– Что касается прогрессистов, – продолжал Гауптман, – граф Серого Холма и леди Декро согласились воздержаться при голосовании. Но ни один из них не рискнет взять на себя выдвижение Харрингтон. Вот почему так важно, чтобы вы и ваше семейство договорились об этом с Новым Киевом.
– Понимаю… – В течение нескольких бесконечно долгих секунд Хаусман теребил нижнюю губу, потом тяжело вздохнул. – Хорошо, Клаус. Я поговорю с ней. Мне придется наступить себе на горло, уж поверьте, но я согласен с вашим мнением и сделаю все, что в моих силах, для того чтобы поддержать вас.
– Благодарю, Реджинальд. Очень признателен, – тихим искренним голосом произнес Гауптман.
Он похлопал молодого человека по плечу, кивнул и отошел к бару. Виски давно кончился, а ему срочно нужно было выпить, чтобы смыть с языка мерзкий привкус. Вообще-то неплохо было бы и руки вымыть… но Париж стоит мессы. Четыре вооруженных транспортных судна – капля в море, но их значение в масштабе всей войны намного возрастет, если ими будет командовать капитан Хонор Харрингтон.
Правда – как он только что постарался внушить Хаусману, – слишком велика вероятность того, что она погибнет, прежде чем успеет что-нибудь сделать. Жаль, конечно, но нельзя отнимать у человека шанс сделать полезное дело…
А главное, сказал он себе, с улыбкой протягивая бармену стакан, независимо от того, удастся ли ей остановить пиратов, или пираты ухитрятся убить ее, он, Гауптман, все равно оказывается в выигрыше.

Глава 3

Любые автоматические пистолеты, стреляющие пулями, были технологическим антиквариатом, но от этого оружия веяло совсем уж седой древностью. Это была точная копия армейского пистолета Кольта, который более двух тысяч стандартных лет назад был известен как «Модель 1911А1» под патрон сорок пятого калибра. Он хорошо лежал в руке – менее 1,3 килограмма в условиях грейсонской гравитации, составлявшей 1,17 от земного притяжения; однако отдача у него была огромная. Древность не сделала его менее шумным: несмотря на защитные наушники, не один стрелок на соседних дорожках тира вздрогнул, когда пуля диаметром 11,43 миллиметра с гулом понеслась вдаль на скорости всего лишь 275 м/с. Скорость была ничтожной даже по сравнению с тем огнестрельным оружием, которое производили на Грейсоне до присоединения системы к Альянсу. И уж намного меньше двух с лишним тысяч метров в секунду – скорости, с которой современный пульсер выпускает свои дротики. Но массивная пятнадцатиграммовая пуля завершила свой пятнадцатиметровый путь до щита с приличной кинетической энергией. Покрытый никелевой оболочкой кусочек свинца, проделал в центральном круге такой же анахроничной бумажной мишени дыру – и исчез в яркой вспышке, врезавшись в гравитационный барьер-пулеуловитель.
Низкий раскатистый грохот старинного пистолета еще раз перекрыл высокий жалобный визг пульсеров, затем еще и еще раз. Семь отозвавшихся эхом выстрелов прогремели через равные промежутки времени, и центр мишени исчез, превратившись в зияющее отверстие.
Адмирал леди Хонор Харрингтон, землевладелец и графиня Харрингтон, опустила пистолет (она держала его в излюбленном положении для стрельбы с обеих рук), осмотрела оружие, дабы убедиться, что затвор открыт, а магазин пуст, положила его на стойку перед собой и сняла очки и наушники. Стоявший позади нее в таких же защитных очках и наушниках майор Эндрю Лафолле, ее личный оруженосец и главный телохранитель, покачал головой. Хонор нажала кнопку, и мишень с жужжанием поехала вперед. Пистолет леди Харрингтон был подарком гранд-адмирала Уэсли Мэтьюса, и Лафолле недоумевал, каким образом Верховный главнокомандующий ГКФ узнал, что она будет рада именно такому экстравагантному презенту. Как бы то ни было, адмирал оказался, конечно, прав. Не реже одного раза в неделю леди Харрингтон тренировалась с этим чудовищем, извергающим пороховое пламя и сокрушающим барабанные перепонки, – либо на борту ее флагманского супердредноута, либо здесь, в небольшом стрелковом тире охраны в поместье Харрингтон. Казалось, после каждого сеанса стрельбы она получает почти такое же удовольствие и от ритуала чистки оружия.
Хонор сняла мишень и приложила к ней карманную линейку, с явным удовольствием измеряя диаметр дыры – три сантиметра. Несмотря на критические замечания Лафолле в адрес оглушительного старинного оружия, майора поражала и воодушевляла аккуратность Хонор в обращении с пистолетом. Любой, кто видел ее на дуэльном поле Лэндинга, знал, что каждый ее выстрел попадает в цель, но, неся ответственность за жизнь своего землевладельца, Лафолле всегда радовался, глядя, как она демонстрирует способность позаботиться о себе самостоятельно. При этой мысли он фыркнул и криво усмехнулся.
Хонор стояла прямо, похожая на стройный факел, – в длинном зеленом платье, закрывавшем лодыжки, и жилете до бедер. Ее шелковистые каштановые волосы свободно рассыпались по плечам. При этом она была, вероятно, самым опасным человеком в тире… даже по сравнению с Эндрю Лафолле. Хонор продолжала регулярно тренировать своих телохранителей, и хотя они заметно продвинулись в ее любимом виде спорта – борьбе coup de vitesse, – она все еще с невероятной легкостью укладывала их на лопатки.
Конечно, при росте более ста девяноста сантиметров она была выше любого из них, а привычка к силе тяжести родной планеты, которая превышала и без того высокую грейсонскую гравитацию еще на пятнадцать процентов, одарила ее впечатляющей физической силой, подвижностью и выносливостью. Она могла оставаться стройной, но за стройностью скрывались крепкие, хорошо тренированные мускулы. И все же не это объясняло ее безусловное физическое превосходство над гвардейцами. Истинная причина состояла в том, что, благодаря современным (уже третьего поколения!) методам пролонга – которому она подверглась еще ребенком, – Хонор сейчас выглядела, как юная девушка, а фактически была на тринадцать стандартных лет старше самого Лафолле и в течение тридцати шести лет своей жизни занималась coup de vitesse. Это означало, что она обучалась борьбе на протяжении всей жизни Лафолле, хотя даже он, глядя на ее молодое, экзотической красоты лицо, иногда сомневался в том, что такое возможно.
Хонор закончила рассматривать мишень и, достав из кармана ручку, написала на ней дату, а затем уложила вместе с дюжиной похожих расстрелянных мишеней и пистолетом в переносной футляр. Там же разместила оба дополнительных магазина с патронами, закрыла футляр и взяла его под мышку, сунула в карман защитные очки для стрельбы и, захватив наушники, оглянулась на Лафолле, попытавшегося скрыть вздох облегчения. В полутьме блеснули ее миндалевидные глаза, унаследованные от матери-китаянки.
– Ну вот и все, Эндрю, – улыбнулась она.
Они вместе направились из тира ко входу во Дворец Харрингтон. Пушистый шестилапый сфинксианский древесный кот кремово-серого цвета поднялся с належанного места в ярком пятне солнечного света, лениво потянулся и, мягко ступая, пошел им навстречу. Лафолле тем временем на ходу снимал защитные наушники. Хонор рассмеялась.
– Кажется, Нимиц разделяет твое предубеждение против шума, – заметила она и наклонилась, чтобы взять кота на руки.
Нимиц в ответ на ее замечание согласно чирикнул, и она засмеялась снова, устраивая его у себя на плече. Кот занял обычную позицию: когти средних лап вонзились в ткань жилета на плече Хонор, а задние лапы уцепились за спину чуть ниже лопатки. Он помахал своим пушистым хвостом, когда Лафолле, улыбаясь, ответил:
– Это не просто шум, миледи. Другой уровень энергии. Самое брутальное оружие из всех, которые я видел.
– Правда. Но он приятнее, чем импульсное оружие, – ответила Хонор. – Скажем так: в бою я предпочла бы что-нибудь более современное, но этот… он звучит авторитетно , правда?
– Не стану спорить, миледи, – признал Лафолле, автоматически оглядываясь вокруг и проверяя, нет ли потенциальной угрозы. Даже здесь, во Дворце Харрингтон, совершенно безопасном месте, он не забывал про свои обязанности. – Но и в бою он, по-моему, не совсем бесполезен. Помимо прочего, его грохот должен потрясать противников.
– Наверное, ты прав, – согласилась Хонор. Искусственные мускулы в восстановленной левой половине лица делали ее улыбку слегка кривоватой, но в глазах заплясали чертики. – Может, мне стоит отобрать у гвардейцев пульсеры и выяснить, не сможет ли Верховный адмирал достать мне столько кольтов, чтобы хватило и для всех вас?
– Спасибо, миледи, но пульсер меня вполне устраивает, – подчеркнуто вежливо ответил Лафолле. – Я ведь таскал свой, такой же как у вас, с пороховыми патронами… эх, и не такой, а огромный, – десять лет таскал, пока вы не модернизировали наше вооружение. Теперь я уже избаловался.
– Только не говори потом, что я не предлагала, – поддразнила она и кивнула часовому, который открыл перед ними дверь служебного подъезда Дворца Харрингтон.
– Не буду, – заверил ее Лафолле, когда дверь за ними закрылась, отрезав звук выстрелов, доносившихся из тира. – Знаете, миледи, я хотел кое о чем спросить, – добавил он.
Хонор удивленно подняла бровь и кивком разрешила ему продолжить.
– Тогда, на Мантикоре, перед вашим поединком с Саммервалем, полковник Рамирес изо всех сил пытался скрыть свою тревогу. Чтобы его успокоить, я сказал ему, что видел, как вы тренировались, и что вы не новичок в стрельбе из пистолета, но сам я всегда удивлялся тому, насколько хорошо вы им владеете.
– Я выросла на Сфинксе, – ответила Хонор, и теперь уже Лафолле удивленно поднял брови. – Сфинкс осваивали в течение почти шестисот стандартных лет, –продолжала она объяснять, – но треть планеты все еще остается коронной землей, а это значит – нетронутой, дикой местностью, и владения Харрингтонов примыкают к заповеднику Медных гор. Многие дикие звери на Сфинксе не прочь отведать, каковы люди на вкус, поэтому в необжитой местности большинство взрослых и дети постарше носят с собой оружие как предмет первейшей необходимости.
– Но, держу пари, не такое древнее, как это, – Лафолле показал на ящик с пистолетом у нее под мышкой.
– Правда, – призналась она. – Это причуда дяди Жака.
– Дяди Жака?
– Старшего брата моей мамы. Он приехал с Беовульфа и гостил у нас примерно около года. Мне было тогда двенадцать стандартных лет. Он был членом Общества любителей старины, чудаков, которым нравилось реставрировать прошлое и все, что с ним связано. Любимым периодом истории у дяди Жака было второе столетие до Расселения – это значит… м-м, двадцатое столетие, – пересчитала она: на Грейсоне до сих пор использовали древний Григорианский календарь. – В год приезда он стал чемпионом Планетарных соревнований резервистов по стрельбе из пистолета. Он был так же красив, как мама, и я обожала его… – она с усмешкой отвела глаза. – Я таскалась за ним повсюду, как преданный щенок, что, должно быть, раздражало его, но он никогда не подавал виду. Более того, он научил меня стрелять из этого, как он сам говорил, настоящего оружия, и… – она рассмеялась, – Нимицу и тогда не понравился звук выстрелов.
– Это потому, что Нимиц – культурное и цивилизованное создание, миледи.
– Ха! Тем не менее я занималась стрельбой довольно регулярно, пока не уехала в Академию, и хотела тогда вступить в команду по стрельбе из пистолета. Но я уже довольно хорошо освоила стрелковое оружие, зато только-только начала заниматься coup de vitesse – года за четыре до того, как сдала вступительные экзамены. Поэтому я решила завязать со стрельбой и войти в команду рукопашников.
– Ясно… – Лафолле сделал пару шагов и криво усмехнулся. – В таком случае, миледи, если я никогда не говорил этого прежде, вы не слишком похожи на истинную грейсонскую леди. Пистолеты, рукопашный бой… Может быть, в следующий раз, если возникнет опасность, вы будете защищать меня ?
– Ну ты даешь, Эндрю! Как ты можешь говорить такие вещи своему землевладельцу!
Лафолле рассмеялся в ответ, однако мысленно признался, что ее шутливый упрек совершенно справедлив. Ни одному порядочному грейсонскому мужчине даже в голову не пришло бы обсуждать такие ужасные вещи с благовоспитанной дамой. Но леди Харрингтон воспитывалась не на Грейсоне, да и местные правила поведения изменялись. Изменения, должно быть, стороннему наблюдателю казались медленными, но для грейсонца, вся жизнь которого была построена на традиции, в течение последних шести стандартных лет они шли с изумительной скоростью, и причиной тому была женщина, которую Эндрю Лафолле охранял, рискуя собственной жизнью.
Странно, но она, вероятно, менее других на планете отдавала себе отчет в этих изменениях, поскольку прибыла из общества, которое отрицает саму идею неравенства мужчин и женщин. Но на редкость приверженное традициям патриархальное общество и религия Грейсона уже тысячу лет изолированно развивались в мире, в котором смертельные концентрации тяжелых металлов сделали планету худшим врагом собственного народа. Основные принципы, сформировавшие эти традиции, подразумевали, что любое изменение должно происходить постепенно, точнее очень постепенно, но Лафолле все время замечал, как вокруг него постоянно и почти незаметно что-то меняется. Он полагал, что в основном это хорошие изменения, не всегда и не для всех удобные, как выяснилось чуть менее года назад, когда группа религиозных фанатиков пыталась убить его землевладельца, – но хорошие. Однако он был практически уверен, что леди Харрингтон все еще не понимает, насколько решительно молодые женщины Грейсона начали изменять свою жизнь по примеру, который подавали она сама и другие мантикорианки, служившие в грейсонских военно-космических силах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82