Где у тебя болит?
Но все, что сумел выговорить кендер:
– Как грустно! Я не могу вынести такой тоски!
Рис обнял его за плечи и повел из таверны.
Атта потрусила за ними следом, с тревогой поглядывая на своего друга. Время от времени она сочувственно лизала ему руку.
Разрываемый между беспокойством за друга и страхом потерять след брата, Рис делал все, что мог, чтобы успокоить Паслена и в то же время не выпускать из виду Ллеу.
Его брат шагал через доки, сунув руки в карманы и насвистывая что-то невнятное, словно ничто в мире не беспокоило его. Он приветствовал незнакомых людей, будто это были его старинные друзья, и скоро уже завязал беседу с группой моряков. Рис вспомнил, как всего несколько минут назад его несчастный брат умолял о смерти, и, кажется, понял, над чем так рыдал кендер.
Рис сочувственно похлопал Паслена по плечу, надеясь, что кендер уже приходит в себя, но тот казался совершенно разбитым. Паслен лишь повторял, захлебываясь и тяжело глотая, что все это так грустно, и плакал все сильнее. Рис уже начал опасаться, что ему все-таки придется оставить друга одного в таком состоянии, но затем заметил, как брат входит в бар в компании моряков.
Очевидно, что Ллеу пробудет там какое-то время, особенно если моряки будут платить за выпивку. И Рис повел Паслена в тихий переулок. Кендер опустился на землю, продолжая горько рыдать.
– Паслен, – произнес Рис, – я знаю, что ты переживаешь из-за Ллеу, но ведь слезами не поможешь…
Кендер поднял голову:
– Ллеу? Я печалюсь вовсе не из-за него! Из-за нее!
– Из-за нее? Ты говоришь о Мине? – переспросил Рис, изумленный. – Это по ней ты плачешь?
Паслен закивал, снова заливаясь слезами.
– А что с ней такое? – Риса вдруг осенило. – Она из Возлюбленных? Она мертва?
– О нет! – Кендер перевел дух, поколебался, затем повторил, только на этот раз медленнее: – Нет…
– Ты оплакиваешь все ужасное зло, которое она совершила? – Голос Риса посуровел. Он сжал посох обеими руками. – Она жива, и тем лучше. Значит, ее можно убить.
Паслен поднял на Риса залитое слезами лицо, в его глазах читалось изумление:
– Это в самом деле сказал ты? Ты хочешь ее убить? Ты, монах, который снимает муху с пивной пены, чтобы она нечаянно не утонула?
Рис вспомнил отчаянные мольбы брата и небрежный, равнодушный ответ Мины. Он подумал о юном Кэме из Утехи, обо всех молодых людях, рабах Чемоша, обреченных убивать, несущих отпечаток ее губ на своих сердцах.
– Жаль, что я не убил ее, когда она стояла передо мной, – сказал Рис, взял кендера за плечо и встряхнул, больно ущипнув. – Скажи мне, что с ней такое?
Паслен отстранился от него.
– На самом деле, я не знаю, – сказал кендер тихо. – Честное слово! Просто это чувство накатило на меня. Не сходи с ума, Рис. Я сейчас попытаюсь успокоиться.
Он икнул, и новые слезы покатились по щекам; кендер спрятал лицо в шерсти Атты. Она нюхала его шею и слизывала слезы. Ее карие глаза, устремленные на Риса, казалось, укоряли хозяина.
Кендер потер плечо в том месте, где его ущипнул Рис, и монах почувствовал себя настоящим чудовищем.
– Я схожу за водой.
Он извиняющимся жестом погладил кендера по плечу, отчего Паслен зарыдал еще пуще. Оставив его на попечение Атты, Рис пошел к ближайшему общественному колодцу. Он уже вытаскивал ведро, когда ощутил на шее сзади божественное дыхание.
– Что за тайну ты хранишь от меня, монах? – спросила Зебоим.
– У меня нет тайн, – ответил Рис, вздыхая.
– О какой еще загадке говорила эта девица? Какой ответ ты знаешь?
– Я не знаю, что она имела в виду, Королева, – сказал Рис. – Лучше спросить у нее.
– Она известная лгунья. А ты, при всех твоих прочих недостатках, – нет, так что скажи мне, что это за загадка, и назови на нее ответ.
– Я уже сказал тебе, Королева, я понятия не имею, о чем она говорила. Поскольку я не лжец, кажется, тебе стоит мне верить. – Рис наполнил водой кожаную флягу и пошел обратно в переулок.
Зебоим, кипя от злости, зашагала рядом с ним.
– Ты должен знать! Пошевели мозгами!
Рис слышал в голове голос брата, отчаянно умоляющий о смерти. Он чувствовал на своей коже слезы Паслена. Потеряв терпение, Рис сердито повернулся к Богине:
– Все, что я знаю, Королева, – ты держишь у себя человека, которого приказала мне отыскать! Я больше ничего тебе не должен!
Зебоим остановилась, на какой-то миг изумленная его злостью. Рис продолжал идти, и Богиня поспешила его нагнать. Она просунула руку под локоть монаха и крепко прижала, когда тот попытался освободиться.
– Мне нравится, когда ты проявляешь силу духа, но не делай так больше. – Она игриво шлепнула его по кисти, отчего рука онемела до локтя. – Что же касается Мины, я ведь познакомила вас, верно? Теперь ты знаешь, как она выглядит. Я ее отпустила, потому что у меня не было иного выбора. Ты ведь помнишь моего сына? Его душу, заключенную в фигуру кхаса?
Рис вздохнул. Еще бы ему не помнить!
– Ты будешь рад узнать, что он свободен, – сказала Зебоим.
Рис обнаружил, что легко может сдержать свой восторг по этому поводу.
Богиня немного помолчала, глядя на монаха прищуренными глазами, пытаясь заглянуть в его сердце.
И он открыл ей свою душу. Ему было нечего скрывать, и она в итоге сдалась.
– Ты говоришь правду. Наверное, ты действительно не знаешь ответа на загадку, – произнесла Зебоим свистящим шепотом. – Но на твоем месте я бы узнала. Мина заволновалась при виде тебя. Я это заметила. Не переживай, что ты не можешь ее найти, брат Рис. Мина и сама тебя отыщет!
С этими словами Богиня растворилась в брызгах внезапно налетевшего дождя.
Паслен с Аттой крепко спали. Кендер обнимал собаку за шею. Она положила ему одну лапу на грудь, защищая. Рис посмотрел на них, растянувшихся на булыжниках жалкого замусоренного переулка. Шерсть Атты свалялась, ее некогда блестящая шкура потеряла весь свой лоск, подушечки лап загрубели и потрескались. Каждый раз, когда они проходили мимо колышущихся лугов и зеленых холмов, Атта с тоской обводила взглядом пышную траву. Рис знал, что ей хочется бежать и бежать по этому зеленому ковру не останавливаясь, но вместо этого она брела вслед за ним, измученная и несчастная.
Что же касается кендера, питался Паслен регулярно, чего никогда не было до встречи с Рисом. Но одежда его истрепалась, сапоги так износились, что из них торчали большие пальцы. Самое же плохое было то, что бодрость и живость кендера покидали его, чем дольше они брели по дороге, день за днем преследуя мертвеца.
Кендеры никогда не плачут, ощущая раскаяние, подумал Рис. Кендеры не созданы для слез.
Он тяжело опустился на бочонок, закрыл лицо руками и прижал ладони к глазам, стараясь утешиться, мысленно увидеть зеленые пастбища, белых овец, черно-белую собаку, бегущую по холму. Но ничего этого не было. Рис не видел ничего, кроме дороги, холодного ветра, опустошения, деградации, смерти и отчаяния.
Его охватили стыд и отвращение к самому себе.
– Я был таким самонадеянным, таким напыщенным, – произнес монах, и горькие слезы опалили ему веки. – Мне казалось, я могу просто флиртовать со злом, идя при этом своим путем. Могу делать вид, будто служу Зебоим, и она никогда не предъявит на меня права. Могу идти по дороге тьмы, не теряя из виду солнце. Но вот солнечный свет померк, и я заблудился. У меня нет ни фонаря, ни компаса, чтобы отыскать дорогу. Я спотыкаюсь на тропе, заросшей сорными травами, я не вижу, куда поставить ногу. И этому пути нет конца.
Посох Маджере, который он считал благословением, теперь показался ему живым укором.
«Подумай о том, чем ты мог бы стать, – словно говорил ему Маджере. – Подумай о том, что ты отринул. Всегда держи перед собой эммиду, пусть она напоминает тебе об этом, пусть станет для тебя источником вечной муки».
Рис услышал невнятный мотив, его напевал голос, который он узнал. Он устало поднял голову и увидел Ллеу, промелькнувшего у выхода из переулка, где уже было темно – близился вечер.
«Ллеу… он идет на встречу с какой-нибудь несчастной молодой женщиной».
У Риса не было выбора. Он протянул руку и потряс Паслена. Атта, встревоженная, вскочила и, уловив запах Ллеу, зарычала.
– Нам пора идти, – сказал Рис.
Паслен кивнул, протирая глаза, распухшие от слез. Монах помог кендеру встать.
– Паслен, – произнес он с раскаянием, – прости меня. Я не хотел кричать на тебя. И, видят Боги, я никоим образом не хотел тебя обидеть.
– Все в порядке, – заверил Паслен, слабо улыбаясь. – Наверное, ты просто голоден. Вот, держи. – Он покопался в кармане, достал многострадальное мясо, сдул с него разный налипший в кармане мусор и убрал согнутый гвоздь. – Я поделюсь с тобой.
Рис не был голоден, но взял кусочек мяса. Он попробовал есть, но желудок сжался от одного запаха, и монах скормил свою долю Атте, пока Паслен не видел.
Все трое отправились в путь, следуя в ночь за Возлюбленным.

Глава 3

Они отправились вслед за Ллеу на верфи, где у него было назначено свидание с молодой женщиной. Однако та не пришла, и, прождав больше часа, Ллеу, проклиная ее на все лады, зашел в ближайшую таверну, которая попалась ему на пути. Рис по опыту знал, что брат останется здесь на всю ночь, и завтра он обнаружит его в таверне или рядом с ней. Они, с зевающим Пасленом и печальной Аттой, нашли укромный дверной проем и, прижавшись друг к другу, чтобы было теплее, собрались поспать, сколько получится.
Паслен уже негромко похрапывал, Рис сам начал дремать, когда услышал рычание Атты. Над ними возвышался человек в белых одеждах, переливающихся в свете его фонаря. Человек внимательно разглядывал их. У него было участливое и улыбчивое лицо, и Рис успокоил Атту.
– Все хорошо, девочка, – сказал он. – Это же жрец Мишакаль.
– А? – Паслен, вздрогнув, очнулся, моргая от света.
– Прошу прощения, что потревожил вас, друзья, – произнес человек в белом, – но в этом месте опасно оставаться на ночь. Я могу предложить вам крышу над головой, теплую постель и горячий завтрак утром.
Подойдя ближе, он поднял свой фонарь.
– Надо же! Монах! Брат, прошу принять мое предложение. Я Праведный Сын Патрик.
– Горячий завтрак… – повторил Паслен и с надеждой взглянул на Риса.
– Мы принимаем твое предложение, Праведный Сын, – благодарно произнес Рис. – Я Рис Каменотес. Это Паслен, а это Атта.
Жрец учтиво поклонился всем по очереди, даже Атте, и, хотя он с любопытством поглядывал на сине-зеленую рясу монаха, от вопросов вежливо удержался. Патрик повел их через город, освещая дорогу фонарем.
– Боюсь, идти далеко, – сказал жрец извиняющимся тоном. – Но в конце пути вас ждет отдохновение и покой. Как и в конце жизни, – добавил он, улыбаясь Рису.
Пока они шли, он рассказал, что эта часть Нового Порта называется Старым Портом, поскольку является старейшей частью молодого города. Нового Порта еще не было, когда Катаклизм сотряс весь Ансалонский континент, поднимая одни участки земли и затопляя другие, разделяя одни части материка и сталкивая лоб в лоб другие. В результате одного из подобных сотрясений возникло большое затопленное водой пространство, названное Новым морем.
Первыми поселенцами, прибывшими в это место, были беженцы с раздираемого беспорядками севера, которые тут же поняли, насколько это удачное место для строительства. Сам ландшафт образовывал естественную гавань. Корабли, которые в скором времени начнут бороздить воды Нового моря, смогут приставать здесь, сгружать товары, производить ремонт – все, что нужно.
Сначала город представлял собой небольшой форт, выходящий на гавань, но вскоре быстро растущий Новый Порт выплеснулся за его границы, растянулся вдоль берега и начал строиться вглубь континента.
– Как неблагодарное дитя, добившееся богатства и признания, не желает больше знать своих скромных родителей, которые привели его в этот мир, так богатые районы города сейчас расположены далеко от доков, благодаря которым стало возможно их появление, – пояснил Патрик, печально качая головой. – Процветающие торговцы, владеющие кораблями и верфями, живут подальше от рыбной вони. Бордели, игорные притоны и таверны вроде «Бригантины» вытеснили более приличные заведения с побережья. Жилье рядом с доками дешево, потому что никто не захочет жить здесь по доброй воле.
Они проходили ряд за рядом жалкие лачуги из досок, принесенных с заброшенных верфей, шли по убогим улицам, вымощенным грязью. Мимо них проходили пьяные моряки и неряшливого вида женщины. Хотя было уже далеко за полночь, к ним подбегали дети, выпрашивающие мелочь, малыши рылись в кучах отбросов, выискивая еду. Каждый раз, когда они проходили мимо таких детей, Патрик останавливался и говорил с ними, прежде чем отправиться дальше.
– Мы с женой основали здесь, в доках, школу, – пояснил он. – Учим таких детей читать и писать, а домой они уходят, нормально поев хотя бы один раз в день. Надеюсь, мы сумеем помочь некоторым из них обрести для себя лучшую жизнь за пределами этого кошмарного места.
– Да благословят Боги и дар, и дающего, – негромко произнес Рис.
– Мы стараемся как можем, брат, – отозвался Патрик с улыбкой и вздохом. – Делаем что можем. Вот мы и пришли. Входите. Да, Атта, и ты тоже входи.
Храм Мишакаль вовсе не был грандиозной постройкой, напротив, очень скромной и явно недавно отремонтированной, потому что в помещении сильно пахло побелкой. Единственное, что выдавало в этом доме Храм, был священный символ Мишакаль, недавно изображенный на одной из стен.
Рис уже хотел войти, когда вдруг заметил в свете фонаря что-то такое, отчего резко затормозил, и Паслен врезался в него.
На одной стене маленького храма были написаны большими красными буквами слова: «Опасайся Возлюбленных Чемоша!»
Под этой строкой шел абзац текста с описанием Возлюбленных, призывом обращать внимание на отметину от поцелуя Мины и ни в коем случае ни при каких обстоятельствах не приносить клятву верности Богу Смерти.
– А, – произнес Патрик, хмуро глядя на Риса, – вижу, вы что-то знаете о Возлюбленных Чемоша?
– К сожалению, да, – ответил монах.
– Вы полагаете, что подобное предупреждение поможет остановить Возлюбленных?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39