Атта была в панике. Ее простодушное сердце разрывалось. Инстинкт требовал, чтобы она поджала хвост и сбежала, но странный человек делает больно ее хозяину, а этого нельзя допустить. Сердце ее дрогнуло от ярости, и она бросилась в атаку. Она не пыталась достать до горла, потому что человек стоял к ней спиной, наклонившись над Рисом. Она искала уязвимое место врага. Мудрость, доставшаяся ей от далеких предков-волков, подсказывала, как лучше всего нападать на крупного противника, – кусать за ноги. Сломать кость или прокусить связку.
И Атта вонзила зубы в лодыжку Чемоша. Телесное воплощение Бога – это сущность, сотканная в некий образ, который кажется сознанию смертных человеком. Его воплощение видят глаза смертного, его ощущают руки смертного. Воплощение Бога может разговаривать со смертными, слышать их, взаимодействовать с ними. Но поскольку воплощение соткано из бессмертной сущности, оно не испытывает ни боли, ни приятных ощущений, к которым восприимчива плоть. Бог может только притвориться, будто чувствует что-то, стараясь больше походить на смертного. Чемош, влюбленный в Мину, иногда даже сам верил в собственную ложь.
Повелитель Смерти не должен был почувствовать, как Атта вцепилась в его ногу, но он почувствовал. На самом деле те зубы, которые он ощутил, не были зубами собаки. Это были зубы гнева Маджере. Точно так же Драконье Копье, благословленное всеми Богами Света, нанесло телесной сущности Такхизис удар, который она ощутила, который заставил ее, плюющуюся и рычащую, отпустить мир. У Богов имеется сила, чтобы причинять боль себе подобным, только они предпочитают этого не делать, каждый Бог знает о возможных печальных последствиях подобного поступка. Боги прибегают к этому крайнему средству только тогда, когда делается совершенно ясно, что равновесие вот-вот нарушится, они помнят, что Хаос, лежащий внизу, с нетерпением ждет, когда же на небесах разразится война. Если подобное произойдет, Боги уничтожат друг друга, отдав Хаосу долгожданную победу, и тогда наступит конец всего.
Бог редко нападает на другого Бога открыто, обычно он действует через смертных. Тогда силы ограничены, и воплощение Бога не слишком страдает – как раз настолько, чтобы понять: он или она пересекли границы дозволенного, зашли слишком далеко.
Гнев Маджере пронзил лодыжку Чемоша зубами Атты, и Повелитель Смерти взревел от ярости. Он отвернулся от Риса, пнул собаку и отшвырнул ее от себя. Занеся сапог над ее телом, Чемош уже собирался показать Маджере, что о нем думает, растоптав проклятую шавку.
Рис все еще сжимал в окровавленной руке обломок посоха. Это было его единственное оружие, и он со всей своей силы вонзил его в спину Повелителя Смерти. Чемош охнул. И промахнулся. Атта уже вскочила на лапы и закрыла собой Риса. Оскалив зубы, она решительно смотрела в лицо Бога.
В этот момент в грот влетел, сжимая кулаки, Паслен.
– Рис, я здесь… – Кендер остановился, воззрился на Чемоша. – А ты кто такой? Стой! Я тебя знаю! Ты, кажется, мне знаком… О Боги! – Паслен затрясся. – Я точно знаю тебя! Ты – Смерть!
– По крайней мере, твоя, – холодно подтвердил Чемош и протянул руку, чтобы схватить кендера.
Вдруг земля – совершенно неожиданно – дернулась, отчего Чемош упал. Стены пещеры дрожали и трескались, куски камня и земли сыпались дождем, затем, коротко содрогнувшись напоследок, твердь замерла и успокоилась.
Бог и смертные смотрели друг на друга. Чемош стоял на четвереньках. Атта легла на брюхо и начала скулить.
Повелитель Смерти поднялся с земли. Не удостаивая смертных взглядом, он уставился в темноту.
– Кто из вас трясет мир? – закричал он, сжимая кулаки. – Это ты, Саргоннас? Зебоим? Ты, Маджере?
Если кто-то и ответил, смертные этого не услышали. Рис от боли был почти без сознания, он едва ли понимал, что творится вокруг. Паслен предпочел зажмуриться и надеялся, что, когда земля содрогнется в следующий раз, она разверзнется и поглотит его. Все лучше, чем снова ощутить на себе леденящий взгляд Повелителя Смерти.
– Встретимся в Бездне, монах, – пообещал Чемош и исчез.
– Ну и дела, ребята, – сказал Паслен, передергиваясь. – Как я рад, что он ушел. Хотя мог бы оставить нам немного света. Здесь темно, как у гоблина в… кишках. Рис…
Земля снова содрогнулась.
Кендер растянулся на камнях, одной рукой вцепившись в Атту, а другой прикрывая голову.
Трещины в стенах грота расширялись. Посыпались обломки скальной породы, валуны, куски почвы, лишившиеся своих убежищ жуки. Затем раздался чудовищный треск и скрежет. Паслен зажмурился покрепче и принялся ждать конца.
И снова все стихло, земля перестала сотрясаться. Но кендер не поверил этому затишью и не открывал глаза. Атта завозилась, высвобождаясь из его цепкой хватки. Он отпустил собаку, и она уползла куда-то вниз. Потом он почувствовал, как жук ползет по волосам, и Паслену пришлось открыть глаза. Он поймал жука и выбросил его.
Атта принялась громко лаять. Кендер стер с лица грязь и огляделся. Оказалось, что нет никакой разницы, открыты у него глаза или закрыты. Вокруг стояла кромешная тьма.
Атта продолжала лаять.
Паслен не рискнул подняться во весь рост из опасения, что стукнется обо что-нибудь, поэтому встал на четвереньки и, нащупывая дорогу, двинулся на бешеный собачий лай.
– Атта? – Он протянул руку и ощутил содрогающееся тело собаки. Она отчаянно рыла лапами землю и продолжала лаять.
Кендер пошарил вокруг, ощутил под пальцами множество острых камней, а затем нащупал что-то теплое и мягкое.
– Рис! – радостно выдохнул Паслен.
Он пошарил еще, нащупал нос и глаза друга, которые оказались закрытыми. Лоб Риса был теплый. Он дышал, но, должно быть, лишился сознания. Кендер коснулся головы монаха и почувствовал что-то теплое и липкое, бегущее струйкой по шее Риса.
Собака перестала копать и принялась лизать щеку хозяина.
– Сомневаюсь, что собачья слюна ему поможет, Атта, – заметил Паслен, отодвигая ее в сторону. – Надо вытащить его отсюда.
Он чуял в воздухе соленый запах моря и надеялся, что вход в пещеру не завалило. Паслен взял Риса за плечи, попробовал потянуть и с радостью ощутил, что тело друга поехало по камням, – он опасался, что Риса могло придавить тяжелыми обломками.
Кендер потянул еще раз, и вот Рис уже был рядом с ним, и Паслен подумал, что они сейчас выберутся отсюда, целые и невредимые, но раздавшийся звук похоронил его надежды.
Звяканье цепей.
Кендер застонал. Он совершенно забыл о том, что Рис прикован к стене.
– Может быть, скала треснула и цепи можно выдернуть? – с надеждой произнес он.
Нащупав наручник на кисти Риса, Паслен пошел по цепи к тому месту, где она была соединена с кольцом, которое, как оказалось, до сих пор, и весьма надежно, сидело в стене.
У кендера вырвалось ругательство, но потом он вспомнил – его же благословил Бог!
– А вдруг он дал мне силу десяти драконов? – взволнованно произнес Паслен, взялся за цепь и вскрикнул от боли в ободранных ладонях. Полагая, что тот, кто облечен драконьей силой, не должен обращать внимания на какую-то там боль, он уперся пятками в землю, отодвинув Атту, и со всей силы потянул за цепь.
Но цепь выскользнула из рук, и кендер упал навзничь.
Он снова выругался, поднялся и попробовал еще раз – теперь ему удалось удержать цепь.
Однако железное кольцо не шелохнулось.
Паслен сдался. Идя по цепи, он вернулся обратно к Рису, лежащему на земле, опустился на колени рядом с другом, откинул с застывшего лица слипшиеся от крови волосы. Атта улеглась рядом и снова принялась усердно вылизывать щеки хозяина.
– Мы пока не уходим, Рис, – сказал ему Паслен. – Правда, Атта? Вот видишь, и она говорит, не уходим. Не сейчас. – Он постарался придать голосу бодрые нотки. – Может, когда землю тряхнет в следующий раз, стена все-таки треснет, и эти кольца вылетят!
«Естественно, – добавил кендер мысленно, – если стена треснет, потолок рухнет нам на головы и похоронит заживо, но я этого не говорил».
– Я здесь, Рис. – Паслен взял вялую руку друга и крепко сжал. – И Атта тоже.
Земля задрожала.

Глава 13

Под красными водами Кровавого моря, в Башне Высшего Волшебства, Базальт с Каэле трудились не покладая рук, отмывая и начищая, готовясь к прибытию магов: приблизительно два десятка Черных Мантий должны были оставить свои дома и переселиться в Башню Нуитари.
Башня в Кровавом море была теперь открыта и готова к трудам.
После встречи с кузенами Нуитари понял, что ему больше нет нужды скрывать от всех новое место своего обитания. Он сообщил новость Даламару, главе Ложи Черных Мантий, и велел эльфийскому архимагу разослать приглашения всем Черным Мантиям, желающим совершенствовать свое мастерство в новой Башне.
Предложение было сделано и самому Даламару, который вежливо отклонил его, заметив, что присутствие Черных Мантий необходимо и в Вайрете. Лично Даламар считал, что ему лучше сразу лечь в гроб, чем оказаться погребенным под толщей воды, остаться без ветра и деревьев, синего неба и яркого солнца. Он так и сказал об этом Дженне.
Как Глава Конклава, она вовсе не радовалась решению Богов. Чародейка была против нового разделения Лож. Тоже самое произошло во времена перед началом правления Короля-Жреца, каждая Ложа получила собственную Башню, что привело к трагическим последствиям. Дженна сообщила свое мнение Лунитари, но Богиня Красной Луны была несказанно рада, что великолепная Вайретская Башня будет принадлежать ей безраздельно, и не стала ничего слушать. Что же касается Солинари, его фаворитка, Корин Белая, уже собрала отряд Белых Мантий и отправила его исследовать проклятую Башню, которая официально находилась в Палантасе, но, по сути, стояла в центре темных земель, заселенных умертвиями, Найтлунде.
Если говорить о Даламаре, то он ничего не имел против самой Башни, его не устраивало только ее местоположение. Архимаг считал, что у Ложи Черных Мантий давным-давно уже должна быть своя Башня. Лишь у Дженны имелись серьезные возражения, но она не стала высказывать их, как могла бы сделать в другое время, поскольку сейчас Конклав раздирали противоречивые мнения о том, как разрешить проблему Возлюбленных, особенно теперь, когда стало известно, каким именно жутким способом можно их уничтожить. Маги Ложи Черных Мантий все как один были за то, чтобы собрать армию детей и отправить ее в битву. Ходили слухи, что они уже занимаются этим.
Пока расползались сплетни и страхи, людей, имевших несчастье быть непохожими на соседей, чем-то вызвавших их недовольство или же просто оказавшихся не в то время не в том месте, объявляли Возлюбленными и арестовывали, или на них набрасывалась толпа. И поскольку маги всегда были загадочными, жили сами по себе, чаще вызывали в окружающих страх, они сделались основными мишенями для нападок. Дженна сейчас трудилась день и ночь, отыскивая магическое заклинание, способное остановить Возлюбленных, но у нее ничего не получалось. Башня на дне моря интересовала ее в последнюю очередь, поэтому она не стала спорить.
Нуитари победил и должен был благодарить за это Чемоша, о чем Бог Черной Луны подумывал с иронией.
И вот Базальт стелил в Башне постели, а Каэле в основном стоял рядом и смотрел, как гном работает. Из кладовой была принесена огромная стопка матрасов. Магам предстояло разнести их по комнатам, положить на кровати, затем застелить простынями и принести одеяла.
Оба сейчас работали в комнатах, предназначенных для высокопоставленных Черных Мантий, – каждому и каждой готовились отдельные покои. Матрасы для их постелей были набиты гусиным пухом, простыни из тонкого полотна, одеяла из мягкой шерсти. Комнаты для магов рангом ниже были поменьше, а матрасы – соломенными. Ученики магов жили в общих комнатах и зачастую делили матрасы с товарищами. Пока что Бог пригласил только высокопоставленных магов. Они должны были прибыть завтра утром.
– Ты должен помочь мне снять его, – пробурчал Базальт и указал на матрас на вершине кучи, откуда коротконогий гном никак не мог его достать. – Мне не дотянуться.
Каэле испустил давно сдерживаемый вздох человека, замученного работой, и взялся за края матраса. Он дернул вполсилы, затем застонал и схватился за поясницу.
– Ну, сколько можно наклоняться и разгибаться! Я растянул сухожилие!
Гном сердито посмотрел на него:
– Как это ты мог растянуть сухожилие? Самое тяжелое, что ты поднял сегодня, – стакан лучшего вина хозяина. Кстати, не думай, что я не сообщу ему об этом.
– Я снимал пробу – вдруг прокисло, – огрызнулся полуэльф. – Ты же не хочешь, чтобы архимагам подавали прокисшее вино, а?
– Просто помоги мне снять этот проклятый матрас, – проворчал Базальт.
Каэле поднял руки, и не успел гном его остановить, как эльф взмахнул руками и произнес несколько слов. Матрас поднялся в воздух и завис над ними.
– Что ты творишь?! Нельзя использовать магию для домашних дел! – закричал гном, выведенный из себя. – А вдруг хозяин тебя увидит? Убирай заклинание!
– Ладно, – согласился полуэльф.
Он завершил заклинание, и в результате матрас свалился гному на голову, прижав того к полу.
Каэле хмыкнул. Базальт издал придушенный вопль и с трудом выбрался из-под матраса, одержимый жаждой крови.
– Ты сам сказал, чтобы я убрал заклинание. – Полуэльф закусил губу. – Я просто подчинился приказу. Все-таки это ты у нас Смотритель Башни…
Каэле замолк. Глаза его широко раскрылись.
– Это еще что?
Глаза Базальта выкатились, он задрожал от кошмарного звука.
– Не знаю! Никогда такого не слышал!
Низкий рокот, словно где-то перекатывались гигантские валуны, трущиеся друг о друга, пришёл откуда-то снизу, из глубины у них под ногами. Звук делался все громче и громче, ближе и ближе. Столы и кровати заплясали по полу. Стены затряслись.
Эта тряска передалась ногам Базальта и перешла в кости. У него застучали зубы, и он прикусил язык. Каэле бросился к стопке матрасов и стоял, привалившись к ним.
Тряска прекратилась.
Базальт издал сиплый звук и указал рукой.
Пол, до сих пор совершенно ровный, теперь поднялся под углом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39