Сейчас Мак-Кейн уже не замечал странный запах, ударивший ему в нос,
когда он впервые вошел в камеру. Он уже узнал, что это запах дикого
чеснока, который многие сибиряки, особенно якуты, раньше традиционно ели
зимой, когда других овощей просто не было, а сейчас жевали его просто по
привычке. Запах въелся в их дыхание и исходил изо всех пор.
- Да, я знаю. От нас несет точно так же. - замети ему Сэрджент, когда
Мак-Кейн пытался описать запах. - Чудовищная вонь - как птичий корм в
паршивом зоомагазине.
Если о запахе было сказано и не очень точно, то уж об интенсивности -
да.
Интересно, кого они подкупали в агрозонах, чтобы выращивать эту
дрянь? Вряд ли всезнайки-планировщики из Москвы включили дикий чеснок в
списки производимого на станции.
С другой стороны на койке растянулся француз Тоген, как всегда,
опечаленно глядевший на фотографию женщины на тумбочке. Он занимался этим
почти все свободное время, когда не гулял на площадке или не прохаживался
с отсутствующим видом по улице Горького. Время от времени он бормотал
что-нибудь вроде "Ах, Мими, где ты теперь?" или "Ах, Мими, в чем была наша
ошибка?". Время от времени женские имена менялись, фотография на тумбочке
- тоже.
В последней секции вместе сидели Лученко, Майскевик и Нолан. Напротив
них вылез из своей койки поляк Боровский. В отличие от своего галльского
соседа, он был жизнерадостным, прагматичным и всегда готовым помочь. Но
как это следовало понимать? Он все же принадлежал к группе из дальнего
конца камеры, которую Мак-Кейн рассматривал, как личных друзей Лученко.
Россия приобрела дурную известность своей способностью вводить в
заблуждение, а Замок был ее маленькой копией.
- Прежде всего прибыль, люди потом! - набросился на Мак-Кейна Нолан,
когда тот проходил мимо. - Капитализм убивает все живое. На острове
Манхэттэн когда-то водились бобры. Вы знаете это? А дикие голуби?
- Спроси у сибирских мамонтов. - ответил Мак-Кейн, заходя в
умывальную. Секунду спустя он высунул голову:
- А что касается Манхэттэна, то бобрих там и сейчас хоть отбавляй.
(Beavers - жаргонное выражение, означающее женские половые органы (что-то
вроде шмоньки) - прим. перев) Спроси у Мунгабо. - тут он скрылся обратно,
довольный собой.
Дверь опять открылась и в умывальник вошел Боровский. Они встали
рядом, глядя в стенку. Из кабинок, где закрылись два азиата, доносились
жуткие звуки и запахи. Но чеснок забивал все.
- Чудо, что мыши Рашаззи здесь не дохнут. - заметил Боровский. Возня
в клетке за дверью подтвердила его слова. Мак-Кейн не отвечал. Он заметил
выражение лиц Лученко и Майскевика, когда он высунулся из умывальника,
чтобы ответить Нолану. Шея у него зачесалась.
- Что вы думаете об этом фильме? - спросил Боровский.
- Мммм... А, стандартная ерунда.
- Вы знаете, в России учат в школах, что именно их вступление в войну
с Японией принесло победу. Но ведь это было только за неделю до ее
окончания, не так ли? И разве американцы не сбросили к тому времени на них
свою первую атомную бомбу? - Боровский увидел, что Мак-Кейн не слушает
его. Застегивая ширинку, он наклонился ближе и, перед тем, как выйти,
прошептал:
- Будьте осторожны снаружи.
В одной из кабин спустили воду. Мак-Кейн попытался восстановить в
памяти все детали последней секции, когда он проходил через нее. Лученко
сидел за последним столом, справа, посередине, Майскевик стоял сзади него,
а Нолан сидел на своей койке. Тоген лежал на своей койке слева, Боровский,
вероятно, тоже там. На столе перед Лученко лежала пачка сигарет, книга,
жестяная банка, используемая вместо пепельницы, пара журналов и на дальнем
конце стола - большая керамическая кружка с дымящимся чаем, вероятно,
принесенная Боровским. Мак-Кейн тщательно обдумал все это; потом нагнулся,
приоткрыл дверцу одной из клеток с мышами и набрал в левую руку полную
пригоршню зерна из кормушки.
Когда он вышел из туалета, Лученко все еще сидел за столом, Нолан -
на своей койке, а вот Майскевик переместился, и сейчас стоял в центре
прохода, закрывая его. Тоген все так же лежал на койке, Боровский что-то
вынимал из тумбочки. Кружка с чаем стояла на своем месте. Мак-Кейн обошел
стол слева.
- Эрншоу, - голос Лученко был необычно тихим. - У меня может быть
кое-какая информация о вашем коллеге. - Мак-Кейн поднял голову и с
интересом посмотрел на него. Тот продолжил:
- Но конечно, деньги вперед.
- Вы не говорили об этом.
- Я, должно быть, забыл. Здесь за все платят. Вы американец, я
уверен, вы поймете.
- Вы хотите, чтобы я платил вам за то, что вы делаете вашу работу?
- Такой здесь обычай.
- Нет, спасибо.
Мак-Кейн повернулся и хотел идти дальше, но дорогу ему заступил
Майскевик.
- Если вы не хотите воспользоваться предложенной вам услугой, ваше
дело. - продолжал Лученко. - Но я сделал свою часть работы. И за нее
придется заплатить.
Майскевик грубо остановил Мак-Кейна, ладонью в грудь, и задумчиво
поглаживая костяшки пальцев, заметил:
- Здесь все платят свои налоги, понятно?
Это был один из тех редких случаев, когда Мак-Кейн слышал, как
Майскевик разговаривает. Да, смысл его слов был вполне понятен. Все
разговоры в камере стихли, неожиданно понял Мак-Кейн. Кто-то тихо вышел
из-за дверей туалета и остановился.
Мак-Кейн загадочно посмотрел на Лученко.
- Я думал, что мы с вами всегда можем обсудить это бла... - его левая
рука швырнула пригоршню зерна в глаза Майскевику, и когда болгарин
инстинктивно зажмурился, правой рукой Мак-Кейн сгреб со стола и выплеснул
ему в лицо кружку с чаем. Майскевик взвыл и отшатнулся назад, схватившись
за обваренное лицо. Мак-Кейн пнул его ногой в пах, потом поймал обеими
руками за воротник и нанес убийственный удар коленом в лицо. Майскевик, с
остекленевшими глазами и разбитым носом, осел на стенку секции Тогена и
Боровского, тогда Мак-Кейн выбил из-под него ноги, и Майскевик грохнулся
на пол. Невероятно, но он пытался подняться. Мак-Кейн сгреб его за волосы,
запрокинул голову назад и ударил его прямыми пальцами в выпяченный кадык.
Майскевик крякнул и осел окончательно, его голова упала набок, струйки
крови стекали с разбитого лица по одежде.
Это произошло слишком быстро и было слишком жестоким, чтобы
кто-нибудь успел вмешаться. Лученко таращился из-за стола, Нолан с
посеревшим лицом выглядывал у него из-за плеча, Боровский застыл у своей
тумбочки в полуобороте. Мак-Кейн поставил кружку на стол, стараясь
выглядеть спокойным, несмотря на адреналиновый заряд, пульсировавший
внутри.
- Это моя просьба от отмене налогов. - бросил он Лученко. Затем
перешагнул через ноги Майскевика и прошел дальше. Остальные, сбежавшиеся
со всей камеры, расступились перед ним. На полпути он остановился, налил
себе чашку чая из кипятильника на центральном столе и понес ее к себе на
койку.
За его спиной камера медленно приходила в себя. За последним столом
все еще сидел остолбеневший Лученко, Нолан с Боровским и еще парой других
подняли Майскевика на ноги и поволокли его в туалет.
Скэнлон наклонился со своей койки, когда Мак-Кейн сел напротив.
- Вот, - он протянул плоскую фляжку. - Глоточек этого зелья принесет
тебе больше пользы, чем твой чай.
Мак-Кейн кивнул и сделал долгий глоток.
- Спасибо. - он вернул фляжку и принялся за чай.
Скэнлон с интересом разглядывал его. Потом сам отхлебнул из горлышка
и, наконец, сказал:
- Интересно, мистер Эрншоу, в какой же школе журналистики вы этому
научились?

В здании администрации, в Тургеневе, генерал Протворнов еще с троими
гостями внимательно просматривали запись инцидента в камере В-3, сделанную
с помощью широкоугольного объектива, встроенного в осветительный плафон в
потолке камеры. Перед генералом на столе лежала толстая красная папка с
надписью "Мак-Кейн, Льюис Эйч. Американское Разведывательное Управление
Министерства Обороны. Совершенно секретно."
Сергей Кириллихов из ЦК партии кивнул, поджав губы, и развернул свое
кресло от экрана.
- В конце концов вы были правы, генерал. - сказал он Протворнову. -
Он реагировал как раз так, как и предсказывали ваши люди. Мои
поздравления.
Протворнов довольно похлопал по папке.
- Когда он учился в школе, в Калифорнии, там в этой школе была банда
хулиганов, которые терроризировали других школьников, особенно испанцев.
Однажды они допустили ошибку, налетев на группу новичков, которые
оказались детьми никарагуанских партизан, их только недавно привезли в
США. Этих хулиганов чуть не убили, и это произвело глубокое впечатление на
Мак-Кейна. Потом, когда он работал с НАТО, в Берлине он отправил в
больницу подозреваемого в ограблении. То, что мы видели - вполне в его
духе.
Максим Сепелян из министерства обороны с сомнением потер подбородок.
- А вы... Вы не думаете, что он может оказаться слишком прямолинейным
- может быть, слишком импульсивным?
Протворнов покачал головой.
- Нет. Мы тщательно изучили его психологическую мотивацию. Несмотря
на то, что вы только что видели, он вовсе не предрасположен к насилию. Он
прибегает к силе, только когда его принудят к этому, в порядке самозащиты.
Когда у него есть выбор, он основывается на благоразумии, убеждении и
терпении. Но он резок, обладает сильными убеждениями и лоялен. Это именно
те качества, которые нам нужны.
Последний из троицы, генерал Андрей Толомачук, из девятого управления
КГБ, показал рукой на экран.
- Я полагаю, что виденное нами - не игра. Болгарин действовал не по
инструкциям?
- Конечно, нет. Все это вполне естественно, уверяю вас. Частью нашей
задачи было проверить, отвечают ли способности и решимость Мак-Кейна нашим
ожиданиям.
Все четверо обменялись заинтересованными взглядами.
- Ну что ж, я удовлетворен, - объявил Кириллихов. Толомачук согласно
кивнул. Сепелян думал дольше, потом тоже сделал утвердительный жест.
- Вернувшись в Москву, я доложу, что можно приступать к следующей
фазе операции, как и было запланировано. - сказал Кириллихов.
Протворнов был доволен.
- Значит, все идет по расписанию. День начала операции - седьмое
ноября?
Кириллихов кивнул.
- Еще четыре месяца, - Сепелян усмехнулся. - А кажется, что так
долго.
- Это столетие, - возразил Толомачук. - Мы ждали сто лет. Что такое
четыре месяца по сравнению с сотней лет?
А Протворнов добавил:
- Что такое четыре месяца по сравнению с властью над миром?

18
На следующее утро Майскевика забрали в лазарет, чтобы лечить
последствия"несчастного случая", как доложил о случившемся Лученко
коменданту блока майору Бочавину. Час спустя в камеру пришли два охранника
и забрали вещи Майскевика, а к обеду установилось общее мнение, что назад
он уже не вернется. Официальной причины никто не знал, а вернувшийся
Лученко тоже не сказал ничего, кроме того, что вместо Майскевика в камеру
В-3 помещают двух новичков. Мак-Кейн работал в механической мастерской и
весь день ждал, что придут и за ним, но ничего не произошло. Ему ничего не
оставалось, как прийти к выводу, что начальство, по каким-то своим
причинам, согласно с версией о несчастном случае. Может быть, Лученко был
на крючке в большей степени, чем считали его хозяева. А может быть, они
тоже были частью этого. Так или иначе, он прибавил все случившееся к
своему списку вещей, которые можно использовать.
Когда Мак-Кейн вернулся в камеру, Нолан протянул ему записочку из
толстой сумки с почтой, которую посыльный каждый день приносил Лученко. В
ней говорилось, что книга, которую он заказывал в библиотеке, ждет его.
Мак-Кейн не заказывал никакой книги, но все-таки отправился туда, и
получил цветастую книжонку в мягкой обложке "Жертва Героя". Это была одна
из стандартных вдохновительных книжечек, которые лепились партией для
массового употребления, на обложке был нарисован стандартный советский
герой-трудоголик, крепкие мускулы под бронзовой кожей, стальные глаза,
каска и отбойный молоток на фоне кранов, бульдозеров и нефтеперегонного
завода.
Мак-Кейн взял с собой книжку на площадку для прогулок, и там,
смешавшись с толпой азиатов, увлеченно следящих за каким-то сибирским
вариантом игры в ракушки, пролистал ее. Листок бумаги, выпавший в его
руку, гласил:
Объект содержался в одиночном заключении в штаб-квартире службы
безопасности Тургенев. Непрерывные допросы четыре дня. Состояние хорошее.
Нет причин для волнения. Сейчас переведена в Замок, закрытая секция, блок
Д.
Там еще объяснялось, как Мак-Кейну поддерживать контакт, если ему еще
понадобится какая-то информация. Это его особенно не успокоило, но, если
верить Скэнлону, источник оказывался достаточно надежным в прошлом, а в
любом бизнесе, как заметил ирландец, репутация - все.
Он уже собрался уходить с площадки, когда увидел, что к нему идет
Андреев, и остановился, чтобы подождать старика.
- Вы еще не видел двух новеньких? - поинтересовался Андреев. Под
курткой у него был одет толстый шерстяной свитер, и, разговаривая, он
поеживался, охватив себя руками, как от холода. Мак-Кейн представил его в
черном пальто и меховой шапке на московской улице.
- Нет, я был в библиотеке. А что, они уже здесь?
- И только что из училища, если я вообще что-нибудь понимаю в
КГБистах. Вы пошумели, как надо, и вам теперь не доверяют ни на дюйм. Это
телохранители для Лученко, вот что. Мунгабо уже окрестил их Кинг и Конг.
- Странно, - прокомментировал Мак-Кейн, ожидая, что ему ответит
Андреев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61