающему крышу гравию и вскочила на парапет. Там она помедлила, глядя на Семидесятую улицу и с удовольствием вдыхая утренний воздух. Как это нечасто случается в Нью-Йорке, вокруг царила тишина: ни у одной машины не завывала охранная сигнализация и даже рокот моторов на Первой авеню звучал приглушенно. Тихий шелест, доносившийся отовсюду — вздохи систем вентиляции, никогда не смолкающий шум уличного движения, — казался Рхиоу дыханием города. Лишь в самые сильные снегопады это ровное шипение неохотно смолкало, хотя даже и тогда воображение отказывалось этому верить, заставляя слух ловить вдохи и выдохи десяти миллионов легких. Это был звук жизни — то, ради чего трудилась Рхиоу.
Она посмотрела на восток, в сторону реки. Вид частично закрывали здания Нью-Йоркского госпиталя и Корнелльского медицинского центра, но Рхиоу чувствовала запах и даже смутно улавливала шум воды, такой отличный от шума уличного движения. На дальнем берегу расплывчато сияли огни Квинса, и Рхиоу чуяла рассвет, хотя еще и не видела его.
Новый день, — подумала она, — новая работа. Рхиоу прикрыла глаза, чтобы лучше видеть нефизическую сторону вещей и самой стать более заметной для них. Мне сегодня предстоит повстречаться с жестокими и трусливыми, — подумала она, — лживыми и завистливыми, безразличными и невежественными: никуда от них не денешься. Однако их многочисленность и их беспечность не означают, что я должна стать такой же, как они. Я знаю свою работу, и поручили ее мне Вечные Силы. Моя лапа — это их лапа, попирающая Змею, сейчас и всегда… Я пройду сквозь вселенную, как делают это сами Вечные Силы, видя и постигая с ними вместе и ради них, я стану опекать миры, словно свои собственные, потому что таковыми они и являются. Бесшумным будет мое движение, как и движение Сил, и делать свою работу я стану невидимой: свет не нуждается в моих напоминаниях о добрых делах, которые совершает ночь. И в своем долгом путешествии я буду знать сомнение и страх, попадая в незнакомые и странные места, но отрину их, как требует моя клятва, и буду делать свое дело, ибо если Вечные Силы и я вместе не сможем исправить то, что пришло в упадок, то кто сможет? И должным образом исполнив свой долг, я, хоть и испытаю усталость в конце дня, на рассвете дня нового поднимусь и вместе с ними скажу: «Смотрите, мир обновился!»
Медитация этим, конечно, не ограничивалась; она представляла собой скорее свод правил, чем ритуал, напоминание о самом важном, «заявление о намерениях». В известной мере это было тем, что эххифы называют «призывом на помощь»: после произнесения необходимых слов всегда возникало ощущение, что кто-то слушает, вникает в ваши проблемы и готов дать полезный совет.
Рхиоу поднялась, встряхнулась и пересекла крышу.
Самое смешное, — подумала она, делая «шаг вбок» и начиная спускаться по невидимым ступеням из временно затвердевшего воздуха, — что хоть ты и знаешь, что Силы рядом и слушают тебя, твоих проблем это не решает. — Рхиоу всегда казалось, что эххифы испытывают такую же трудность, пусть и в меньшей степени. Люди или абсолютно уверены в существовании собственных богов, или сомневаются, но и наиболее пламенно верующим их вера приносит не больше душевного спокойствия, чем сомнение — остальным. Город был полон огромных великолепных зданий, в которых эххифы регулярно собирались, по-видимому, с целью напомнить своим богам — человеческой версии Вечных Сил — о том, что эти боги существуют (что представлялось Рхиоу совершенно ненужным), и сообщить, какого высокого мнения о них придерживаются молящиеся (это всегда смешило Рхиоу: как будто Силы, под руководством Первой создавшие и эту, и все другие вселенные, так уж нуждаются в признании со стороны эххифов или их восхвалениях, а то и неравнодушны к лести)…
Спустившись в проход рядом со зданием, Рхиоу поблагодарила воздух и отпустила его, а сама направилась к воротам, ведущим на улицу. По пути она размышляла о том, что Урруах ненамеренно подтвердил ее правоту: его заинтересовали вокальные произведения, исполняемые в самых больших из тех роскошных зданий, поскольку некоторые из мелодий были много древнее музыки, которую Урруах слышал на концертах. Кот отправился на службу в «кафедральный собор» в центре города, чтобы ознакомиться с содержанием песнопений, и вернулся в растерянности. Половина стихотворных текстов содержала такое самоуничижение эххифов и такую откровенную лесть Вечным Силам, что даже кошка в охоте сочла бы их неприемлемыми со стороны претендентов на ее внимание. Другая же половина содержала поразительно мрачный взгляд на мироздание и была полна ужаса перед немилостью Вечных Сил (что совсем уж удивительно — даже немилостью Прародительницы); ожидаемый конец света должен был сопровождаться уничтожением или вечными мучениями всех существ, не соответствующих стандарту. Рхиоу удивилась: как сумела Одинокая Сила наплести такое про Прародительницу, почему та не положила конец ее ухищрениям? Да, подобные идеи многое объясняли в поведении эххифов…
Рхиоу остановилась у химчистки на углу Семидесятой улицы и Второй авеню, дожидаясь, пока сигнал светофора остановит поток машин и она сможет перейти на другую сторону.
Они испуганы, — думала она, — и чувствуют, что нуждаются в защите со стороны вселенной. Дело усугубляется еще и тем, что хотя эххифы догадываются о существовании Сил, они не уверены в том, какова их собственная роль. Они даже не уверены в том, что происходит с ними, когда они умирают. — Смерть эххифа оставляла тягостное впечатление окончательности; впрочем, Рхиоу мало разбиралась в этом — ей только однажды случилось соприкоснуться с этой стороной реальности. Самим эххифам, похоже, было преподнесено множество взаимно исключающих версий того, что случается с ними После. Ее собственная хозяйка, Хуха, знала Рхиоу, где-то, где ей хорошо. Но где? И вернется ли она, как это случается с представителями Народа на протяжении девяти жизней? Хоть любая кошка и могла быть уверена в своем будущем, она все же всегда испытывает легкий шок, когда, взглянув в глаза нового знакомого, неожиданно узнает старого друга и по блеску в его глазах видит, что и он ее узнал. Шерсть Рхиоу встала дыбом, когда такое случилось с ней в первый раз — две или три жизни назад. Впрочем, постепенно она привыкла. Некоторые представители Народа стремились найти своих прежних знакомцев и закончить незаконченные дела или начать их заново в более благоприятной обстановке новой жизни.
Рхиоу свернула на Вторую авеню и быстро побежала в южном направлении; над ней на фоне светлеющего неба гасли последние желтые уличные фонари. Рхиоу по диагонали пересекла Вторую, дойдя до Шестьдесят Седьмой улицы, продолжая у всех на виду двигаться на юго-запад по тротуару: пешеходов пока было немного. Даже в столь ранний час не следовало привлекать к себе внимание: многие эххифы прогуливали своих собак, прежде чем отправиться на работу.
Сделав «шаг вбок», не воспринимаешь все достаточно отчетливо, — подумала Рхиоу, — да и нет такой собаки, с которой я не справилась бы. — Если на тротуаре станет слишком тесно, всегда можно воспользоваться теми тремя или четырьмя маршрутами, которые привели бы ее к цели незамеченной. Впрочем, Рхиоу предпочитала ходить по улицам — хотя бы ради разнообразия впечатлений. Конечно, нашлись бы кошки, которые сочли бы, что Рхиоу следует больше обращать внимание на представителей собственного вида, однако она считала, что, изучая эххифов и заботясь о них, она одновременно заботится и о благополучии соплеменников.
На юг, потом на запад — по Парк-авеню и Пятьдесят Седьмой. Несмотря на ранний час, пешеходов здесь было много: кто-то возвращался домой из ночной смены, кто-то шел в кафе, чтобы позавтракать перед работой. Две разделенные газоном полосы Парк-авеню превратились в потоки грузовиков, такси, самых разнообразных автомобилей. Хотя Рхиоу от Грэндсентрала отделяло еще пятнадцать кварталов, она знала, что уже находится над подземными туннелями вокзала, по крайней мере той их частью, что расходится от четырех главных «входов» по двум основным уровням: пятьдесят два пути на верхнем и двадцать три на нижнем. Рхиоу остановилась на юго-западном углу Пятьдесят Седьмой и Парк-авеню, рядом с красивым старинным домом; прямо под ней на глубине пятнадцати или двадцати футов располагался пост У. Снизу доносился знакомый раскатистый гул, и Рхиоу подушечками лап ясно ощущала вибрацию тротуара: один из первых утренних поездов приближался к платформе.
Пять двадцать три, — подумала Рхиоу, хорошо знакомая с расписанием. Она бросила последний взгляд на светлеющее небо, потом двинулась к решетке, вделанной в тротуар.
Проскользнув между прутьями, она сделала несколько шагов по неровному бетонному желобу и остановилась, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте. Прямо перед ней бетонная труба круто уходила вниз.
Труба была довольно длинной, футов десяти. Рхиоу сделала глубокий вдох, прыгнула и оказалась на плоской верхушке цементного короба, защищавшего электрические провода. Спрыгнув еще на восемь футов вниз, она побежала по гравию, покрывающему пол узкого служебного прохода, бетонные стены которого были сплошь покрыты потеками ржавчины. Скоро она оказалась в главном железнодорожном туннеле под Парк-авеню. Прямо перед ней высился бетонный бункер поста У, в настоящий момент погруженный в темноту. Налево уходили четыре пары рельсов, почти сразу — в том месте, где на поверхности проходила Пятьдесят Пятая улица, — разветвлявшиеся на семь основных путей и три боковых.
Рхиоу посмотрела направо и налево, прислушалась, потом пересекла пути и направилась вдоль них на юг. Впереди, как всегда ночью, горела лишь каждая четвертая из люминесцентных ламп, так что платформы выглядели полосатыми: освещенные места чередовались с погруженными в ржавого цвета полумрак. Заметив на пути 24 маленькую движущуюся фигурку, Рхиоу побежала к ней навстречу; в конце платформы возникло нечто, к вокзалу отношения явно не имеющее — сконцентрированные в одной точке перемежающиеся вспышки белого и синеватого света.
— Бамм… — донесся призрачный голос башенных часов из главного зала. Рхиоу пересекла несколько пар рельсов и прыгнула на платформу рядом с путем 24. Перед ней сидел Урруах, задумчиво глядя на тускло сияющее переплетение струн, образующее ворота; овал входной матрицы был несколько больше, чем обычно.
— Удачи тебе, Урруах, — поздоровалась Рхиоу и постояла немного рядом, положив в качестве приветствия хвост на спину коту. — Где наш вундеркинд?
— Наверху — выпрашивает буженину в итальянском ресторанчике.
Рхиоу вздохнула.
— Я предпочла бы, чтобы ты не поощрял эту его привычку.
— Вот как? Я. прекрасно помню, кто его к такому приучил. Кто-то отвел его туда и…
— Да ладно, — усмехнулась Рхиоу, — все мы иногда совершаем ошибки. Ворота ты открыл?
— Нет. Их открыл Арху, пока дожидался нас.
— Нас? Тебя тоже еще не было?
— Он пришел пораньше. Похоже, ему не терпится.
Рхиоу повернула одно ухо в сторону главного зала.
— Не нравится мне, когда он открывает ворота без присмотра. Пока еще он…
— А как его остановишь? Брось, Рхиоу. Ты посмотри, как он все сделал: синхронизация безупречная. Конечно, — добавил Урруах, предупреждая возражение Рхиоу, — ему не следовало уходить от открытых ворот, но я сам предложил ему отправиться наверх и перекусить. Повар в ресторанчике ему симпатизирует, так что в беду малыш не попадет.
Рхиоу вернула ухо на прежнее место и не стала спорить, хотя у нее возникло отчетливое ощущение, что она столкнулась с круговой порукой котов.
Может быть, мне предстоит к этому привыкать, — подумала она.
— Хорошо, — сказала Рхиоу вслух, приглядываясь к воротам. Они были соединены с лондонскими и находились в режиме, который не позволял с той стороны ни видеть их, ни использовать для перехода. Ворота с этой стороны тоже были бы невидимы, если бы Арху со всей тщательностью не ввел в заклинание символы Речи, изображающие имена Рхиоу, Урруаха и его собственное. Благодаря этому матрица ворот позволяла им троим видеть, что происходит на другой стороне. За переливающимся разноцветными огоньками овалом блестела на солнце река, омывающая подножие огромного квадрата древних каменных стен; за ними виднелись и другие строения, образующие небольшой укрепленный город.
— Лондонский Тауэр, Тауэр (англ.) — башня.
- сказал Урруах.
— Что-то на башню он не похож.
— Башня есть там внутри, — пояснил Урруах, — по ней получил название весь замок. Сам комплекс ворот находится к северу от Тауэра — в более спокойном месте, откуда удобнее совершать переходы, — так посоветовала Шепчущая. Солнце в Лондоне встало примерно четыре часа назад.
— Десять тридцать… — прикинула Рхиоу. — Это удобное время для лондонской команды смотрителей?
—
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
на балконе. В темном прохладном уголке она позволила себе впасть в задумчивость. Рхиоу представила себе основные характеристики лондонских ворот, как они описаны Знанием — собранием магических сведений, предоставляемым желающим Шепчущей. Будучи связанными с основной структурой, находящейся на древней Нижней Стороне, лондонские ворота были ее отражением, Однако то обстоятельство, что располагались они на другом континенте, из-за разнообразных пространственных напряжений приводило к значительным отличиям. Рхиоу намеревалась подробно обсудить их с принимающей стороной, когда окажется на месте.
Закончив дела с коробкой для хиоух, Рхиоу встряхнулась, подошла к краю балкона и ступила на первую ступеньку кирпичной «лестницы», ведущей на крышу соседнего здания, прошла по покрывающему крышу гравию и вскочила на парапет. Там она помедлила, глядя на Семидесятую улицу и с удовольствием вдыхая утренний воздух. Как это нечасто случается в Нью-Йорке, вокруг царила тишина: ни у одной машины не завывала охранная сигнализация и даже рокот моторов на Первой авеню звучал приглушенно. Тихий шелест, доносившийся отовсюду — вздохи систем вентиляции, никогда не смолкающий шум уличного движения, — казался Рхиоу дыханием города. Лишь в самые сильные снегопады это ровное шипение неохотно смолкало, хотя даже и тогда воображение отказывалось этому верить, заставляя слух ловить вдохи и выдохи десяти миллионов легких. Это был звук жизни — то, ради чего трудилась Рхиоу.
Она посмотрела на восток, в сторону реки. Вид частично закрывали здания Нью-Йоркского госпиталя и Корнелльского медицинского центра, но Рхиоу чувствовала запах и даже смутно улавливала шум воды, такой отличный от шума уличного движения. На дальнем берегу расплывчато сияли огни Квинса, и Рхиоу чуяла рассвет, хотя еще и не видела его.
Новый день, — подумала она, — новая работа. Рхиоу прикрыла глаза, чтобы лучше видеть нефизическую сторону вещей и самой стать более заметной для них. Мне сегодня предстоит повстречаться с жестокими и трусливыми, — подумала она, — лживыми и завистливыми, безразличными и невежественными: никуда от них не денешься. Однако их многочисленность и их беспечность не означают, что я должна стать такой же, как они. Я знаю свою работу, и поручили ее мне Вечные Силы. Моя лапа — это их лапа, попирающая Змею, сейчас и всегда… Я пройду сквозь вселенную, как делают это сами Вечные Силы, видя и постигая с ними вместе и ради них, я стану опекать миры, словно свои собственные, потому что таковыми они и являются. Бесшумным будет мое движение, как и движение Сил, и делать свою работу я стану невидимой: свет не нуждается в моих напоминаниях о добрых делах, которые совершает ночь. И в своем долгом путешествии я буду знать сомнение и страх, попадая в незнакомые и странные места, но отрину их, как требует моя клятва, и буду делать свое дело, ибо если Вечные Силы и я вместе не сможем исправить то, что пришло в упадок, то кто сможет? И должным образом исполнив свой долг, я, хоть и испытаю усталость в конце дня, на рассвете дня нового поднимусь и вместе с ними скажу: «Смотрите, мир обновился!»
Медитация этим, конечно, не ограничивалась; она представляла собой скорее свод правил, чем ритуал, напоминание о самом важном, «заявление о намерениях». В известной мере это было тем, что эххифы называют «призывом на помощь»: после произнесения необходимых слов всегда возникало ощущение, что кто-то слушает, вникает в ваши проблемы и готов дать полезный совет.
Рхиоу поднялась, встряхнулась и пересекла крышу.
Самое смешное, — подумала она, делая «шаг вбок» и начиная спускаться по невидимым ступеням из временно затвердевшего воздуха, — что хоть ты и знаешь, что Силы рядом и слушают тебя, твоих проблем это не решает. — Рхиоу всегда казалось, что эххифы испытывают такую же трудность, пусть и в меньшей степени. Люди или абсолютно уверены в существовании собственных богов, или сомневаются, но и наиболее пламенно верующим их вера приносит не больше душевного спокойствия, чем сомнение — остальным. Город был полон огромных великолепных зданий, в которых эххифы регулярно собирались, по-видимому, с целью напомнить своим богам — человеческой версии Вечных Сил — о том, что эти боги существуют (что представлялось Рхиоу совершенно ненужным), и сообщить, какого высокого мнения о них придерживаются молящиеся (это всегда смешило Рхиоу: как будто Силы, под руководством Первой создавшие и эту, и все другие вселенные, так уж нуждаются в признании со стороны эххифов или их восхвалениях, а то и неравнодушны к лести)…
Спустившись в проход рядом со зданием, Рхиоу поблагодарила воздух и отпустила его, а сама направилась к воротам, ведущим на улицу. По пути она размышляла о том, что Урруах ненамеренно подтвердил ее правоту: его заинтересовали вокальные произведения, исполняемые в самых больших из тех роскошных зданий, поскольку некоторые из мелодий были много древнее музыки, которую Урруах слышал на концертах. Кот отправился на службу в «кафедральный собор» в центре города, чтобы ознакомиться с содержанием песнопений, и вернулся в растерянности. Половина стихотворных текстов содержала такое самоуничижение эххифов и такую откровенную лесть Вечным Силам, что даже кошка в охоте сочла бы их неприемлемыми со стороны претендентов на ее внимание. Другая же половина содержала поразительно мрачный взгляд на мироздание и была полна ужаса перед немилостью Вечных Сил (что совсем уж удивительно — даже немилостью Прародительницы); ожидаемый конец света должен был сопровождаться уничтожением или вечными мучениями всех существ, не соответствующих стандарту. Рхиоу удивилась: как сумела Одинокая Сила наплести такое про Прародительницу, почему та не положила конец ее ухищрениям? Да, подобные идеи многое объясняли в поведении эххифов…
Рхиоу остановилась у химчистки на углу Семидесятой улицы и Второй авеню, дожидаясь, пока сигнал светофора остановит поток машин и она сможет перейти на другую сторону.
Они испуганы, — думала она, — и чувствуют, что нуждаются в защите со стороны вселенной. Дело усугубляется еще и тем, что хотя эххифы догадываются о существовании Сил, они не уверены в том, какова их собственная роль. Они даже не уверены в том, что происходит с ними, когда они умирают. — Смерть эххифа оставляла тягостное впечатление окончательности; впрочем, Рхиоу мало разбиралась в этом — ей только однажды случилось соприкоснуться с этой стороной реальности. Самим эххифам, похоже, было преподнесено множество взаимно исключающих версий того, что случается с ними После. Ее собственная хозяйка, Хуха, знала Рхиоу, где-то, где ей хорошо. Но где? И вернется ли она, как это случается с представителями Народа на протяжении девяти жизней? Хоть любая кошка и могла быть уверена в своем будущем, она все же всегда испытывает легкий шок, когда, взглянув в глаза нового знакомого, неожиданно узнает старого друга и по блеску в его глазах видит, что и он ее узнал. Шерсть Рхиоу встала дыбом, когда такое случилось с ней в первый раз — две или три жизни назад. Впрочем, постепенно она привыкла. Некоторые представители Народа стремились найти своих прежних знакомцев и закончить незаконченные дела или начать их заново в более благоприятной обстановке новой жизни.
Рхиоу свернула на Вторую авеню и быстро побежала в южном направлении; над ней на фоне светлеющего неба гасли последние желтые уличные фонари. Рхиоу по диагонали пересекла Вторую, дойдя до Шестьдесят Седьмой улицы, продолжая у всех на виду двигаться на юго-запад по тротуару: пешеходов пока было немного. Даже в столь ранний час не следовало привлекать к себе внимание: многие эххифы прогуливали своих собак, прежде чем отправиться на работу.
Сделав «шаг вбок», не воспринимаешь все достаточно отчетливо, — подумала Рхиоу, — да и нет такой собаки, с которой я не справилась бы. — Если на тротуаре станет слишком тесно, всегда можно воспользоваться теми тремя или четырьмя маршрутами, которые привели бы ее к цели незамеченной. Впрочем, Рхиоу предпочитала ходить по улицам — хотя бы ради разнообразия впечатлений. Конечно, нашлись бы кошки, которые сочли бы, что Рхиоу следует больше обращать внимание на представителей собственного вида, однако она считала, что, изучая эххифов и заботясь о них, она одновременно заботится и о благополучии соплеменников.
На юг, потом на запад — по Парк-авеню и Пятьдесят Седьмой. Несмотря на ранний час, пешеходов здесь было много: кто-то возвращался домой из ночной смены, кто-то шел в кафе, чтобы позавтракать перед работой. Две разделенные газоном полосы Парк-авеню превратились в потоки грузовиков, такси, самых разнообразных автомобилей. Хотя Рхиоу от Грэндсентрала отделяло еще пятнадцать кварталов, она знала, что уже находится над подземными туннелями вокзала, по крайней мере той их частью, что расходится от четырех главных «входов» по двум основным уровням: пятьдесят два пути на верхнем и двадцать три на нижнем. Рхиоу остановилась на юго-западном углу Пятьдесят Седьмой и Парк-авеню, рядом с красивым старинным домом; прямо под ней на глубине пятнадцати или двадцати футов располагался пост У. Снизу доносился знакомый раскатистый гул, и Рхиоу подушечками лап ясно ощущала вибрацию тротуара: один из первых утренних поездов приближался к платформе.
Пять двадцать три, — подумала Рхиоу, хорошо знакомая с расписанием. Она бросила последний взгляд на светлеющее небо, потом двинулась к решетке, вделанной в тротуар.
Проскользнув между прутьями, она сделала несколько шагов по неровному бетонному желобу и остановилась, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте. Прямо перед ней бетонная труба круто уходила вниз.
Труба была довольно длинной, футов десяти. Рхиоу сделала глубокий вдох, прыгнула и оказалась на плоской верхушке цементного короба, защищавшего электрические провода. Спрыгнув еще на восемь футов вниз, она побежала по гравию, покрывающему пол узкого служебного прохода, бетонные стены которого были сплошь покрыты потеками ржавчины. Скоро она оказалась в главном железнодорожном туннеле под Парк-авеню. Прямо перед ней высился бетонный бункер поста У, в настоящий момент погруженный в темноту. Налево уходили четыре пары рельсов, почти сразу — в том месте, где на поверхности проходила Пятьдесят Пятая улица, — разветвлявшиеся на семь основных путей и три боковых.
Рхиоу посмотрела направо и налево, прислушалась, потом пересекла пути и направилась вдоль них на юг. Впереди, как всегда ночью, горела лишь каждая четвертая из люминесцентных ламп, так что платформы выглядели полосатыми: освещенные места чередовались с погруженными в ржавого цвета полумрак. Заметив на пути 24 маленькую движущуюся фигурку, Рхиоу побежала к ней навстречу; в конце платформы возникло нечто, к вокзалу отношения явно не имеющее — сконцентрированные в одной точке перемежающиеся вспышки белого и синеватого света.
— Бамм… — донесся призрачный голос башенных часов из главного зала. Рхиоу пересекла несколько пар рельсов и прыгнула на платформу рядом с путем 24. Перед ней сидел Урруах, задумчиво глядя на тускло сияющее переплетение струн, образующее ворота; овал входной матрицы был несколько больше, чем обычно.
— Удачи тебе, Урруах, — поздоровалась Рхиоу и постояла немного рядом, положив в качестве приветствия хвост на спину коту. — Где наш вундеркинд?
— Наверху — выпрашивает буженину в итальянском ресторанчике.
Рхиоу вздохнула.
— Я предпочла бы, чтобы ты не поощрял эту его привычку.
— Вот как? Я. прекрасно помню, кто его к такому приучил. Кто-то отвел его туда и…
— Да ладно, — усмехнулась Рхиоу, — все мы иногда совершаем ошибки. Ворота ты открыл?
— Нет. Их открыл Арху, пока дожидался нас.
— Нас? Тебя тоже еще не было?
— Он пришел пораньше. Похоже, ему не терпится.
Рхиоу повернула одно ухо в сторону главного зала.
— Не нравится мне, когда он открывает ворота без присмотра. Пока еще он…
— А как его остановишь? Брось, Рхиоу. Ты посмотри, как он все сделал: синхронизация безупречная. Конечно, — добавил Урруах, предупреждая возражение Рхиоу, — ему не следовало уходить от открытых ворот, но я сам предложил ему отправиться наверх и перекусить. Повар в ресторанчике ему симпатизирует, так что в беду малыш не попадет.
Рхиоу вернула ухо на прежнее место и не стала спорить, хотя у нее возникло отчетливое ощущение, что она столкнулась с круговой порукой котов.
Может быть, мне предстоит к этому привыкать, — подумала она.
— Хорошо, — сказала Рхиоу вслух, приглядываясь к воротам. Они были соединены с лондонскими и находились в режиме, который не позволял с той стороны ни видеть их, ни использовать для перехода. Ворота с этой стороны тоже были бы невидимы, если бы Арху со всей тщательностью не ввел в заклинание символы Речи, изображающие имена Рхиоу, Урруаха и его собственное. Благодаря этому матрица ворот позволяла им троим видеть, что происходит на другой стороне. За переливающимся разноцветными огоньками овалом блестела на солнце река, омывающая подножие огромного квадрата древних каменных стен; за ними виднелись и другие строения, образующие небольшой укрепленный город.
— Лондонский Тауэр, Тауэр (англ.) — башня.
- сказал Урруах.
— Что-то на башню он не похож.
— Башня есть там внутри, — пояснил Урруах, — по ней получил название весь замок. Сам комплекс ворот находится к северу от Тауэра — в более спокойном месте, откуда удобнее совершать переходы, — так посоветовала Шепчущая. Солнце в Лондоне встало примерно четыре часа назад.
— Десять тридцать… — прикинула Рхиоу. — Это удобное время для лондонской команды смотрителей?
—
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47