Еще дюжина нужна, чтобы окружить наше путешествие подобающей пышностью. Пышность же нужна, Гарион, чтобы люди случайно не приняли короля или императора за честного человека.— Странное у вас сегодня настроение.— Может быть, это еще один запоздалый симптом болезни. Помните, Лизелль о них говорила. Сегодня мы переночуем на кораблях, а завтра с восходом отправимся в путь.Гарион кивнул и, с сожалением передавая поводья конюху, потрепал Кретьена по гриве.Судно, на которое их переправили на пароме с песчаного берега, было великолепно. В отличие от низких кают на тех кораблях, на которых Гариону до сих пор доводилось плавать, помещения здесь были почти размером с комнаты в довольно большом доме. Вскоре он сообразил, почему на других кораблях каютам отводилось так мало места — все основное пространство там занимал груз. На этом же корабле единственным грузом всегда был император Маллореи.На ужин в слабо освещенную столовую на борту плавучего дворца Закета были поданы омары. За последнюю неделю непредсказуемый император поглощал все внимание Гариона, и у него не было времени поговорить со своими друзьями. Поэтому теперь, когда все рассаживались за столом, он специально занял место как можно дальше от маллорейца. Он чувствовал себя непринужденно, сидя между Полгарой и Дарником. Сенедра и Бархотка развлекали императора остроумной женской болтовней.— У тебя усталый вид, Гарион, — заметила Полгара.— Я все время находился в напряжении, — ответил он. — Этот человек постоянно меняется. Всякий раз, когда мне кажется, что я наконец-то раскусил его, он вдруг становится совершенно другим.— Не надо так говорить о людях, мой дорогой, — посоветовала она мягко, дотронувшись до его руки. — Это свидетельствует о сумбуре в твоей душе.— А это что, едят? — спросил Дарник, брезгливо ткнув ножом в ярко-красного омара, который, растопырив клешни, казалось, уставился на него с блюда выпуклыми глазами.— Для этого существуют щипцы, Дарник, — объяснила Полгара спокойно.Он отодвинул от себя тарелку.— Я не собираюсь есть нечто, похожее на большого красного клопа, — заявил он, постепенно распаляясь. — Всему есть предел.— Омар — это деликатес, Дарник, — сказала она.— Для некоторых улитки тоже деликатес, — фыркнул он.Глаза Полгары сверкнули, но она сдержала гнев и продолжала тем же спокойным тоном:— Тогда можно попросить убрать его и принести тебе что-нибудь другое.Гарион переводил взгляд с Дарника на Полгару и обратно. Но, решив, что они уже достаточно давно знакомы и нечего церемониться, спросил напрямик:— В чем дело, Дарник? Ты сердит, как барсук, у которого разболелся нос.— Да все нормально, — огрызнулся Дарник.Гарион начал кое-что понимать. Он вспомнил, как Андель просила тетушку Полгару за Тофа. Он посмотрел на немого великана, который, опустив глаза в тарелку, хотел, казалось, сделаться невидимым. Затем он перевел взгляд на Дарника, намеренно не смотревшего в сторону своего бывшего друга.— Ага, — сказал он, — теперь я, кажется, понимаю. Тетушка сообщила тебе нечто очень неприятное. Некто, кого ты очень любил, сделал нечто такое, что тебя разгневало. И тогда ты сказал ему то, о чем сейчас сожалеешь, ибо выяснилось, что у него тогда не было выбора и в результате он поступил правильно. Ты хотел бы с ним помириться, но не знаешь как. Поэтому и ведешь себя подобным образом — грубишь тетушке Полгаре?Дарник был ошеломлен. Сначала он залился краской, затем побледнел.— Я не собираюсь все это слушать, — вскричал он, вскочив на ноги.— Ну, присядь же, Дарник, — попросил его Гарион. — Кончай сердиться, давай лучше подумаем, как можно все уладить.Не в силах выдержать взгляд Гариона, Дарник опустил глаза, пунцовый до корней волос.— Я с ним плохо обращался, Гарион, — пробормотал он.— Да, плохо, — согласился тот. — Но ты же не понимал его. Я и сам не понимал до позавчерашнего дня, когда Закет наконец передумал и решил отправиться с нами в Мал-Зэт. Цирадис знала, что он так поступит, и это она заставила Тофа выдать нас людям Атески. Она хочет, чтобы мы добрались до Сардиона и встретились с Зандрамас. В данных обстоятельствах лучшего друга, чем он, нам не найти.— Но разве это возможно — после моего с ним безобразного обращения? Как же я…— Признайся честно, что ты был не прав, и извинись.Лицо Дарника окаменело.— Не обязательно словами, Дарник, — терпеливо втолковывал Гарион своему другу. — Вы с Тофом можете общаться без слов. Мы находимся на корабле, так? И выходим в океан. Как ты думаешь, водится здесь какая-нибудь рыбка?Лицо Дарника озарилось улыбкой.Полгара понимающе вздохнула.Он робко взглянул на нее.— Как, ты сказала, нужно вынимать этого клопа из скорлупы, Пол? — спросил он, указывая на омара.Они шли от Рэк-Хагги в северо-восточном направлении, и вскоре зима осталась позади. В какой-то момент они пересекли экватор и снова оказались в северном полушарии.Дарник и Тоф сперва робко, а затем все увереннее возобновляли свои отношения и теперь часто сидели на корме, забросив в море удочки с яркими поплавками и насаженной на крючок приманкой, взятой на камбузе.Закет продолжал пребывать в прекраснейшем расположении духа, хотя предмет его бесед с Белгаратом и Полгарой — демоны и их природа — большого веселья не должен был вызывать. Наконец, в один прекрасный день, после недели путешествия, к Гариону, стоявшему у бортовых перил и наблюдавшему, как ветер пляшет по гребням сверкающих волн, подошел слуга и сообщил, что император желает его видеть. Гарион кивнул и направился в буфетную каюту, где Закет обычно принимал посетителей. Как и большинство кают в этом плавучем дворце, она была просторна и роскошна. Сквозь широкие окна, выходящие на корму, лился свет. Занавески на окнах алели дорогим бархатом, пол устилал тонкой работы маллорейский ковер ярко-голубого цвета. Закет, одетый, как всегда, в простую полотняную одежду, сидел на низком, обтянутом кожей диване, глядя на барашки волн и летящих за кораблем белоснежных чаек. Он рассеянно гладил за ушками мурлыкающую у него на коленях кошку.— Вы хотели меня видеть, Закет? — спросил Гарион, входя в комнату.— Да. Входите, Гарион, — ответил маллореец. — В последние несколько дней мы что-то не виделись. Вы чем-то недовольны?— Нет, — пожал плечами Гарион. — Просто вы занимались изучением законов, я же не очень сведущ в этом вопросе, поэтому от меня в беседах было бы мало проку. — Подходя к императору, он остановился, чтобы отцепить от себя котенка, который, бросившись к вошедшему, повис на его штанине.— Шалунишки, они обожают вот так внезапно в кого-нибудь вцепиться, — улыбнулся Закет.Вдруг Гарион с опаской огляделся по сторонам.— А Зит тоже здесь?Закет рассмеялся.— Нет, Сади нашел способ держать ее взаперти. — Он посмотрел на Гариона с любопытством и спросил: — Она и в самом деле так опасна, как он утверждает?Гарион кивнул.— В Рэк-Хагге она укусила гролима, — сказал он. — Через полминуты тот умер.Закет поежился.— Не надо говорить об этом Сади, — произнес он, — но у меня от змей идет мороз по коже.— Тогда поговорите с Шелком. Он может написать целый трактат о том, как их ненавидит.— У него довольно сложный характер, не так ли?Гарион улыбнулся.— О да. Жизнь его полна опасности и неожиданностей, поэтому нервы натянуты, как струны лютни. Подчас он немного неуравновешен, но со временем к этому привыкаешь. — Гарион окинул своего собеседника оценивающим взглядом. — Вы на редкость хорошо выглядите, — заметил он, садясь на другой конец кожаного дивана. — Морской воздух вам, должно быть, пошел на пользу.— Я думаю, тут дело не в воздухе, Гарион. Дело в том, что я в последнее время сплю по восемь — десять часов.— Вы? Спите?— Удивительно, правда? — Лицо Закета внезапно помрачнело. — Я бы не хотел, чтобы и дальше так продолжалось, Гарион, — сказал он.— Еще бы.— Ургит рассказывал вам, что произошло со мной в молодости?— Да, — кивнул Гарион.— С тех пор я сплю очень мало. Лицо дорогого мне человека неотступно являлось во сне, и спать для меня стало просто пыткой.— И эти видения не стали реже? Даже теперь, через тридцать лет?— Нисколько. Я жил под постоянным гнетом угрызений совести и чувства вины, думая лишь об одном: как отомстить Таур-Ургасу. Сабля Хо-Хэга отняла у меня эту цель. Я придумал дюжину разных смертей для этого безумца — одна страшней другой, — но он обвел меня вокруг пальца, без мучений погиб в бою.— Нет, — возразил Гарион. — Смерть его была более тяжка, чем любая из тех, которые вы ему уготовили. Я говорил об этом с Хо-Хэгом. Таур-Ургас сошел с ума до того, как Хо-Хэг его убил, но он успел понять, что потерпел полное поражение. Он умер, грызя от ярости землю. Поражение было превыше его сил.Закет задумался.— Да-а, — произнес он. — Это для него настоящая трагедия. Теперь я в какой-то степени удовлетворен.— А почему исчез призрак, так долго мучивший вас? Не потому ли, что вы узнали о конце рода Ургов?— Нет, Гарион. Это тут ни при чем. Просто теперь мне является во сне другое лицо… Лицо с завязанными глазами.— Цирадис? Я бы на вашем месте не позволял себе так о ней думать.— Вы меня неправильно поняли, Гарион. Совсем еще ребенок, она каким-то чудесным образом скрасила мое существование неизвестным мне доселе миром и покоем. Ночью я сплю, как младенец, а днем во мне так и кипит идиотская радость. — Он покачал головой. — Я сам себя не узнаю, но ничего не могу с этим поделать.Гарион глядел в окно, не замечая ни блеска солнца в волнах, ни парящих в воздухе чаек. На него вдруг нашло озарение, и он знал, что прав.— Как сказала Цирадис, вы были на распутье. Теперь выбрали правильный путь — и вот вознаграждение.— Вознаграждение? От кого?Гарион взглянул на него и рассмеялся.— Я думаю, вы еще не совсем готовы воспринять его. Можете поверить, что вы так хорошо себя чувствуете благодаря Цирадис?— Пожалуй, это так.— Все в действительности несколько глубже, но для начала неплохо. — Гарион взглянул на своего озадаченного собеседника. — Нам вместе предстоит пройти через нечто такое, над чем мы абсолютно не властны, — произнес он, нахмурившись. — Я уже бывал раньше в подобных переделках, поэтому попытаюсь, как смогу, смягчить те потрясения, которые ожидают вас. Только постарайтесь понять нашу не совсем обычную точку зрения на то, что происходит в этом мире. — Он опять задумался. — Мне кажется, что нам предстоит действовать вместе — по крайней мере до определенного момента, — так что мы могли бы стать друзьями. — И он протянул императору руку. Закет рассмеялся.— Почему бы и нет, в конце концов? — сказал он, крепко сжимая руку Гариона. — Мне кажется, мы оба так же безумны, как и Таур-Ургас… Мы — одни из самых могущественнейших людей в этом мире. Нам надлежит быть заклятыми врагами, а ты предлагаешь дружбу. Ну, хорошо, идет. — И он снова рассмеялся от удовольствия.— У нас с тобой есть куда более заклятые враги, Закет. — Гарион вскинул голову. — И от всей твоей армии, да и от моей не будет никакого проку в тех краях, куда мы сейчас стремимся.— А где это, мой юный друг?— По-моему, его называют Местом, которого больше нет.— Как раз об этом я и хотел тебя спросить. Это название просто абсурдно. Как мы можем ехать туда, где уже ничего нет?— Сам не знаю, — ответил Гарион. — Но все объясню, когда прибудем на место.Через два дня они причалили в Мал-Гемиле — одном из портов древней Маллореи — и пересели на лошадей. Легким галопом они проскакали на восток по хорошей широкой дороге, пролегающей через зазеленевшую молодой травой долину. Перед ними скакал отряд кавалеристов в красных туниках, расчищая им дорогу, продвигались они с такой скоростью, что свита, обычно сопровождавшая императора, осталась далеко позади. На дороге попадались почтовые станции, похожие на толнедрийские гостиницы с трактирами, которыми изобиловали дороги на Западе, и императорская охрана довольно бесцеремонно вышвыривала оттуда постояльцев, освобождая место для императора и его свиты.По мере продвижения в глубь страны Гарион постепенно стал понимать, почему Маллорею называют безграничной. Равнины Алгарии, которые раньше казались ему невероятно обширными, не шли ни в какое сравнение с этими просторами.Снежные вершины Далазийских гор, лежащих к югу от дороги, по которой они ехали, впивались в небо белоснежными длинными ногтями. Гарион даже как-то внутренне сжался, ощущая свою ничтожность, незначительность по сравнению с огромными пространствами.Сенедра тоже ощущала нечто подобное, и ей это, разумеется, очень не нравилось. Ее замечания становились все более колкими, всё, что она видела вокруг, раздражало. Просторная крестьянская одежда казалась ей грубой. Ей не нравилось, как сделаны огромные плуги, которыми можно было вспахать сразу несколько акров земли, каждый из которых тянуло за собой целое стадо быков.Еда ей тоже не нравилась. Даже вода — прозрачная, как кристалл, холодная и сладкая, ничем не хуже воды из любого родника в Толнедрийских горах — была ей не по вкусу.Путешествие подходило к концу. Однажды утром Шелк, в глазах которого горел хитрый огонек, подъехал к Сенедре и начал такой разговор.— Берегитесь, ваше величество, — лукаво произнес он, когда вся кавалькада взбиралась на вершину холма, покрытого такой нежной весенней травой, что казалось, это был прозрачный зеленый туман. — От первого взгляда на Мал-Зэт некоторые неосторожные путешественники, случалось, просто слепли. Почему бы вам на всякий случай не прикрыть один глаз рукой? Тогда вы хотя бы частично сохраните зрение.Надменно подняв голову, она выпрямилась в седле — что, возможно, и произвело бы впечатление при чуть большем росте — и начала высокомерным тоном:— Глупая шутка, принц Хелдар. Как может варварский город на краю землю соперничать в величии с Тол-Хонетом, единственным воистину царственным городом во всем… — И тут она остановилась, а вслед за ней и все остальные.Под ними на многие мили вперед простиралась долина, до краев заполненная строениями. Улицы Мал-Зэта были прямыми, как туго натянутые струны, дома сияли — не мрамором, потому что во всем мире не хватило бы мрамора, чтобы украсить им здания в этом огромном городе, а слоем белой извести, струящейся ослепительным светом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46