— Тебе это было известно больше, чем кому бы то ни было, — пошутил Мэт, внимательно глядя на то, как громадные камни становятся прозрачными и тают, превращаясь в тучки. — Их колдуны тоже веников не вяжут, — отметил он.
Мавры упрямо продвигались к стене, невзирая на завесу тумана, образовавшуюся после исчезновения камней. Навстречу врагам устремился град стрел. Стрелы не долетели до цели, развернулись и устремились обратно — к тем, кто их выпустил. Однако, долетев до стены, стрелы успели значительно сбавить скорость, и лучники Бордестанга, изловчившись, схватили их и вновь зарядили ими луки.
— Или мама, или Савл, — пробормотал Мэт. А потом прямо перед маврами взорвалась земля, взметнулось облако птичьего пуха, захватчиков ослепило. Мэт решил, что все они наверняка жутко расчихались и раскашлялись.
А потом ворота открылись, и из них выехал конный отряд, возглавляемый рыцарем в черных латах.
— Сэр Ги! — радостно воскликнул Мэт. — Слава Богу, он явился на помощь!
Схватка у ворот получилась короткой, но яростной. Защитники города наблюдали за схваткой со стены: полуслепые от птичьего пуха, чихая и кашляя, мавры отступали. В последнее решающее мгновение со стены выстрелила небольшая катапульта. Увесистое каменное ядро угодило в осадную башню и снесло ее верхушку. Изображение на воде стало таять в тот миг, когда сэр Ги увел свой отряд обратно в город, и ворота за ним захлопнулись.
Мэт вышел из себя.
— Ублюдок! — вскричал он. — Подлец! Гений! Он повел свое войско в обход, морем! Как только мы скрылись из виду, корабли подплыли к столице по реке! Естественно, он сидит около Пиренеев, вместо того чтобы атаковать Ринальдо!
— Точно! — подхватил Рамон. — Там ведь сейчас только половина его войска, верно? Вторая половина здесь и дожидается, когда войско королевы пересечет Пиренеи!
— Нечего дивиться тому, что гонец от Ринальдо прорвался к нам — в планы Тафы как раз и входило то, что королева отправится на помощь королю Ибирии. Проклятие! Я бы прикончил этого юнца, если бы он не привел меня в восторг своей стратегией! — Мэт взмахнул рукой над чашей. — Мы должны сообщить Алисанде если она уже не попала в засаду!
Изображение замка исчезло, на поверхности воды появилось новое изображение: войско на марше, шагающее по полям, зеленеющим свежими всходами.
Рамон нахмурился.
— Здесь ночь, а их мы видим утром.
— Перед рассветом, — уточнил Мэт. — Свет сероватый и тени еще не легли. Видимо, при передаче изображения небольшая разница во времени все-таки существует. — Указав пальцем на золотоволосую фигурку впереди войска, он воскликнул:
— Алисанда! Она ведет войско и торопится, раз подняла воинов до рассвета!
— С ней все в порядке, — добавил Рамон. — Войско в пути и в засаду не попало.
— Пока, — с горечью проговорил Мэт. — Как же мне передать им весточку?
Мэт задумался. Он искал подходящее заклинание.
— Может быть, это не так уж и актуально? — спросил Рамон. — Они идут к солнцу или от него?
— Отлично придумано! — похвалил отца Мэт и снова, что-то бормоча, провел рукой над поверхностью воды. Само войско стало меньше, теперь взглядом можно было охватить более широкое пространство. Наконец сбоку над горизонтом стало видно золотистое свечение.
— Рассвет! — воскликнул Рамон и тут же вспомнил о стенах, имеющих уши.
Схватив блокнот, он быстро написал:
Они уходят от солнца.
— Хвала Небесам! — выдохнул Мэт так тихо, как только мог, взял у отца ручку и написал в блокноте:
Они возвращаются в Бордестанг! Видимо, Савлу каким-то образом удалось сообщить ей о случившемся.
Нахмурившись, он приписал:
Алисанда возвращается, чтобы зажать мавританское войско между своей армией и городом. Мне срочно нужно туда.
Наверное,
— ответил Рамон сыну в письменной форме и пристально посмотрел — Мэта. Понимал ли он, что его жена уходит оттуда, где сейчас находится он и предоставляет его самому себе? Если Мэт это и понимал, похоже, это его сейчас не волновало, да и не время сейчас было заводить такой разговор.
Вслух же Рамон сказал:
— Нужно понять, насколько ты полезен здесь, сынок. У тебя появились задатки дипломата, о которых я и не предполагал. Очень может быть, что тебе удастся укоротить эту войну тем, что ты останешься здесь, что ты будешь думать и говорить. Вдруг тебе вообще удастся положить войне конец.
При этом в блокноте Рамон написал:
Оставайся.
— С трудом верится, что от меня тут будет толк, — покачал головой Мэт.
Однако предложение отца не лишено было смысла: если бы ему удалось доказать Тафе, какие силы стоят за вторжением мавров в Ибирию и Меровенс, он мог бы добиться мира, и к тому времени, когда он вернулся бы в Бордестанг, глядишь, Алисанде и вовсе не пришлось бы вступать в бой.
Партизаны,
— написал Рамон в блокноте. Мэт угрюмо кивнул. Если дипломатия провалится, он мог бы организовать движение сопротивления. В конце концов, у него в роду уже есть один испанский партизан.
— Сидя в этом шатре, мы ничего не добьемся.
— А какой у нас выбор? — спросил Рамон, но его глаза уже весело сверкали.
Мэт вздохнул. Давно пора. Он и так слишком долго тянул. Встав, Мэт пошел по кругу вблизи стенок шатра, бормоча под нос:
Десяток стражников у входа,
Но, может, все-таки свобода
Нас ждет за стенами шатра?
Хотелось б смыться до утра...
Мэт коснулся рукой шелковой стенки, и по его пальцам ударила яркая искра.
Раздался треск, похожий на чирканье зажигалкой. Мэт обжегся, сжал обожженные пальцы другой рукой, скривился. Отец бросился к нему, протянул руку, предлагая растереть больное место, но Мэт отрицательно покачал головой. Делать нечего нужно ждать, пока пройдет боль.
— Статическое электричество? — высказал предположение Рамон.
Мэт раздраженно мотнул головой. Рамон приложил руку к уху и указал на стенку шатра. Мэт понял его. Нужно было говорить о чем угодно, лишь бы стражников не заинтересовало, отчего это они так внезапно умолкли.
— Эти стены просто пропитаны магией, папа.
— Ясно, — кивнул Рамон. — Значит, она проявляется в виде выбросов энергии?
— Может проявляться, — ответил Мэт. Боль мало-помалу утихала. — Не забывай, тот колдун, который наложил заклятие на эти стены, понятия не имеет об электричестве. Скорее всего он сотворил некое подобие молнии.
— То есть «небесного огня», да? — Рамон понимающе кивнул. — Но ведь его можно, так сказать, заземлить?
Мэт с радостью отметил, что их диалог был совершенно непонятен стражникам и звучал как сущая галиматья даже в том случае, если кто-то из них знал язык Меровенса. А для себя Мэт решил, что мысль о заземлении недурна и что в следующий раз не стоит подвергать себя риску.
— Кто знает? А вдруг электрический заряд всякий раз обновляется? А если нет, то все равно можно преспокойненько взлететь на воздух. — Он поднял руку. — Жаль, нельзя сказать как-нибудь покрепче, упомянуть чью-то бабушку — здесь, в этом мире, это слово на букву «ч» лучше не произносить.
— Понятно... — задумчиво протянул Рамон, отошел к столу, нацарапал на страничке блокнота вопросительный знак и вздохнул:
— Мне еще немного нужно узнать о физических явлениях в этом мире.
— Ну... — протянул Мэт. — У мавров уже есть алгебра, так что, возможно, они нас опередили.
Вообще-то Мэт так не думал. Лучше всего соотношение сил в этом мире передавалось не уравнениями, а стихами. Взяв ручку, он написал:
Попробую прочесть транспортированный стишок. Приготовься.
Взяв отца за руку, Мэт заговорил нараспев:
Мы не за решеткой, в темнице сырой,
Не в башне высокой, не в черной дыре —
B тюрьме комфортабельной, теплой, сухой —
В роскошном из серого шелка шатре.
Но нас не прельщает подушек гора,
И крикнуть охота:
«Пора, брат, пора!»
Томиться мы далее тут не хотим,
Давай поднатужимся — и улетим!
Отец встревоженно глянул на сына. Но опоздал. Все вокруг завертелось в бешеном вихре... и застыло. Мэт упал на столик, Рамон повалился спиной на подушки. У Мэта жутко кружилась голова, но он, совладав с собой, бросился к отцу. Рамон сел. Он явно еще плохо ориентировался, но у Мэта вырвался вздох облегчения.
— Дай-ка я угадаю, — проворчал Рамон, придя в себя. — Вероятно, наши тюремщики и такую возможность предусмотрели?
— Либо предусмотрели, либо глаз с нас не спускают. — Мэт задумался: уж не переодетый ли колдун — один из стражников? А кто живет в соседнем шатре? Тоже вопрос.
Отец кивнул и взял ручку.
Позови Лакшми,
— написал он в блокноте.
Мэт выпучил глаза. Его охватил страх — и страх этот уж никак не был связан ни с произнесением контрзаклинаний, ни с подслушивающими вражескими колдунами.
Мэт весьма выразительно затряс головой.
Отец облегченно вздохнул и тихонечко запел:
Лакшми дорогая, подруга моя?
Унес тебя ветер в чужие края...
О, где же ты бродить?
Скажу не тая:
Нужна дозарезу нам помощь твоя!
Мэт продолжал мотать головой, но тут посередине шатра завертелся маленький смерчик. Смерчик гудел и вырастал на глазах. Достигнув высоты пять с половиной футов, гул смерча превратился в хрипловатое контральто и вопросил:
— С какой стати мне являться к людям, которые меня отвергли?
— Ну... к примеру, чтобы отблагодарить их, — совершенно невинно отозвался Рамон.
Смерч начал менять, очертания, съеживаться, в нем проступили контуры, при виде которых Мэт бы непременно сладострастно взвыл, не знай он, какой разрушительный потенциал за этими контурами таится.
— Отблагодарить? — возмущенно вопросил голос. — Я вас уже дважды отблагодарила! Я пощадила вас, я прогнала более слабого джинна и отнесла вас к махди! Мне, что же, вас десять раз благодарить нужно?
— Но мы тебе оказали очень большую услугу, — напомнил джинне Рамон. — Но если тебе так уж трудно ответить добром на добро, тогда я молю тебя, сделай это ради дружбы.
— Ради дружбы? — Смерч окончательно утихомирился, осел, и Лакшми шагнула к Рамону. Бросив попутно взгляд на Мэта, она смерила его глазами с головы до ног.
Мэту показалось, что он слышит мысли джинны: «Если мне не достался сынок, может, папочка сойдет?» Джинна развернулась к Рамону и промурлыкала:
— Какие доказательства дружбы ты можешь предложить мне?
— О, только те, о которых прошу сам! — воскликнул Рамон. — Я готов помочь, когда тебе будет грозить беда — и я, и мой сын, как только сумеем! — Рамон шагнул к джинне, и Мэт был готов поклясться: в глазах отца горел игривый огонек.
— Беда? Мне? — игривым полушепотом проговорила джинна и приблизилась почти вплотную к Рамону. — Только в этом случае ты готов помочь мне?
— Увы, боюсь, что так, — вздохнул Рамон, хотя мимика его говорила обратное. — Ну разве что еще я готов разделить твое общество, когда тебе будет одиноко.
— Джинны вообще-то живут одиноко, — проворковала Лакшми, — но бывают времена, когда нам хочется, чтобы кто-то был рядом.
— Мне это очень знакомо, — кивнул Рамон. — Но было бы нечестно с моей стороны предлагать тебе то, что я уже некогда предложил другой. Между тем дружба — не такое уж скромное подношение.
На миг Лакшми озарилась гневом — в буквальном смысле! Крошечные языки пламени вспыхнули над ее бровями, плечами, грудями. Мэт в панике прошептал мощнейшее заклинание против злых духов.
— Все мужчины во все времена тянутся к красоте, чудесной, волшебной красоте, — пробормотал Рамон.
Пламя гнева тут же угасло, Лакшми насмешливо улыбнулась.
— О да, вот только такая красота у тебя уже есть, верно? И все же от дружбы не так легко отказаться. Надеюсь, твоя жена примет меня так же любезно, как ты. А теперь довольно, о ты, Обещающий-Невыполнимые-Услуги! Чего ты хочешь от меня?
С этими словами она одарила Мэта таким похотливым взглядом, что все его мужские гормоны взвыли, словно волки на луну. Правда, их вою ответили колокола тревоги, вовсю забившие в его голове.
Рамон поспешно проговорил:
— О, нам нужна сущая безделица. Вынеси нас из этой шелковой тюрьмы, и все.
Лакшми, нахмурив брови, повернула голову к Рамону. Мэт облегченно выдохнул. Джинна фыркнула.
— Два могущественных чародея не могут выбраться из шелкового шатра? Значит, здесь есть нечто такое, чего не увидишь глазами смертных... — Она внимательно осмотрела стены шатра. Глаза ее полыхнули загадочным светом. Затем свет угас и она объявила:
— Сильнейшими чарами пропитана сама ткань этого шатра.
— Какие чары могут смутить принцессу джиннов? — заискивающе вопросил Рамон.
— Нет таких чар, — рассеянно отозвалась Лакшми, крепко схватила обоих мужчин за руки, и шатер бешено завертелся вокруг них.
Глава 18
Лакшми прижала обоих мужчин к животу. То ли они уменьшались, то ли Лакшми увеличивалась, хотя это навряд ли, иначе она бы прорвала головой крышу шатра. А шатер вертелся вокруг них все быстрее и быстрее, и наконец все слилось в серый туман, и Мэту пришлось вступить в борьбу с собственным желудком. Потом туман поредел, все потемнело, на темном фоне появились ярко-желтые полосы, затем они расплылись, и желудок Мэта дал ему понять, что скорость вращения упала. Джинна-торнадо вращалась все медленнее и медленнее, световые полосы сжались до размеров точек, точки проносились мимо... медленнее, еще медленнее, и наконец остановились, застыли. Лакшми отпустила своих «пассажиров». Они сделали несколько нетвердых шагов. Мэт уцепился за отца, они прижались друг к другу и постояли, пока не обрели равновесие и не увидели, что лагерь махди лежит внизу — тысячи походных костров напоминали отражение звездного неба. Мэт понял: они стоят на вершине невысокого холма. Его охватило чувство облегчения, навалилась слабость, Мэт с трудом держался на ногах. Ему удалось выдавить:
— С-спасибо... принцесса Лакшми.
— О да, тысячу раз спасибо тебе, о жемчужина джиннов! — сказал Рамон. Его голос тоже слегка дрожал.
— Рада была помочь вам, — отозвалась Лакшми, пренебрежительно фыркнув. — В конце концов, я не обязана делать то, что не приносит мне радости. Ты сам освободил меня, чародей, и теперь я вольна лететь куда хочу... или не хочу!
Мэт не отрывал глаз от джинны. Ее силуэт слабо мерцал на фоне звездного неба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50